Ровно 90 лет назад, 29 октября 1918 года, был создан ВЛКСМ — самая массовая молодежная организация бывшего СССР
Солист Киевского театра оперы и балета Анатолий Мокренко с удовольствием исполнял песни, овеянные романтикой. В советские времена были популярны его «Плыви, моя бригантина!», «На свiтанку». Талантливого молодого исполнителя часто приглашали на организованные комсомолом концерты. Свою первую премию, республиканскую комсомольскую имени Николая Островского, молодой артист получил за исполнение партии Мересьева в опере Прокофьева «Повесть о настоящем человеке».
Накануне 90-летия ВЛКСМ профессор Национальной музыкальной академии Украины Анатолий Мокренко рассказал читателям об интересных фактах своей жизни, связанных с комсомолом.
- «Повесть о настоящем человеке» была последним и самым трудным моим спектаклем на сцене Оперной студии Киевской консерватории, — рассказывает народный артист СССР и Украины, профессор Национальной музыкальной академии Украины Анатолий Мокренко. — Я был единственным исполнителем партии Мересьева. Кроме того что трудно играть человека без ног (приходилось петь лежа и сидя), очень сложной была и партитура. Но я исполнял партию с удовольствием, потому что это был отзвук моих детских увлечений авиацией.
Как солист Оперной студии я сыграл в 150 спектаклях, исполнил 14 главных партий. Ко мне присматривалось руководство Киевского театра оперы и балета. Когда в 1968-м меня пригласили в оперный, мэтры Юрий Гуляев и Дмитрий Гнатюк обрадовались. Потому что я сразу взял главный репертуар, а они получили возможность чаще ездить на гастроли по Союзу и за границу.
— А свои впечатления от первой заграничной поездки помните?
— Это была поездка по линии ЦК ВЛКСМ в Англию в 1966-м. Наша концертная бригада, в которую, кроме меня, солиста Оперной студии Киевской консерватории, входили четыре балетные пары из хореографического училища и пианист-концертмейстер, объездила на небольшом автобусе пол-Англии. Возглавлял делегацию секретарь Киевского горкома комсомола Константин Масик (со временем заместитель председателя Совета министров УССР, в независимой Украине — посол в Финляндии, глава правления банка «Надра». — Авт. ). Нам повезло, что он немного знал английский и выручал нас, когда куда-то исчезал московский переводчик.
Как раз в те годы американцы воевали во Вьетнаме. В английском Кардиффе мы увидели демонстрацию противников вьетнамской войны. Разинув рот, смотрели, как люди открыто протестуют против действий правительства (Англия, как известно, являлась союзницей США). Мы приняли участие в шествии и были потрясены тем, что колонну протестантов охраняли полицейские.
— Как англичане встречали советских артистов?
— Чрезвычайно приветливо. Могу это стопроцентно утверждать, ведь мы жили в английских семьях. Правда, никто и никогда не встречал советских артистов так искренне, как в Западной Германии!
В конце 60-х у меня была поездка в Дортмунд в качестве художественного руководителя группы, в составе которой была и молодая солистка ансамбля «Смерiчка» Соня Ротару. Тогда в этом городе планировалась встреча генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева с канцлером ФРГ Вилли Брандтом. По такому случаю Дортмунд был наводнен фашиствующими молодчиками, которые громили ларьки с советской прессой и книгами.
Но Леонид Ильич в Дортмунд не приехал. Оказывается, спецслужбы запустили дезинформацию, чтобы нацисты собрались в Дортмунде, а встреча лидеров двух стран прошла в спокойной обстановке в Бонне.
— Ничего себе искренняя встреча!
— Так это же не весь немецкий народ, а лишь одна воинствующая организация. После концертов в ФРГ нас часто приглашали к себе в гости и уж так ублажали… Мы же вроде бы враги, казалось, эта ненависть никогда не уйдет. Ничего подобного, ушла. Один хозяин, пригласивший нас к себе, рассказывал, как 18-летним пареньком оказался в советском плену и влюбился в молодую украинку. К нему так тепло относились люди, что это отношение он пронес через всю жизнь…
Помню, как на вокзале нас провожали простые немцы. Они плакали. Я думаю, из-за комплекса вины за развязанную войну.
— На этом снимке вы в соломенной шляпе и футболке. Похоже, не только в Германии вас так же тепло принимали.
— Это делегация во главе с секретарем ЦК ВЛКСМ Борисом Пастуховым на Кубе в 1971 году. Потрясающая страна! Бедность невероятная — даже носовые платки и карандаши распределяются по спискам, — но никто не унывает. Кубинцы большие жизнелюбы и патриоты. Да и голод там никому не грозит: апельсины лежат под ногами, никто их не убирает, и всегда можно выйти на берег моря и наловить полную сумку крабов…
А вот тропический климат с высокой влажностью и постоянной жарой подходит не всем иностранцам. С нашей делегацией на Кубу прилетел молодой певец Юрий Богатиков. Юра как слег в больницу, так весь срок и проболел. Я тоже ощутил дискомфорт после того, как решил взобраться на кокосовую пальму за орехами. Содрал все ноги, а в таком климате раны очень плохо заживают.
На Кубе нам вручили на память по большой морской раковине. И больше ничего. Вот мы и решили с композитором Игорем Лученком привезти еще и по кокосу. Но Борису Пастухову этого показалось мало. Он разузнал, что для рубки сахарного тростника привезли машину с настоящими испанскими мачете, и предложил прихватить по одному на память. Мачете — настоящая сабля, холодное оружие. До сих пор храню его в память о поездке.
— Вы встречались с Фиделем Кастро?
— Мы работали на стройке в пригороде Гаваны, помогали строителям. Вдруг говорят: «Приехал Фидель Кастро». На Фиделя часто совершали покушения, поэтому его поездки никогда не афишировались. Приезжал он всегда неожиданно. Смотрим: к пустырю рядом со стройкой подъехали два наших газика. Из первого вышел Фидель, одетый в поношенный зеленый френч. Во втором остались сидеть ребята с автоматами. Фидель разговаривал с нами очень тихим голосом. Это на площади в Гаване он выступал как прирожденный оратор, завораживая всех силой своего голоса…
Что мне понравилось, так это демократичность отношений. Мы вместе спели марш 26 июня, посвященный взятию казарм Монкадо. Когда Фидель разговаривал с нами, к нему подошел оголенный по пояс рабочий, поздоровался, запросто похлопал лидера страны по спине и ушел.
Также мы помогали кубинцам на сафре — рубке тростника. Это очень тяжелый труд. Надо одной рукой наклонять тростник, а второй, с мачете, рубить достаточно твердые стебли. Даже я при своей спортивной подготовке через 15 минут работы весь взмок.
— Да, на фото у вас такой торс, Сталлоне отдыхает! Сейчас бы сказали, что вы занимались бодибилдингом.
— В мои времена комсомол занимался культурой молодежи: и физической, и духовной. В нашей школе села Терны Сумской области комсомольский актив организовывал лыжные пробеги, шахматные турниры, конкурсы самодеятельности.
Мои родители — комсомольцы 20-х годов. После революции молодежная жизнь в нашем селе бурлила! В Тернах проводились соревнования, конкурсы, был даже свой театр. Потом культурная жизнь захирела. Во всяком случае, живого артиста я в селе не встречал, а рояль впервые увидел только в 18 лет, когда в 1951-м поступил в КПИ.
— Минуточку, разве путь в оперное искусство лежит через политехнический институт?
— В моем случае, да. Хотя меня приняли на вокальный факультет Харьковской консерватории безо всяких экзаменов, когда я еще учился в 10-м классе. Во время областного смотра художественной самодеятельности я приглянулся комиссии и меня рекомендовали на прослушивание в Киев. Испытание проводилось в Киевской филармонии. Среди членов жюри были Иван Паторжинский и Зоя Гайдай. Я спел популярную в то время «Летят перелетные птицы» и поехал домой. Позже узнал, что меня зачислили студентом Харьковской консерватории. Но что это за профессия — певец, тем более для мужчины? Хотел получить серьезную специальность и выбрал профессию геолога.
И все же продолжал участвовать во всех концертах студенческой самодеятельности КПИ — наша хоровая капелла занимала первые места в Украине среди самодеятельных капелл. Пение помогло мне получить распределение в Киев. Хотя я свое место был готов уступить другому выпускнику. Я горел желанием ехать в Сибирь, исследовать ее богатства. Но председатель комиссии настоял, чтобы я остался в Киеве, устроился на работу и одновременно учился на вечернем отделении консерватории. Его об этом просило руководство института и руководитель хоровой капеллы Лидия Падалко.
— В то время вы уже серьезно задумались о своем будущем солиста Киевской оперы?
— Я еще семь лет проработал геологом. Закончил консерваторию в 30 лет. После студенческого общежития КПИ у меня не было жилья, и десять лет скитался по углам, в том числе с женой и маленькой дочкой. В ЦК комсомола знали о моих проблемах и как-то летом мне предложили поработать старшим пионервожатым в лагере. Убеждали: будет хотя бы где спать и что есть. Так я оказался в пионерлагере в Кичеево под Киевом.
… Квартиру я получил только в 1966 году. Это была двухкомнатная хрущевка у самого леса в Дарнице (сейчас это улица Братиславская). У нас с женой подрастали две дочки, и мы очень радовались своим новым «хоромам», ведь жили очень скромно.
— Свадьба у вас тоже была скромная, комсомольская?
— Не только комсомольская, но и певучая — я еще долго поддерживал связь с родной капеллой КПИ. Своим пением артисты капеллы благословили не одну супружескую пару. Для торжества в столовой КПИ в складчину накрывались столы. Ну какие блюда в студенческой столовой? Картошка с жареной рыбой, каша со шницелем, селедка с лучком и король студенческих застолий — винегрет.
Времена пышных застолий и дорогих банкетов были впереди… На высоких правительственных приемах я стал бывать значительно позже, когда ко мне пришла популярность, появились звания. Вместе с Дмитрием Гнатюком искали на столах «Оксамит Укращни», потому что не любили крепкие напитки. «Оксамит» — аналог итальянского вина «Кьянти», которое даже артистам можно пить, потому что оно не обжигает слизистую горла. К сожалению, лучшие украинские вина исчезли, в том числе «Оксамит», а также любимое вино Никиты Хрущева — закарпатское «Лианка».
Вместе с правительственной делегацией во главе с первым секретарем ЦК КПУ Петром Шелестом в 1968 году я присутствовал на праздновании 50-летия установления советской власти в Грузии. В Тбилиси приехали Леонид Брежнев, все первые секретари республик. По такому случаю в ресторане «Арагви» устроили роскошный банкет. Хотя на вечере пели только грузинские артисты, Шелест договорился, чтобы выступил и я. Повернулся ко мне и попросил: «Надо спеть такую украинскую песню, которую знают все». Я выбрал «Дивлюсь я на небо». Спел и, спускаясь с подиума, увидел, как жена Шелеста Ираида Павловна машет мне рукой. Я улыбнулся ей и прошел на свое место. Позже она сказала мне: «Анатолий, я же хотела, чтобы вы подошли. Рядом со мной сидела Катерина Мжеванадзе, жена первого секретаря ЦК КП Грузии, и плакала. Она украинка». Вот чем, оказывается, была вызвана просьба Петра Ефимовича.
Тогда же грузины устроили незабываемый банкет в горах. Когда меня привезли в метеоцентр (так бы я назвал это здание), увидел, что за накрытыми столами сидят Леонид Брежнев, Петр Шелест и другие первые секретари. Из артистов там были иллюзионист Амаяк Акопян, певица Нани Брегвадзе и я.
Я спел «Из-за острова на стрежень». Песня заканчивается словами: «Мощным взмахом поднимает он красавицу княжну и за борт ее бросает в набежавшую волну». Брежнев встал, поднял чарку и предложил: «Давайте выпьем за княжну, которую Сенька Разин бросил в воду!» Потом сказал: «А теперь, товарищи, я почитаю вам стихи» — и начал читать Сергея Есенина. Прекрасно читал, с душой, мне понравилось. Никто из высоких политиков, с которыми я встречался, стихов не читал.