По разным подсчетам, в огромном киевском овраге, ставшем символом самого жуткого преступления против человечности, покоятся тела от 70 до 200 тысяч расстрелянных с 1941 по 1943 год — евреев, цыган, караимов, военнопленных. Первыми жертвами нелюдей были 752 пациента психиатрической больницы имени Павлова, расстрелянные спустя неделю после начала оккупации столицы Украины — 27 сентября 1941 года.
24 сентября «новые власти» вывесили по всему городу около двух тысяч объявлений: «Все жиды города Киева и его окрестностей должны явиться в понедельник 29 сентября к 8 часам утра на угол Мельниковой и Доктеривской улиц (возле кладбища). Взять с собой документы, деньги, ценные вещи, а также теплую одежду, белье и прочее. Кто из жидов не выполнит это распоряжение и будет найден в другом месте, будет расстрелян. Кто из граждан проникнет в оставленные жидами квартиры и присвоит себе вещи, будет расстрелян». Одновременно через дворников и управдомов они распространяли дезинформацию о том, что собираются просто провести перепись и переселение евреев. Люди им поверили…
За два дня — 29 и 30 сентября — погибли почти 34 тысячи евреев (малышей до трех лет никто даже не учитывал), в основном это были женщины, дети и старики. В своих отчетах фашисты потом писали, что «акция проведена безупречно, никаких происшествий не было». Еще в их текстах часто встречалось слово «спецобработка».
Адский конвейер работал очень быстро. Люди шли на казнь через пропускной пункт группами по 30—40 человек. У них отбирали пожитки и заставляли раздеться. Они аккуратно складывали верхнюю одежду (было очень холодно, дул сильный ветер), обувь и нижнее белье, отдельно — драгоценности. По рассказам очевидцев, не проходило минуты с момента, когда человек снимал пальто, до того, как он уже стоял совершенно обнаженный.
Затем несчастных загоняли в проходы в насыпи на краю ущелья. Хотя изверги включали над местом расстрела громкую музыку, отовсюду слышались жуткие крики обезумевших от горя людей, голоса детей, звавших маму. Праведник народов мира (это почетное звание в Израиле присваивают представителям других национальностей, спасавшим евреев в годы нацизма, рискуя собственной жизнью) София Яровая, благодаря которой остались живыми семеро обреченных на смерть евреев, рассказала в прошлом году «ФАКТАМ», как на глазах ее дяди у молоденькой женщины вырывали малыша, а она не отдавала. Ребенка взяли за ножку и бросили в яму…
На противоположном краю находился пулеметчик. Как только ров заполнялся двумя-тремя слоями дергающихся в конвульсиях, залитых кровью тел, их присыпали землей… Земля долго ходила ходуном, буквально дышала.
Следующие массовые казни евреев прошли 1, 2, 8 и 11 октября. Спастись из ада смогли только 29 человек. В том числе Дина Проничева, которая бросилась в яму за мгновение до пулеметной очереди. Позже она стала одним из ключевых свидетелей на судебных процессах над палачами («ФАКТЫ» рассказывали удивительную историю спасения Дины Мироновны и чудом тогда выживших ее маленьких сына и дочки).
Вот две цитаты из ее воспоминаний.
«Сначала меня обдало всю кровью, по лицу стекала кровь. Я слышала стоны. После нашей небольшой группы в этот вечер уже никого не расстреливали. Мы лежали сверху ямы. Потом я услышала предсмертную икоту, плач — это все исходило от недобитых людей, от умирающих.
Немцы светили фонариками сверху и стреляли вниз, добивая недострелянных. Недалеко от меня кто-то сильно стонал, и немцы спустились вниз, их это очень раздражало, ходили по трупам и достреливали тех, кто шевелился".
«На моих глазах евреев раздевали, били, люди истерически смеялись, видимо, сходя с ума, становились за несколько минут седыми. Грудных детей вырывали у матерей и бросали вверх через какую-то песчаную стену, всех голых выстраивали по два-три человека и вели на возвышенность к песчаной стене, в которой были прорези. Туда люди входили и не возвращались…»
Читайте также: Рувим Штейн: «Я выжил только потому, что, погибая, мама крикнула мне: „Беги!“ А я не мог ослушаться…»
Коренному киевлянину Юрию Фуксу трижды удалось уйти от верной смерти.
— Юрий Захарович, кто вас спас от неминуемой гибели?
— Один раз мама, дважды — Мария Григорьевна Коренева. Ее имя занесено в Книгу праведников, посвященную людям, которые в военные годы спасали евреев.
Сразу объясню, что мне шел шестой год, поэтому мало что помню. Наша семья — дедушка, бабушка, папа, мама, я и младшая сестренка Люда — жила на Подоле, на улице Константиновской, за теперешним кинотеатром «Жовтень» в кирпичном доме дореволюционной постройки. У дедушки с бабушкой была двухкомнатная квартира в полуподвале, а у нас — комната в одноэтажном деревянном домике во дворе.
Дед был рабочим обувной фабрики, а бабушка домохозяйкой. Она была веселой, пекла вкусные пироги. Дедушка с бабушкой вырастили пятерых детей — трех сыновей и двух дочерей. Старший вернулся с войны в чине майора, а средний и младший, мой отец, погибли. Точной даты и места гибели отца не знаю, хотя писал в разные инстанции. Думаю, что это случилось в самом начале войны.
— Чем родители занимались?
— Отец вроде был снабженцем или экспедитором, часто уезжал в командировки. Мама не работала.
Когда всем евреям велели явиться на сборные пункты, мама быстро собрала нас с сестрой, и мы переехали в двухэтажный барак на Щекавицкой. Тогда много помещений пустовало. Не знаю, почему она так поступила. Но ее интуиция спасла нас от участи бабушки и дедушки.
Старики могли уехать, рассказывала мне потом тетка. Но и дед, и его знакомые были уверены в немцах: «Это же цивилизованная нация, что они нам сделают?» Ведь в 1918 году те защищали евреев от петлюровцев. Это и стало аргументом для многих, поверивших, что их действительно просто куда-то переселят.
29 сентября дедушка с бабушкой взяли документы, деньги, какие-то ценные вещи и отправились на пункт сбора. Больше я их никогда не видел.
Позже мы в надежде, что они все-таки вернулись, пришли в их квартиру. Увидели там страшную картину: пустые помещения, все разграблено, изорвано, растоптано, свалено на пол. Кто-то очень хорошо похозяйничал.
Мы остались жить в том бараке. Кроме нас, там была только одинокая Мария Григорьевна Коренева. Ее муж тоже погиб на фронте, своих детей у нее не было. Так как мама часто ходила в села, чтобы поменять вещи на еду (видимо, мы до войны жили небедно), мы с сестрой в это время находились у соседки.
* Юрий Фукс: «Дедушка с бабушкой взяли документы, деньги, какие-то ценные вещи и отправились на пункт сбора. Больше я их никогда не видел». Фото Сергея ТУШИНСКОГО, «ФАКТЫ»
— Но мама вскоре погибла?
— Да. В марте—апреле 1942 года я почему-то был в квартире Марии Григорьевны, а мама с сестрой — дома. Соседка случайно увидела, что во двор вошли полицаи и направились в нашу квартиру. Она сразу поняла, что это облава, и спрятала меня под кроватью, забросав тряпьем. Велела молчать и не высовываться ни при каких обстоятельствах.
Видимо, кто-то донес, что мама — еврейка и прячется с двумя малолетними детьми. Я даже не видел, как маму с Людой увели. Скорее всего, тоже в Бабий Яр. Другого варианта не могло быть. До сих пор не знаю, сколько маме было лет, когда она погибла. Не сохранилось ни документов, ни вещей, ни фото — ничего. Помню лишь, что мама была молодая и красивая. А сестренка младше меня года на полтора-два. Совсем еще ребенок…
Позже Мария Григорьевна переехала со мной к своим знакомым или родственникам на Куреневку. Там был самый настоящий «шанхай» — в основном маленькие так называемые мазанки из глины и соломы. Найти кого-нибудь в том районе было нереально. Мы там жили до августа 1943 года.
* В своих отчетах фашисты потом писали, что «акция проведена безупречно, никаких происшествий не было…»
— Вы же еще раз были на волосок от гибели?
— Однажды ранним осенним утром в тот район нагрянули полицаи. Всех, кого нашли, вывели на улицу и погнали на площадь, которая в ту пору называлась Евбаз (до войны там был еврейский базар, ныне это площадь Победы). Все пространство было заполнено испуганными, полураздетыми людьми. Женщины плакали, дети кричали. Мы стояли в окружении автоматчиков. Тех, кто пытался убежать, догоняли и расстреливали.
Мы были уверены, что нас тоже погонят в Бабий Яр. Однако всех продержали на площади целый день, а потом погрузили в поезд. Я с Марией Григорьевной попал в Винницу. Там в 1945 году пошел в первый класс. Через время она отдала меня в детский дом. Но вскоре вернулся из армии старший сын отца от первого брака и забрал меня. А спустя год нашлась старшая сестра папы. Она в ту пору жила в Средней Азии в эвакуации. Меня отправили к ней. Там мы пробыли пять лет.
После восьмилетки я окончил Киевский техникум радиоэлектроники. Работал на заводах, в Институте проблем материаловедения, представителем литовского телевизионного завода «Таурас», в телеателье. У меня хорошая семья. Двое детей, внуки, правнуки.
После войны я видел Марию Григорьевну только один раз. Знаю, что она родилась в 1904 году, а в 1978-м ее не стало.
Меня часто спрашивают, что врезалось в мою детскую память о войне. Больше всего — что постоянно хотел есть. Потом еще очень долго, если видел выброшенный кусок хлеба, начинал болеть желудок. Так реагировал организм.
А еще отлично помню, как в первые дни оккупации по улице ехали гитлеровцы на мотоциклах, а некоторые киевляне стояли на тротуаре с цветами. Эта картина у меня до сих пор перед глазами.
Читайте также: «Мы легли на мерзлую землю, и мать предложила немцу убить нас, чтобы не мучиться в этом аду»
— Что люди рассказывали о Бабьем Яре?
— В первые годы почти ничего. Негласно было запрещено говорить об этом ужасе. А уж о том, что 99 процентов погибших — евреи, и подавно.
Это уже гораздо позже начала выплывать правда, появились статьи, книги, фильмы. Известно, что после расстрела изверги достреливали тех, кто шевелился. Но на ночь они сняли оцепление, поэтому местные смельчаки, жившие неподалеку, вытащили некоторых детишек, которых матери бросили в яму еще до выстрелов. Все знают историю Дины Проничевой, которая чудом спаслась.
Еще рассказывали, что немцы, отступая, загнали в Бабий Яр военнопленных на работы. Туда привезли деревянные железнодорожные шпалы и сделали из них такие «пирамиды» — слой шпал, слой тел. Останки обливали мазутом или бензином и сжигали.
Знаете, я дал много интервью. Но вам впервые скажу о том, что меня мучает всю жизнь один вопрос: о чем думал дедушка в момент, когда вместе со всеми попал внутрь оцепления и им дали команду раздеваться наголо, когда он понял, что это конец, что дальше дороги нет, только край этого яра?..
Как уже сообщали «ФАКТЫ», в Киеве создадут Мемориальный центр Холокоста «Бабий Яр».
Кроме того, мы подробно рассказывали, каким видят будущий музейный комплекс ученые, исследователи и представители еврейских общин.