40 дней назад ушел из жизни известнейший украинский переводчик
Друзья называли Анатоля Перепадю украинским Рабле — за редкое чувство юмора и дар словотворчества. Неслучайно лишь ему одному оказалось под силу создать украинский перевод великой книги Франсуа Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль». А перед этим Анатоль Алексеевич осуществил не менее колоссальный труд — перевел все семь томов знаменитой эпопеи Марселя Пруста «В поисках утраченного времени». «Полный» Пруст увидел свет в Украине раньше, чем в России и Польше. «Ось вам, мощ земляки, велика книга XX столiття по-нашому», — написал в своем послесловии к изданию Анатоль Перепадя. От земляков, правда, наград он не дождался. Но был удостоен ордена Французской Республики — за заслуги перед искусством…
В его переводах к украинскому читателю пришли Экзюпери и Петрарка, Камю и Монтень… Работал он по 8-10 часов ежедневно. А для разрядки совершал прогулки по киевскому Левобережью на велосипеде, этот европейский вид транспорта он предпочитал всем остальным.
Июньским днем на улице Героев Сталинграда 72-летнего велосипедиста-одиночку сбила идущая сзади на большой скорости машина. Виновник ДТП скрылся. Когда приехала «скорая», Анатоль Перепадя еще был в сознании. Но травмы от страшного удара оказались не совместимы с жизнью… Семья Анатоля Алексеевича до сих пор не оправилась от горя. Его гибель ошеломила всех, кто знал этого человека.
— Когда узнала, что Толи не стало, молилась и плакала, — говорит поэтесса Тамара Коломиец. — Пришла на то место, где в последний раз его видела. Он ехал на велосипеде по улице Гончара к площади Победы. И выглядел так спортивно, так молодо! Я очень обрадовалась, хотела окликнуть его. Но удержалась — чтобы не отвлекать от дороги. И проводила его взглядом…
— Вы ведь учились на одном курсе факультета журналистики
киевского университета?
— И в одной группе! Толя едва ли не единственный из всех нас точно знал, чем будет заниматься. Он штудировал иностранные языки. Сперва французский, а затем испанский, итальянский… Дружил с Василем Симоненко. На лекциях они сидели рядом, сочиняли в рифму (Анатоль тогда писал сонеты). И на зачеты по французскому всегда ходили вдвоем. Но на то была своя причина.
Каждый год мы должны были сдавать норму (»знаки») по иностранной литературе. Толя справлялся с этим играючи. А у Василя с французским языком не ладилось (он прежде учил немецкий). И вот что они придумали. Заходили в аудиторию вместе, садились рядом. Перепадя делал вид, что готовится, Василь отвечал первым. Он читал вслух текст, а Толя тут же тихонько подсказывал ему перевод.
Когда Василя умудрились раскритиковать как «стилягу», он отдал свой пиджак Перепаде. Дружили они до последнего… После смерти Симоненко его архив сперва находился у Перепади. Из-за этого Толя и нарвался на беду. Не он передавал архив на Запад, но расплатиться ему пришлось сполна.
Долгое время он делал переводы «в стол», зная, что их не издадут… Но какое же было счастье, когда — благодаря Перепаде — увидел свет наш, украинский, «Дон Кихот». Я нарадоваться не могла этой книге Сервантеса. Ее переводил Микола Лукаш, но закончить работу не успел. После смерти своего учителя Анатоль перевел последние главы…
— Знаете, в «последователях» Лукаша ходили многие. А вот завершить его последний труд смог лишь один Перепадя, — замечает поэт и переводчик Леонид Череватенко. — Когда Лукаш сидел без денег, Толя обычно говорил: «Ну треба ж Миколi допомогти!» Люди давали кто сколько мог, и Анатоль нес Лукашу собранную сумму. А тот вручал ему свои стихотворные переводы, записанные на чем попало — мог и на пачке сигарет набросать текст, а потом потерять. Гениальный человек, не от мира сего… И вот эти рукописные листочки от Лукаша Толя перепечатывал на папиросной бумаге, машинка брала семь-восемь экземпляров каждого текста. Самиздат шел в люди, стихи начинали цитировать, и они становились фактом литературы… У меня сохранилось несколько таких перепечаток, сделанных Анатолем. Вот, например, французская поэзия XIX столетия. Поль Валери. Его у нас тогда вообще не переводили…
— Почему?
— Что вы хотите, если книгу Камю в русском переводе, изданную жалким тиражом, продавали только через партком Союза писателей особо доверенным людям. О том же, чтобы того же Камю или Пруста издать в украинском переводе, даже речи быть не могло — Главлит (орган осуществляв-ший контроль над издательской деятельностью в СССР. — Авт. ) этого не допускал. А ведь стилистические возможности нашего языка богатейшие. Когда Лукашу говорили, что его перевод «Декамерона» Бокаччо феноменален, он отвечал: «Так мова ж зобов'язух!» То же самое мог сказать и Анатоль Перепадя.
— Однажды он полушутя назвал себя «доверенным лицом Пруста в Украине»…
— Это абсолютно точно! Переводчик такого уровня становится уже соавтором оригинального произведения. И отваживается на словотворчество. О романе «Гаргантюа и Пантагрюэль» сами французы говорят, что слов в нем больше, чем в толковом словаре французского языка. Рабле их выдумывал, озорничая и пересмешничая. Чтобы сделать полный перевод этой книги на украинский язык, нужно было… быть Перепадей! Откройте роман на любой странице — и вы уже не оторветесь. Потому что окунетесь в стихию слов, половину из которых переводчик создает сам с озорной легкостью.
— Анатоль Алексеевич любил пошутить?
— Да, и мы в дружеском кругу даже дразнили его наследником Рабле. Тот же характер — с одной стороны, монах, с другой — пересмешник. Слух у Толи был абсолютный, он улавливал интонации, тончайшие нюансы речи человека. И потрясающе изображал Павлычко, Драча, Винграновского… Никого не пропускал. Но у него это получалось совсем не зло, а легко, добродушно.
— А как насчет гурманства? Переводить таких авторов, не будучи ценителем еды и напитков, наверное, невозможно…
— Гурманом он был… в глубине души. Единственное, в чем это проявлялось, — любил хорошие натуральные вина. И еще больше любил угощать (когда выпадала такая возможность) французским вином. Говорил, что мы должны учиться культуре вина у французов, это спасет нас от пьянства на уровне самогона и «паленой» водки. А вообще Анатоль жил очень и очень скромно. Годами был без работы, поскольку, как и Микола Лукаш, числился в «черных списках» авторов, запрещенных к публикациям в издательствах и журналах. Тут уже не до гурманства было…
— И на что же он жил?
— Выручали коллеги-переводчики из издательств, где прежде работал Анатоль. Скажем, в плане значится перевод знаменитого романа нобелевского лауреата Франсуа Мориака «Гадючник» (в российском варианте — «Клубок змей»). Его переводит
Перепадя, но автором значится Дмитро Паламарчук. И Дмитро Фомич (отсидевший, к слову сказать, 10 лет в сталинских лагерях) честно отдает гонорар Анатолю. Самое интересное, что об этом в издательстве знали, но — помалкивали…
В библиографии переводов Анатоля Перепади, которую первым делом собираемся издавать, все будет поставлено на свои места. А еще нужно выпустить сборник оригинальных произведений Толи. Он же писал и стихи, и пьесы, и прозу. Проза фантасмагорическая, поскольку он считал, что такая форма отвечает ситуации в мире и, в частности, в Украине… Мы еще не осознали, кем был Перепадя и что он сделал. Ученик, превзошедший своего учителя… Он, как и Лукаш, переводил только те произведения, которым не было аналогов в украинской литературе. Полагал, что исторический опыт народа требует новых художественных средств. И если таковых не находится в родной литературе, то их нужно искать в мировой культуре.
Вспоминаю, как Толя приезжал ко мне в Бучу на своем стареньком велосипеде. Он всегда находился под впечатлением книги, которую переводил. И я уже знал: если обращался ко мне высоким стилем, значит, работает над «Дон Кихотом». А если в его речи проскальзывают брутальные словечки — понятно, что переводит латиноамериканский роман. Бывало, что Анатоль по нескольку раз повторял какую-то понравившуюся ему фразу. И радовался ей, как ребенок!
Скоро в издательстве «Дух i лiтера» выйдет Паскаль в переводе Перепади. А при жизни Толи в этом же издательстве (спасибо его директору Леониду Финбергу) увидел свет трехтомник Мишеля Монтеня. Но дождался ли Анатоль хоть одного отклика на свои последние труды? Увы… Нет, его уже не смели критиковать. Просто не замечали. И недоумевали: ну что он переводит? Зачем нам Рабле? Зачем Монтень?
— Когда Анатоль Перепадя подготовил первый том Пруста, я предложил ему перевести всю эпопею, — рассказывает главный редактор издательства «Юниверс» Олег Жупанский. — Он согласился: «Мечтаю об этом!» Это был тяжелый труд. В год выходило по тому. На шестой книге у Перепади случился микроинфаркт. Помню, когда я его проведывал в санатории, он рассказал, что многие переводчики так и не смогли довести до конца семитомник Пруста — словно какое-то заклятие довлело над этой эпопеей. Но, слава Богу, Анатоль Алексеевич поправился, и семитомник увидел свет.
Он ежедневно наматывал до 40 километров на своем велосипеде — это помогало ему поддерживать физическую форму. Для переводчика, при его интеллектуальных нагрузках, это очень важно. Меня он тоже приучил к велосипеду: однажды вместе колесили по Франции. Анатоль Алексеевич бывал там несколько раз, жил в знаменитом старинном городе Арле (здесь находится дом творчества, куда съезжаются писатели и переводчики со всего мира).
Анатоль смотрел на мир с юмором. Всегда с нетерпением дожидался приемов по случаю Дня Французской республики 14 июля. Там подавали сыры, любимое им сухое вино. И он с улыбкой говорил мне: «Ну, наконец-то мы взяли Бастилию!»
Последний раз мы виделись в конце мая — он заехал в Голосеево поздравить меня с вручением литературной премии имени Рыльского. Приехал, как обычно, на велосипеде, в шортах. Шутил и смеялся. Он был в хорошей физической форме. Мог бы еще работать и работать. Его сбили на полном лету…
P. S. В Центре общественных связей ГУ МВД Украины в Киеве «ФАКТАМ» сообщили, что расследование обстоятельств гибели Анатоля Перепади продолжается. Виновник ДТП не найден… Случайно так совпало или нет, но вскоре после этой трагедии киевская мэрия определила участки для велодорожек и обязалась обустроить маршруты велосипедистов. Прямо как в Европе. Только почему-то сжимается сердце, когда видишь на трассе в гуще автомобилей одинокого велосипедиста…