Студент Днепропетровского аграрного университета Максим Бабенко взял академотпуск, чтобы отслужить рядовым в десантных войсках. Это была его заветная мечта. На 55-й день родителям сообщили, что сын покончил жизнь самоубийством
Служба в армии — не самое престижное нынче занятие. Чтобы набрать необходимое количество призывников, военкоматам приходится попотеть. А этот студент пришел к райвоенкому сам: «Хочу в десантные войска». В интернете он и воинскую часть себе уже выбрал. Как ни отговаривали его сотрудники военкомата и родители, — мол, доучись и иди в армию офицером, — все-таки настоял на своем. Его самой большой мечтой было прыгнуть с парашютом. Обычный сельский мальчишка словно испытывал себя на прочность и готовил к чему-то важному.
В семье учительницы Прядивской сельской школы Марии Николаевны и главного энергетика местного хозяйства Ивана Ивановича Бабенко трое сыновей появились один за другим: Максим с Костей — погодки, а Ваня на три года младше. Отец очень гордился своими крепенькими и красивыми, словно на подбор, наследниками. Когда вел их в одинаковых вышиваночках в детский сад, выстроив по росту гуськом, односельчанки нахваливали: «Ну у тебя и ребятишки, Ваня, хоть в кино снимай, особенно Максимку». Старший действительно выделялся каким-то особым обаянием: светленький и кудрявый, как мама, он был и самым покладистым, улыбчивым и добрым из всех. Когда мама как-то слегла с сердечным приступом, Максимка выискал в интернете рецепты народных средств и сам заваривал травяные настои, готовил и подавал в постель еду. Возможно, эта врожденная мягкость его самого смущала: мальчишке хотелось быть мужественным и суровым, как герои его любимых боевиков.
Впрочем, воспитание в семье этому способствовало. Родители были в свое время хорошими спортсменами: Иван занимался борьбой, а Маша — кандидат в мастера по конькобежному спорту, даже входила в юношескую сборную Украины. Детей родители закаляли и тренировали чуть ли не с пеленок. На всю Прядивку только хлопцы Бабенко во главе с папой ныряли на Крещение в местный пруд. Да и всю зиму купались и бегали в трусиках на школьном стадионе.
— У нас вместо наказания была физкультура, — качает головой Иван Бабенко. — Нашкодил — отожмись 150 раз на кулаках или 50 раз подтянись на турнике. Они потом так разохотились, что сами до изнеможения качали пресс, на руках ходили, отжимались. Все сильные, тренированные, у каждого куча грамот и медалей. Ваня, например, кандидат в мастера спорта по кикбоксингу, Костя тоже в этом виде спорта преуспел, а у Максимки — разряд по волейболу, и в институте он серьезно кикбоксингом занимался. Могли и от троих отбиться, но первыми никогда не задирались. Мне на них люди ни разу не жаловались. Потому что у нас в семье принцип такой: тебе сделали зло — сделай тому добро. Если человек поймет свою ошибку, он перед тобой извинится, не поймет — ты его не переделаешь.
Эти мудрые наставления особенно близко к сердцу принимал именно Максимка. Он всегда удивлял родителей своими способностями: в семь месяцев пошел, в два с половиной года уже знал все буквы, в три читал по слогам, а когда в школе появился первый компьютер, освоил его за несколько уроков. Но в том, что сын у нее особенный, не такой, как все, мама поняла, прочитав изречение, которое он прикрепил над своим письменным столом: «Если ученым можно быть с чужой ученостью, то мудрым можно быть только с собственной мудростью». И уже не удивлялась, когда изучавший в школе французский язык Максим похвалился, приехав на студенческие каникулы: «А я английский язык сам выучил, по кассетам».
— У него жизнь была расписана наперед, — тяжко вздыхает мама Максима Мария Бабенко, — будто готовил себя к чему-то очень важному. Принес как-то на ладони горящий уголь: «Смотри, мама, я могу легко боль терпеть, даже следа не остается». Поэтому сын и пошел в десантники, думал, там его способности пригодятся. А после армии мечтал защитить диплом в аграрном университете и поступить в Харьковскую юридическую академию. Нас с отцом успокаивал: «Буду работать и заочно учиться, вы и оглянуться не успеете, как я юристом стану».
Сыновья Ивана и Марии, выросшие в небольшом селе на Днепропетровщине, никогда не чувствовали себя чем-то обделенными.
— Мы детей не баловали, но и не обижали, — не скрывает волнения Иван, — они всегда знали, что за труд получат вознаграждение. Выкормим всей семьей кабанчика — продадим и везем ребятишек в Днепропетровск. Первым делом каждому игрушку покупаем, потом ведем в музей, зоопарк, на аттракционы, вечером в театр, возвращаемся домой уже ночью. Этих впечатлений им на год хватало. И я никогда не видел, чтобы мои дети кому-то завидовали. Они знали, что мы на все для них готовы, но какие-то блага и развлечения нужно заслужить. Может быть, поэтому у них, особенно у старшего, сформировалось такое острое чувство справедливости. Когда я узнал, что он мечтает стать судьей или прокурором, даже забеспокоился: «Максим, они в основном люди зависимые, на этой работе сложно оставаться объективным… » «А я буду судить о людях по-честному!» — ответил он мне.
О том, что сын после четвертого курса взял академотпуск и его забирают в армию, родители узнали за две недели до повестки. Максим, оказывается, уже несколько раз обращался в военкомат, пока добился своего, даже на проводы в армию умудрился заработать денег, выполняя заказы на компьютере. Средний сын Костя к тому времени уже отслужил, и это было для старшего главным аргументом: «А чем я хуже?» И хотя на проводах мама не смогла сдержать слез, после первых недель службы в «учебке» немного успокоилась. Максим звонил практически каждый день: «Наконец-то прыгнул с парашютом! Мама, ты не представляешь, как это красиво. Я словно ходил ногами по облакам!»
Село Гвардейское Новомосковского района, где дислоцируется десантная часть, расположено совсем недалеко от Прядивки, поэтому каждый выходной кто-то из родителей навещал Максима. «Мама, побольше мяса и не забудь мармелад в шоколаде», — просил он. Маша с Иваном везли столько, чтобы сын мог поделиться с сослуживцами. Знали, что он всех угостит. Были у него и 10 мая на присяге — после нее в коротком увольнении Максим обмолвился: «Одного новобранца сержанты так избили, что он харкал кровью». Когда мама ужаснулась, Максим успокоил: «Ты же знаешь, я себя в обиду не дам».
Похоже, он действительно выделялся среди новичков недюжинной силой. За первые сорок дней в армии Максим успел отличиться. Позвонил как-то вечером и радостно сообщил: «Ждите на побывку. Я на соревнованиях больше всех отжался и подтянулся, получил два кубка и внеочередной отпуск!»
— Максим был какой-то расстроенный, возбужденный, — вспоминает Иван Иванович. — Сказал: «Папа, тут такое творится! Постарайся перевести меня в другое место». Мои хлопцы не привыкли жаловаться, поэтому я понял, что дело серьезное. Однако и представить не мог, насколько…
Родители хотели поехать к нему уже с утра в пятницу, но потом рассудили, что в будний день к сыну могут не пустить, а в субботу рядовым выдают на выходные мобилки, вот и расспросят обо всем. В ту ночь Марии приснился страшный сон: в каком-то гараже настоящее побоище, солдаты дерутся между собой, а сын лежит и такими глазами смотрит, что, проснувшись в холодном поту, она уже не сомкнула глаз. С утра пораньше стала набирать Максимкин номер, но телефон не отвечал. Целый день до глубокой ночи мама не выпускала мобильный из рук — сын не отзывался. На следующий день, в воскресенье, начинался его пятидневный отпуск, и родители еще за неделю до того договорились, что приедут за ним. Поэтому часов в девять уже собрались в Гвардейское. Машина выезжала со двора, когда вдруг зазвонил мобильный Ивана: «Это замкомандира бригады, подполковник Майстренко. Ваш сын сорвался с тренировочной вышки, он только что скончался».
… Когда родители доехали до части, ее руководство представило уже совсем иную версию произошедшего. Показав родителям котельную с 30-метровой трубой, вокруг которой была заасфальтирована площадка, им пояснили: «Он залез на самый верх этой трубы и прыгнул вниз, покончив жизнь самоубийством».
— Я уже не говорю о том, что Максим просто не мог этого сделать, — едва сдерживает слезы отец, — не такой у него характер. Но эта версия не выдерживает никакой критики. Во-первых, у сына были обнаружены многочисленные травмы, открытый перелом, кожа на теле во многих местах счесана, на голове запекшаяся рана, а на месте происшествия никаких следов! То есть асфальт вокруг трубы совершенно чистый, хотя мы приехали через каких-то три часа после трагедии. К тому же, насколько мне известно, для следствия важно зафиксировать положение тела, огородить место происшествия до прибытия следователей. Ничего этого сделано не было. Не совпадают события и по времени.
Что же произошло в то раннее утро на территории воинской части А-1126? Согласно материалам уголовного дела, возбужденного военным прокурором Днепропетровского гарнизона Бухтиаровым по факту доведения до самоубийства солдата Бабенко, 8 июня в 6. 20 утра трое солдат, в том числе и Максим, убирали территорию возле казармы. После того как они высыпали в контейнер мусор, Бабенко направился к фундаменту трубы котельной, влез на 25-метровую высоту и прыгнул вниз. Сослуживцы якобы увидели его уже лежащим на асфальте и побежали за капитаном Фалько и дежурным врачом. Те прибыли к месту трагедии в 6 часов 30 минут, то есть ровно через десять минут после того, как солдата Бабенко еще видели живым. Согласно этому же постановлению смерть констатировали уже в военном госпитале соседнего поселка Черкасское. Есть в документе еще одно интересное место: до самоубийства солдата, оказывается, довели «неустановленные сержанты, которые подвергали его моральному давлению, систематически унижали его человеческое достоинство».
— Как же тогда понимать утверждение, что сын сорвался с парашютной вышки, а в дальнейшем нам говорили, что он умер на месте после падения с трубы? — обескуражены родные. — Даже если предположить, что он забрался на 25-метровую высоту (примерно как
9-этажный дом) по железным скобам, при самой лучшей физической подготовке потребуется не менее 20 минут. Помимо этого, нужно побежать за начальством и доктором, которые в столь раннее время наверняка еще спали, дождаться, пока они придут. И на все это в таком важном документе, как постановление военной прокуратуры, отводится лишь десять минут. Если такова правда, как верить другим утверждениям командования?
Впрочем, с родными погибшего солдата не церемонятся и в ход расследования их не посвящают. Поскольку родители погибшего Бабенко даже потерпевшими не признаны! Есть в нашем законе такая закорючка: преступлением считается лишь то, что совершено определенным лицом. А в данном случае едва просматриваются только какие-то «неустановленные сержанты», которые якобы еще в апреле-мае 2008 года нанесли рядовому Бабенко несколько ударов кулаком в грудь. Нет преступника — нет и потерпевших. Родителей погибшего Максима возмущает не столько то, как семью пытаются лишить льгот и прав на компенсацию, сколько стремление увести от ответственности конкретных виновников трагедии. Кроме адвокатов, разобраться в туманных обстоятельствах гибели сына родителям сегодня помогает бывший начальник Царичанского райотдела милиции, а ныне генерал-майор местного казачества Михаил Сензюк. В милиции он проработал почти 30 лет, поэтому в его компетентности сомневаться не приходится.
— У меня такое впечатление, что никакого следствия даже не проводилось, — с удивлением констатирует Михаил Юрьевич. — Во-первых, настораживает, почему в небольшой воинской части не удалось установить фамилии сержантов. Их там что, тысячи? Или они свалились с неба? Во-вторых, нам не объяснили, почему нет экспертизы одежды и где находится столь важная улика? В морг Новомосковской районной больницы, где проводилось освидетельствование тела, солдата доставили почему-то уже без одежды.
В-третьих, если Максим 25 метров карабкался вверх по трубе, почему на его руках нет никаких следов ржавчины и копоти? Мы видели множество фотографий тела, сделанных непосредственно после гибели. Ладони у паренька совершенно чистые. Зато локти, кисти, предплечья, плечи, спина, ноги, бедра покрыты ссадинами, как будто человека долго таскали по земле и били ногами. Характер подобных травм вообще не соответствует падению с высоты на спину. Согласно заключению судмедэкспертизы, у него кровоизлияния под мозговыми оболочками, печень разорвана почти напополам и покрыта многочисленными трещинами, селезенка и с внутренней, и с внешней поверхности тоже покрыта разрывами. Зато на спине нет ни гематом, ни повреждений, характерных при падении с высоты. Целы и кости таза, позвоночник. Возможно ли подобное при ударе массивного тела о землю с такой высоты? Впрочем, если с этими моими сомнениями эксперты могут поспорить, то как быть с несколькими ранами на правом виске: даже неспециалист по их воспаленным краям поймет, что они были нанесены при жизни…
Вместе с атаманом Царичанского казачьего полка, армейским подполковником в отставке Валерием Червоным Михаил Сензюк начал собственное расследование трагедии. В воинскую часть общественных защитников, естественно, не пустили.
— Если бы военным нечего было скрывать, они бы позволили нам поговорить с сослуживцами Максима, — не скрывает возмущения Валерий Антонович. — Здесь же наоборот: насколько нам известно, у солдат отобрали мобильные телефоны, запретили увольнения, даже на похоронах им не разрешили общаться с односельчанами Максима. Одна старушка просила: «Сынки, скажите, что случилось с нашим Максимом?» Так кто-то из солдатиков ответил: «Хотите, чтобы и с нами такое было?» Конечно, полностью скрыть подобную информацию невозможно, поэтому мы пошли на рынок поселка Гвардейское и поговорили с людьми. К делу, разумеется, подобные утверждения не пришьешь, но многие жители знают, что в части было побоище, что убили солдата, который заступился за новобранцев. Что били старослужащие или контрактники. Да и характер травм четко соответствует этой версии: человека явно избивали ногами, обутыми в тяжелые сапоги. Конечно, военная прокуратура вряд ли заинтересована в объективном расследовании этого дела — все-таки одно ведомство, но мы уже обратились в Генеральную прокуратуру, в Комитет по правам человека и добьемся наказания виновных.
На рынке, кстати, общественным защитникам посоветовали дождаться демобилизации. Раньше никто из военнослужащих этой части ничего не скажет, в подразделении уже проведена работа. Даже нашей газете военный прокурор Геннадий Бухтиаров отказался комментировать ситуацию: идет, мол, следствие. Но, по некоторым данным, сейчас проводится посмертная психиатрическая экспертиза погибшего солдата. И, возможно, полученные газетой сведения помогут следствию в этом.
Заслуженный тренер Украины по кикбоксингу Евгений Яровой, тренировавший Максима в вузе, так отозвался о своем бывшем студенте:
— Максим был спокойным и сдержанным парнем. Несмотря на недюжинную силу, в нем не было ни малейшей агрессии. И покончить жизнь самоубийством он не мог. Максим, оптимистичный, веселый, в любом поединке всегда держал себя в руках.
Односельчане версию военных тоже категорически отвергают.
— У этого мальчишки улыбка с лица не сходила, — вспоминает председатель сельского совета Николай Алексеенко. — На похоронах командир сказал мне, что он, возможно, на спор влез на трубу, но я уверен, что такую глупость этот парень совершить не мог, не так он был воспитан.
В доме Бабенко стол заставлен фотографиями Максима, везде разложены вышитые Марией иконы — она в этом большая мастерица.
— В одну из встреч я предложила Максимке на выбор три картинки — хотела вышить ему икону, — с болью вспоминает женщина. — Сын выбрал изображение Христа со сложенными на груди руками. Эта икона называется «Да минует меня чаша сия». Но вышить ее я не успела. Теперь вот церкви подарю. Я все сорок дней каждое утро встречала на его могиле. Без сыночка своего и завтракать не могу. За что они его убили? И кто это сделал? Мы с Ваней не успокоимся, пока не узнаем…