Пятнадцать лет назад режиссер приступил к работе над своим первым фильмом «Лимита», имевшим большой успех
Сын Галины Волчек и Евгения Евстигнеева режиссер Денис Евстигнеев (»Русский проект», «Займемся любовью») — человек миролюбивый, спокойный, с чувством юмора. Его манера делать кино основывается на внимательном и доброжелательном взгляде на окружающую действительность. Первой картиной Дениса стала известная «Лимита». В этой драме о новых русских снялись Владимир Машков, Евгений Миронов, Кристина Орбакайте.
— Денис, почему, поступая во ВГИК, вы выбрали профессию оператора, а не режиссера?
— Мой дед был основателем операторского факультета и понятно, что меня туда брали с форой. В общем, можно сказать, по блату поступал. На режиссуру шансов попасть у меня не было по причине моего личного инфантилизма на то время. Да я туда и не хотел идти в 17 лет. А операторский путь мне был предугадан года за два до поступления: я начал ходить в кружки кино- и фотолюбителей. Но поскольку фотографией меня заставляли заниматься по необходимости, то я ее ненавижу до сих пор. Только в прошлом году купил себе первый фотоаппарат: вдруг захотелось вспомнить молодость и остатки знаний.
— А как у вас выстраивалось творческое единство с режиссерами — надо было увидеть мир их глазами или они принимали ваш взгляд?
— Желательно, чтобы режиссер с оператором не просто ходили на работу, а по возможности дружили, оставались после съемок, разговаривали, выпивали, в общем, проживали эту жизнь вместе. Лучшим в моих картинах (я сейчас не имею в виду их результат) была не работа, а именно жизнь. Замечательные ее куски прошли с Пашей Лунгиным и Вадимом Абдрашитовым, когда уже терялась грань между командами «Мотор!» и «Давайте выпьем!» (смеется).
— А когда мечта сбылась и вы перешли из лагеря операторов в режиссеры, что изменилось в вашем взгляде на кино?
— Осталось все по-прежнему. Просто режиссер более скучная фигура, потому что у него больше забот и ответственности. А оператор — обычно веселый человек. У него все проблемы приятные и решаемые. В голове у режиссера есть готовое кино, снятое еще до съемок, где каждый кадр практически совершенен. Дальше начинается процесс, который только ухудшает результат, существующий в идеале. Начинаются сомнения, соответствует ли то, что ты делаешь, воображаемому фильму? Некоторым это грозит неуверенностью и стрессом. У оператора узкая направленность. А у режиссера, как говорил Михаил Ромм, задача только одна: собрать правильных людей и объяснить им, что надо делать. Я глубоко с ним согласен, но это очень непросто — объяснить команде так, чтобы корабль двигался в нужном направлении.
— В бытность оператором вы однажды сняли отца в детском фильме. Как работалось с Евгением Евстигнеевым?
— Этот фильм назывался «Сказки старого волшебника», его делали на Одесской киностудии. Режиссер меня пригласила, когда я еще учился на четвертом курсе ВГИКа. Приняв предложение, я уехал в Одессу снимать картину, и только через несколько дней меня спросили, не буду ли я против, если в фильме будет сниматься отец. Я сказал: конечно, снимайте, ведь он прекрасный артист. Сложность была в том, что я не знал из-за своего юношеского максимализма, как вести себя в этом случае. Не знал, как к нему обращаться при людях на площадке. Боялся, что называть его папой как-то несерьезно. Сейчас, если бы это было возможно, естественно, называл бы, но тогда такое казалось нереальным, ведь я уже большой, взрослый, стремящийся к самостоятельности. Говорить отцу «Евгений Александрович» не позволял вкус, по имени-отчеству величали мужей райкомовские жены. Поэтому я никак его не называл. А когда надо было обратиться к отцу, говорил «Эй!» Это выглядело так: «Эй! Подвинься правее». Отец был человеком немногословным и, конечно, понимал меня. У него тоже междометия часто были намного ярче, чем слова.
— Ваши страсти относительно кино понятны, а сцена вас не привлекала? Ведь у вас для этого были все возможности…
— С театром у меня до сих пор тяжелые отношения. Хотя я часто туда хожу, во-первых, к маме, во-вторых, к друзьям, которые зовут на свои премьеры.
— Мне, наверное, поверили. Легче всего договорились с Зиновием Гердтом, поскольку он мой родственник, тесть. Легко нашли общий язык с Олегом Ефремовым. Сложнее было с Нонной Мордюковой, которую я уговаривал чуть дольше, чем остальных. Когда на следующий год мы снимали второй проект, было совсем легко, так как все уже поняли, о чем идет речь. А в общем жизнь во время работы над «Русским проектом» была веселой и замечательной. Никогда не забуду съемки сюжета с Михалковым и Машковым в Звездном городке. Все десять часов мы просто лежали от смеха.
— Вам интересно снимать сериалы?
— У меня был целый этап в жизни, связанный с такой очень востребованной областью, как сериалы. Но скоро этот формат закончится. Фильмы на 8-12 серий, как мы снимаем, уйдут с экрана, потому что телевидению более выгодны мегасериалы по 100-120 серий. Вся сетка будет состоять из этой продукции, которая появилась уже сейчас. Для телевидения длинные истории предпочтительнее коротких. Думаю, что телефильмы доживают последние годы.
У меня есть планы продюсирования кино, но все-таки я хочу снимать сам. Какое-то время держал паузу. Дело было не в том, что нет организационной базы или денег для съемок, все это не проблема. Гораздо большая сложность в том, что в кино сегодня сильнейшая конкуренция. Причем конкурировать приходится не с русскими или украинскими фильмами, а с американскими. Только в таких условиях может возникнуть что-то хорошее. Оно и появляется — «9 рота», например. Нравится она или не нравится, но это картина, которую посмотрело огромное количество народа. К тому же это серьезный фильм, а не дешевая мелодрамка или компьютерный фильм про марсиан.
— Есть какая-то общая идея, объединяющая ваши фильмы?
— Считаю, что в кино и искусстве вообще важны в первую очередь настоящие эмоции и чувства. Если между двумя персонажами идет сухой разговор, то это будет научный диспут. А если между ними проходят нити нервов и эмоций, это уже искусство. В первую очередь надо все выражать не головой, а сердцем. Самое лучшее, когда зритель смотрит вашу работу, и она отпечатывается у него не только в глазу, а откладывается глубже, чтобы потом пошла внутренняя работа. Позже, не во время просмотра.
— Почему вы не приглашаете сниматься актрису Галину Волчек?
— Ролей для нее пока не было в тех фильмах, которые снимал. Я не против пригласить маму, даже очень «за».
— А кому вы можете доверить идею на апробацию?
— Сама по себе идея ничего не стоит. Смысл кино только в сюжете. А как из идеи сделать сюжет, могут сказать только очень немногие профессионалы. Родившуюся у тебя мысль нужно отдавать сценаристу. Он или придумает историю, либо скажет, что из этого ничего не выйдет.
— Готовые сценарии вы на ком проверяете?
— Маме отдаю читать и жене Кате. Правда, когда есть сценарий, а он минимум полгода пишется, ты уже и сам понимаешь, то это или нет. Хотя у меня были случаи, когда мы по сто страниц могли написать и только потом сообразить, что это тупик. В творчестве лучше меньше советоваться, это мало что дает, только неуверенность. Уж лучше ошибайся, но — сам.