Известная украинская актриса рассказывает о легендарной кинозвезде и своей подруге, скончавшейся на 83-м году жизни и похороненной в минувшую среду на Кунцевском кладбище в Москве
9 июля состоялись похороны Нонны Мордюковой. Эту актрису еще при жизни называли легендой кино XX века. Она умерла тихо в больнице, почти не мучаясь. В ноябре ей должно было исполниться 83 года. Долгих пять лет Нонна Викторовна тяжело болела диабетом и в последнее время уже практически не ходила.
Одной из немногих подруг, оставшихся у великой актрисы, была Раиса Недашковская. Они познакомились в Цюрупинске в 1967 году на съемках картины «Комиссар». Сначала приняли друг друга в штыки, а потом стали неразлучны. Весть о смерти Мордюковой застала Раису Степановну на кинофестивале в Артеке. Первым же самолетом Недашковская вылетела в Москву, чтобы проститься с подругой…
— Вы с Нонной Мордюковой познакомились на съемках фильма «Комиссар». Какое впечатление она на вас произвела?
— Колоссальное! Что вы! Тогда Мордюкова уже была величина, она сыграла в «Молодой гвардии», «Чужой родне», «Женитьбе Бальзаминова», «Председателе». Я, конечно, была не столь известна. К тому же, когда я начала работу в фильме, Нонна там уже снималась. Меня взяли на роль Марии Магазанник вместо Кати Райкиной, которая отработала в нескольких эпизодах, но почему-то не подошла режиссеру. Нонна очень переживала за Катю и, понятно, мое появление на съемочной площадке восприняла в штыки.
— Представляю, какой вы испытали стресс!
— Не то слово! Она не хотела со мной разговаривать, могла даже прикрикнуть на площадке. Всем своим видом показывала, как недовольна мной! Если бы не режиссер фильма Александр Аскольдов, который верил в меня и буквально за руку ввел в картину, не знаю, сыграла ли бы я в «Комиссаре». Аскольдов — очень талантливый человек. То, что мы видели на экране, всего процентов 60 задуманного им. Наша встреча с Нонной началась с эдакого присматривания друг к другу. Где-то в середине работы, когда мы уже отснялись в Цюрупинске, наступило потепление в наших отношениях. А подружились мы во время родов.
— Родов?
— Да, когда снимали сцену тяжелых родов героини Мордюковой. Чтобы подготовиться к этой сцене, я неделю провела в роддоме Каменца-Подольского. Аскольдов даже шутил, если меня там оставить еще на несколько дней, то поменяю профессию, настолько я прониклась любовью к роженицам. Когда снимали роды, мы были с Нонной как один организм, такая энергетика витала на площадке. Я принимала роды у Мордюковой-комиссара, и сцена была записана буквально с первого дубля. Тогда я почувствовала, что мы стали роднее. И Нонна перестала меня игнорировать. А потом мне пришлось ее бить.
— Это знаменитая сцена, когда героиня Мордюковой падает в обморок, а вы лупите ее по щекам со всей силы.
— Да, а она умоляет: «Не мучайте меня… » Ну, луплю — это сильно сказано. Конечно, больно я не била. Перед съемкой этой сцены говорю режиссеру: «Не могу ее ударить, я не сделаю этого!» Он: «Бей!» и берет крупный план. Я чуть не плачу: «Не могу!» Тогда режиссер говорит: «Хорошо, ударь меня». Включается мотор, и я ему со всей силы как влепила. Александр Яковлевич лишь сказал, потирая щеку: «Да, неприятно».
— Но эпизод с Мордюковой все-таки сняли.
— Я ударила Нонну очень легко. Снимали несколько дублей подряд. На пятом она взмолилась: «Хватит, я больше не могу». А меня в «Комиссаре» били 18 дублей подряд. Ролан Быков хлестал меня по щекам и после каждого дубля просил прощения. С ума сойти…
— Но вам за роль Марии Магазанник дали «Нику».
— Никогда не забуду день, когда мне вручили кинопремию за «Комиссара» — это было в 1988 году. «Ника» — высшая награда, которую я получала в своей жизни. Кстати, ее вручение нас с Нонной окончательно сблизило. Мы сели в зале вместе с Мордюковой, чтобы не так страшно было. Тогда мы еще не знали, кто получит награду. Нонна как лучшая актриса номинировалась вместе с Ией Саввиной (»История Аси Клячиной») и Натальей Негодой (»Маленькая Вера»). Нонна была уверена, что получит «Нику». И вдруг объявляют Негоду. Возникла немая пауза. Нонна побледнела, но ничего не сказала. Следующая номинация моя — как актрисы второго плана. На сцену с конвертом вышел Слава Тихонов. Нонна шепчет: «Ой, Рая, как Славка плохо выглядит». У меня сердце сжалось, а внутри будто кто-то говорит: «Недашковская». И Слава объявляет меня! Первым человеком, который стал меня целовать, поздравлять, была Нонна. Она нашла в себе силы порадоваться за другую актрису, а это выше любой награды.
— А Тихонов действительно плохо выглядел?
— Знаете, когда Нонна стала мне говорить о том, как он плох, мне почему-то стало жаль Славу. Захотелось пожалеть, согреть его. И вот я выхожу получать награду, беру неподъемную «Нику» весом восемь килограммов и вдруг со сцены говорю: «Наконец-то сбылась моя мечта! Я… поцеловала Тихонова!» Зал застыл, но мне необходимо было поддержать Славу.
— Что сказала Мордюкова?
— Она многозначительно промолчала, когда я вернулась на место. А последние годы Мордюкова часто мне говорила: «Рая, помири меня со Славой».
— Да вы что?!
— Просила: «Помири. То, что когда-то меня в Славе раздражало — его тихая, спокойная натура, теперь кажется достоинством. Мне так не хватает этой тишины… » Но что я могла сделать? Я не была настолько близко знакома с Тихоновым, чтобы решить этот вопрос. К тому же у Славы была семья, ребенок. Последние годы Нонна все чаще думала о Тихонове.
— Она была счастливой женщиной?
— Думаю, нет. Ведь у нее случилась страшная трагедия — смерть единственного сына Владимира. Помню, в 1969 году мы встретились с Мордюковой на международном кинофестивале в Москве. Приехал режиссер Стэнли Крамер с картиной «Корабль дураков», и в Доме кино была организована встреча с ним. После нее мы, потрясенные увиденным, шли с Нонной через всю улицу Горького в гостиницу «Москва», где был заказан банкет. Сидели за одним столом с художником Ильей Глазуновым, который тут же предложил написать мой портрет. Под конец вечера Мордюкова сказала: «Рая, поехали ко мне домой ночевать». Тогда я первый раз увидела Володю. Он учился, наверное, в десятом классе. Утонченный, стильный мальчик, похожий на Славу Тихонова. Конечно, он вырос в семье, где отец и мать постоянно были в разъездах. Нонна всю жизнь зарабатывала на всех родственников, братьев, сестер. Устраивала кого-то в институты, на работу. Володя же был предоставлен самому себе.
— Мордюкова зарабатывала, наверное, неплохо.
— Нонна была известной актрисой, ей полагались большие ставки. Конечно, уезжая, она оставляла деньги Володе. Тогда-то вокруг него и стали крутиться сомнительные друзья, появились наркотики… Помню, как-то Нонна сказала мне ужасную фразу: «Рая, у меня нет сына».
— Это было еще при жизни Владимира?
— В том-то и дело! У Нонны с сыном была роскошная трехкомнатная квартира в центре Москвы. В конце концов они решили ее разменять. Семь месяцев, пока длился размен, Нонна жила по подругам, не желая общаться с Володей. Она очень страдала! Что только ни делала, пытаясь отучить сына от наркотиков, но все напрасно. А тут еще этот страшный фильм…
— Какой?
— «Русское поле», где Нонна и Володя играли вместе. По сюжету Володя погибает, лежит в гробу, а Мордюкова над ним плачет. Представляете себе эту сцену?! Мать хоронит сына! Я говорила ей: «Нонна, не нужна тебе эта роль, ведь душу свою туда вкладываешь… » Но она не слушала. На Мордюкову невозможно было влиять. А как я отговаривала ее от картины «Мама». Это жуткая история с сыновьями, угнавшими самолет. Но Денису Евстигнееву удалось-таки уговорить Нонну сниматься. Картина была для нее вредна. Погрузить душу в такой страшный материал просто ужасно!
— Это и есть актерская профессия.
— Да, но иногда она бывает убийственной! Особенно для таких великих, эмоциональных актрис, как Нонна. Помню, когда был жив духовник фестиваля «Золотой Витязь» отец Иннокентий, он все время говорил Мордюковой: «Нонночка, ты же наша, давай, пока я жив, окрещу тебя».
— Она была некрещеная?
— Лишь в конце жизни покрестилась. Все повторяла: «Я не готова еще, ведь надо искренне верить». А откуда ей взяться, вере? Если у Нонны мама — председатель колхоза, да и сама она комсомольско-партийной закалки.
- Вы часто виделись последние годы?
— В основном перезванивались да переписывались. Конечно, приезжая в Москву, всегда приходила к Нонне. Она не была очень уж хорошей хозяйкой, но гостей принимать любила. Помню, как-то перед отъездом в Киев попросила меня: «Научи украинский борщ готовить». Мы пошли на базар. Кстати, Нонна всегда выходила в темных очках, какой-то шапке, но по голосу ее сразу же узнавали. Я купила необходимые овощи, расписала, как готовить борщ. Звоню на следующий день, Нонна говорит: «Уже шестой раз к кастрюле подхожу. Целый день ем борщ!»
— У Мордюковой ведь был диабет?
— Да, она придерживалась диеты, хотя всю жизнь любила вкусно поесть. Но о сладком и речи быть не могло. А в последний год Нонна очень сильно похудела. Я помню, какой красивой она была на свое 80-летие. Ее загримировал Сергей Зверев. Боже, она в юности не была так хороша!
— У Мордюковой особая красота, неприступная.
— По-моему, мужчины ее боялись. У Нонны был слишком волевой характер во всем. Даже в выборе нарядов. Нонна практически никогда не покупала платья в магазинах. В основном ей шили на заказ. Ее сестра — художница по костюмам, так что проблем с гардеробом не было. На банкет на свое 80-летие Нонна надела роскошное длинное платье. Я подарила ей овчину, чтобы греть ноги, которую купила на Андреевском спуске. Поклонники Мордюковой из Яготина передали ей роскошный алый рушнык. Я постелила его на полу перед Нонной и сказала: «Нонночка, вот дорога на Украину!» Она была счастлива. Мордюкова же родом из Донбасса, поэтому прекрасно знала украинскую культуру. А как замечательно она пела! Помню, на юбилейном вечере Нонна исполнила «Дивлюсь я на небо… », а потом мы вместе с ней спели «Пiсню про рушник».
— Последние годы Мордюкова жила с сестрой?
— Да, сама она уже не могла себя обслуживать. Нонна жила в небольшой трехкомнатной квартирке, которую ей в свое время помог получить Виктор Черномырдин. Квартира была на первом этаже, и Нонна говорила: «Я живу, как в селе». В прошлом году она отмечала 82 года. Из Киева поздравить ее приехали я и Дмитрий Гордон, был и Аскольдов, врачи, постоянно следившие за ее здоровьем. Нонна ждала стилиста, но он не приехал, и Мордюкова навела красоту сама. Рядом с Нонной все время стоял ходунок, который помогал ей передвигаться. Помню, когда эта величайшая женщина зашла в комнату, где был накрыт стол (на нем ничего особенного, кроме филе семги, не было), она сказала: «А ведь у некоторых людей это каждый день на столе». Конечно, Нонна не нуждалась, но жила очень скромно. Практически все ее деньги уходили на лекарства.
— Когда вы общались с Нонной Викторовной в последний раз?
— Месяц назад, я была в Москве на «Золотом Витязе». Мы разговаривали с Нонной по телефону, я собиралась к ней в гости, но так и не доехала. Позвонила по телефону, трубку взяла ее сестра, говорит: «Рая, Нонна себя очень плохо чувствует, голова болит, она не сможет с тобой поговорить». Так я и уехала, не попрощавшись… Спасибо Господу, что она и так до 82 с половиной лет дожила. Спасибо, что была среди нас. Это удивительная женщина, которую как-то Аскольдов назвал отдельной планетой по имени Мордюкова…