Сегодняшняя ситуация в Украине очень напоминает предгрозовую: вот-вот засверкает молния, раздадутся раскаты грома и с неба хлынут потоки воды. Принесет ли этот ливень свежесть и обновление или смоет все на своем пути, не знает никто. Однако ощущение надвигающейся катастрофы, невзирая на заверения власти, что она ее не допустит никогда, становится все явственнее. Первыми тревогу забили те, кто с оружием в руках отстаивал свободу и независимость Украины, волонтеры, переселенцы, люди с активной гражданской позицией.
Народный депутат от партии «Слуга народа», председатель подкомитета по вопросам связей и защиты прав и интересов украинцев за рубежом Святослав Юраш уверен, что оснований для паники нет — власть не пересечет красные линии — и что государство получило шанс измениться к лучшему.
Наш разговор — об акциях протеста и турборежиме парламента, разведении сил на Донбассе и предстоящей встрече в «нормандском формате». Еще Святослав рассказал, как чудом выжил в Донецке во время «русской весны».
— Святослав, в настоящее время в разных городах страны проходят многотысячные акции протеста под лозунгом «Нет капитуляции!». Судя по настрою людей, это движение будет расти. Его участники обоснованно считают происходящее сейчас сдачей интересов Украины, хотя власть обещает, что «все буде добре».
— Президент не допустит капитуляции ни в какой форме. И вся наша политическая сила абсолютно солидарна с ним в этом вопросе.
В нашей стране сейчас существуют «партия капитуляции», которая выезжает на консультации в Москву, вместо того, чтобы ездить по Украине, «партия войны», а также «партия мира», то есть «Слуга народа». Мы действительно хотим достичь мира. Причем уже существующими инструментариями, которые мы унаследовали. Хотя, к сожалению, и «нормандский формат», и Минские договоренности имеют много минусов, проблем и всего прочего.
Что сделал первым делом президент Зеленский? Разблокировал возможность общаться в рамках «нормандского формата» с Путиным и другими международными лидерами, чтобы те влияли на президента России и оказывали на него давление.
Да, Путин — это монстр. Но, как сказал глава нашего комитета по вопросам внешней политики и межпарламентского сотрудничества Богдан Еременко, «украинские танки сейчас не стоят под Тамбовом». Конечно, я хотел бы, чтобы Путин действительно под дулом танков передал Украине все, что Россия награбила, и вообще ответил за все содеянное. Но имеем то, что имеем.
После президентских и парламентских выборов ситуация изменилась. Доказательство тому — обмен пленными. Это огромный шаг. Нам пять лет россияне рассказывали, почему это невозможно. Однако спустя три с половиной месяца после инаугурации Зеленского 35 человек вернулись домой. Это феноменально, я так думаю.
— Пока это единственное достижение.
— А по поводу опасения, что во время встречи в «нормандском формате» Путин станет давить на Зеленского, это же не будет их общение наедине…
— Ну да, там еще будут чуткие к интересам Путина, вполне пророссийски настроенные Меркель и Макрон.
— Не все так просто. Вообще-то, Меркель — пронемецкая, Макрон — профранцузский. Безусловно, они всегда будут отстаивать интересы своих стран. А президент Украины — прежде всего интересы своей страны. Так что могут быть разные варианты такой беседы.
Читайте также: Зеленский ищет компромисс, чтобы реинтегрировать Донбасс и общество не считало это капитуляцией, — Александр Чалый
— Например?
— За последние пять лет мы слышали много предложений, как именно урегулировать ситуацию на востоке. Давайте дождемся самой встречи.
Теперь о протестах против капитуляции. На прошлой неделе президент общался с организаторами акций.
— Читала в соцсетях отзывы ветеранов войны. Их впечатления не очень, мягко говоря.
— Разные были впечатления. Зеленский четко артикулировал: между ними нет разночтений в отношении того, что Россия — враг, что переговоры в Париже будут сложными и что, к сожалению, небольшая вероятность того, что там удастся найти выход из ситуации.
Однако замечу одно: я сейчас даже близко не вижу никакой капитуляции. Впрочем, не вижу ее с самого начала работы с Зеленским.
— Как вы оказались в его команде?
— Изначально я очень хотел, чтобы господин Порошенко проиграл. За пять лет его пребывания у власти общался с многочисленными представителями Администрации и министерств и с депутатами.
— С кем конкретно?
— Да со всеми подряд. Я ведь со многими познакомился во время Майдана (Святослав был активным участником Революции достоинства. — Авт.). С Порошенко, кстати, тоже.
Потом некоторые знакомые, попавшие во властные коридоры, стали рассказывать мне о том, как Порошенко, прикрываясь патриотизмом, постоянно аккумулирует власть, что он не ведет никакой борьбы с коррупцией, наоборот, она только развивается, что на каждом шагу делает безбожно неправильный выбор. Порошенко для меня — человек, который манипулировал мандатом, выданным ему на Майдане. Он потом настолько подорвал доверие к себе, что из президента, который в 2014-м выиграл в первом туре, превратился в президента, рекордно проигравшего прошедшие выборы.
А Зеленский смело сменил огромные концертные залы, где ему аплодировали, на ванны, полные дерьма, взял на себя ответственность за страну и повел ее к победе. С момента объявления о своем походе в президенты он всегда четко артикулировал вопросы Донбасса, Крыма, свободной экономики и рынка земли. Вот тогда я понял, что это именно тот человек, в команде которого хочу оказаться, и стал просить друзей из шоу-бизнеса, чтобы они познакомили меня с людьми из его окружения. В феврале я начал плотно работать в команде Зеленского.
Читайте также: Соратники Зеленского до сих пор путают постановку «95 квартала» с национальной политикой, — Андрей Ермолаев
Когда оказался внутри процесса, то, что услышал и узнал там, лишь убедило: у Зеленского есть четкая мотивация трансформировать Украину сверху донизу. На что, собственно, и был запрос общества. Я понимал: именно эта политическая сила делает нечто действительно невероятное. Присоединился ко всем процессам с огромной радостью и желанием быть полезным. Когда шла предвыборная кампания, у меня был конкретный огромный участок работы — общение с общественной средой, международными партнерами, еще я давал советы, как вести агитацию в Галичине.
— От кого вы получили предложение стать парламентарием?
— После победы Зеленского появилось четкое понимание, что надо нести свою часть ответственности и что-то делать. Я для исполнительной власти не гожусь, ведь завязан на многих направлениях, а не в одном векторе. Поэтому понял, что это будет работа в парламенте.
— Вам всего 23 года. Вы самый молодой народный депутат в истории Украины. Наверное, политические аксакалы на вас смотрят свысока.
— Общаюсь со всеми игроками на политическом фронте, стараюсь быть максимально коммуникабельным. Непосредственное общение дает возможность понять, кто они на самом деле. Ведь одно дело — медийная картинка, иное — разговоры и поведение человека, когда нет телекамер.
Что касается возраста, для нас, молодых, это, наоборот, возможность доказать: мы тоже способны менять страну, причем иногда превышая уровень многих старших коллег.
Нередко можно прочесть язвительные реплики, что в Раду попали парламентарии типа фотографа Сергея Штепы. Так ведь Штепа много чего сделал, он не только фотографировал свадьбы. Надо понять простую вещь. Он смог победить аксакала в округе, где тот не раз избирался (это главный акционер завода «Мотор Сич» и один из самых влиятельных людей Запорожья Вячеслав Богуслаев. — Авт.), чему я рад. Пример Сергея — о том, насколько огромен запрос на реформы в Украине, и о том, что давно пришла пора менять старую элиту.
— Запрос есть, но кто его будет реализовывать?
— Президент и вся его команда, начиная с него самого и заканчивая, наверное, мной.
— Однако с профессионалами в команде как-то плоховато. В недавнем интервью сайту «ОстроВ» вы заявили, что перемены происходят слишком медленно, что вам хотелось бы ускорить все процессы. Деятельность Рады СМИ уже метко назвали турборежимом. Скажите честно, успеваете читать законопроекты?
— Если мы говорим о потоке законов, то страна 29 лет ждала шанса, чтобы все вопросы, «застрявшие в законодательной трубе», что называется, наконец-то были проголосованы.
— Но как разобраться во всех тонкостях документов, если все происходит настолько быстро?
— Перед голосованием я могу попросить совета у моих коллег, компетентных в той или иной сфере, поинтересоваться их мнением о каких-то нюансах стратегии по конкретному вопросу, чтобы самому понять, какое место этот закон займет в мозаике перемен. Депутат не может быть экспертом во всем. К счастью, мы работаем в команде. Между собой всегда ведем открытые дискуссии, чтобы найти общее решение и потом слаженно двигаться вперед. Мы часто спорим на заседании фракции (иногда это бывает громко), но всегда приходим к одному знаменателю.
Мы — партия тех, кто завоевал место в украинской истории. И сейчас хотим воплотить все наши идеи.
— Что можете сказать о «формуле Штайнмайера«? Поскольку знаю о ситуации на оккупированном Донбассе не понаслышке, не представляю, как можно там провести выборы.
— Мы пять лет назад не представляли, что у нас будет война, аннексия Крыма и все остальное. Не исключено, что на встрече в «нормандском формате» тоже может случиться то, чего никто не представляет, что Зеленский добьется своего. Нельзя, чтобы на линии разграничения, которая не движется ни вперед, ни назад, продолжали гибнуть люди, нельзя и дальше рыть окопы. Вместо этого мы должны планировать, как с этим ужасом покончить. Давайте что-то менять и находить иные перспективы.
Читайте также: Мир по «формуле Штайнмайера» приведет к детонации конфликта на Донбассе, — Сергей Рахманин
— На фронте идет разведение сил. Теперь патриоты из Станицы Луганской, Золотого боятся, что начнутся расправы над ними.
— А я скажу о другом. Не раз общался с представителями многих организаций, работающих в разных очень сложных прифронтовых зонах. У жителей этих сел нет элементарного — воды, света, тепла. Они находятся в постоянной опасности. Надо восстанавливать там нормальную жизнь.
— Как?
— Для этого и существуют переговоры в «нормандском» и «минском формате», чтобы добиться результатов.
— Но боевики не собираются никуда отводить силы.
— И мы не будем отводить, если они не станут. Любые шаги должны быть взаимными. Или их не будет вообще.
В Станице Луганской ситуация стала лучше. Там строится мост…
— …по которому смогут проехать российские танки и техника, если Путин даст отмашку на наступление.
— Думаю, такого не будет. Нужно дать возможность людям с той стороны комфортно пересекать линию разграничения.
Извините, но перспектива появления наших танков в Москве, которая заставит Путина что-то изменить, пока нереальна. Другие варианты решения этой проблемы, кроме диалога, нам сейчас недоступны.
Читайте также: Зеленский помогает России создать систему торможения развития Украины, — Евгений Магда
— Нет ни одного человека в Украине, который не хотел бы мира. Очень плотно общаюсь с военными, волонтерами, патриотами, проживающими на оккупированных территориях. Они категорически против мира любой ценой.
— Мы тоже такого не хотим. Президент постоянно, словно поломанный граммофон, озвучивает, какие красные линии на встрече в «нормандском формате» он не будет пересекать. На 14-часовом пресс-марафоне вы услышали сто один вопрос о «формуле Штайнмайера» и о мире. Президент подтвердил: у него есть полное понимание, что мир любой ценой невозможен в ситуации, которая сложилась сейчас на востоке страны. Он сто раз сказал и публично, и журналистам, и приватно, что диалог с Россий наиболее эффективен именно в присутствии международных партнеров. Ведь если мы остаемся наедине со страной, которая больше и сильнее нас в разы, расстановка сил будет совсем иной.
— Это он говорит сейчас. А когда начнется его разговор с Путиным…
— В результате этого диалога произошел обмен пленными. Хотя пять лет Путин объяснял нам и всему миру, что не может отдать Сенцова и остальных заложников Кремля. Но после двух бесед Путина и Зеленского это случилось. Так что давайте все-таки видеть прогресс в их общении. Гарантирует ли этот диалог все остальное? Нет. Но я все равно верю, что откроются иные перспективы, чтобы стало возможно чудо.
— Ваша жена из Донецка. Где и когда вы с ней познакомились?
— Здесь, в Киеве, в 2017 году. Она вынужденная переселенка. Вся ее семья выехала из Донецка, там остался лишь отец. Один ее брат пошел защищать страну, другой попал «на подвалы», так как был проукраинским активистом. Еле-еле удалось его вызволить. После всех этих драм у жены и ее мамы не было вариантов.
— Вы же сами попали на Донбасс в самый разгар «русской весны». В качестве кого?
— Работал там как журналист американского канала Fox News. Стал свидетелем многих событий.
Видел, насколько быстро изменился после освобождения Славянск — город, где орудовала банда Стрелкова (они оставили много закопанных трупов вокруг города). Эти перемены стали для меня аргументом, что Донбасс можно реинтегрировать. Людям, проживающим на оккупированной территории, нужны порядок и покой. А это им может дать только Украина.
Знаю, сколько дончан и луганчан хранят украинские паспорта под подушкой. Так что далеко не все там утрачено. Я постоянно повторяю, что мы не можем упрекать людей в том, что они остались в своих квартирах и домах, которые всю жизнь обживали. Таких граждан миллионы. О них нельзя забывать.
— Вы до этого не были в Донецке?
— Нет, никогда, — говорит Святослав Юраш. — В апреле 2014-го попал туда. Уже была захвачена облгосадминистрация, однако проукраинские митинги еще проходили. Большинство жителей были уверены, что ничего не случится — любители «русского мира» постоят, покричат свои лозунги, и все. Может, так и было бы, если бы не вмешательство россиян. Я лично видел россиян в Славянске.
Никогда не забуду, как 1 мая в Донецк прибыли кадыровцы. Когда они захватили Донецкий аэропорт имени Прокофьева, я вместе с другими журналистами как раз находился возле входа в ДАП. Коллеги тогда очень волновались, поскольку с каждым часом становилось понятно, что оставаться в Донецке опасно. В тот же день здание деблокировали (спецоперацию провели 26 мая 2014 года. — Авт.). Это произошло четко, быстро и без потерь с украинской стороны. Но, к сожалению, больше никаких действий, чтобы остановить пророссийский шабаш, в Донецке не предпринималось, и ситуация становилась все хуже. Красивый чистый город на глазах превращался в Мордор.
Читайте также: Путин пойдет в наступление: в Украине указали на серьезную проблему с «формулой Штайнмайера»
— Ваш родной язык украинский. Когда говорите на русском, все равно слышен акцент. В Донецке его не могли не заметить.
— Прикидывался поляком, знающим английский, поэтому и выжил. Это была лучшая моя роль.
На Донбассе я пробыл с апреля до середины июня, потом уехал на месяц. Вернулся в день, когда был сбит МН17, и покинул те края 20 августа.
Был хорошо знаком со всеми главарями так называемой «республики» — Бородаем, Пушилиными, первым генпрокурором «ДНР» Кавтарадзе. До сих пор в телефоне есть все их контакты, включая Пушилина.
— Каковы впечатления от этих мерзавцев?
— Это обычные оппортунисты. Пушилин к тому же еще и аферист. Прекрасно помню момент, когда гээрушники зачистили облгосадминистрацию, где местные организовали эдакий злой близнец Майдана. Вышвырнули оттуда всех маргиналов и поставили так называемых профессионалов. Бородай принимал «хозяйство». А Пушилин суетился и всех инструктировал, как надо относиться к Бородаю и как с ним работать. Я как раз находился внутри здания, так как ждал разрешения для своего медиа снимать везде. Этот «документ» храню до сих пор. И все их агитки тоже.
Хотя, если бы они хоть раз загуглили мою фамилию, я на подвале оказался бы сразу (Юраш — основатель Международного центра Майдана и медиаресурса EuromaidanPR, который писал на семи языках о событиях в Украине. — Авт.).
Кстати, 7 апреля я присутствовал на «историческом событии» — принятии «акта о провозглашении государственной самостоятельности ДНР». В большом зале на 11-м этаже облгосадминистрации Пушилин зачитал текст, в котором звучало и обращение к России принять «ДНР» в свой состав. Когда я спускался по лестнице, какие-то безумные «леди» кричали: «Ура! Союз теперь вернулся». Это был абсолютный сюр. А на площади Ленина постоянно звучали песни «Священная война», «День Победы», «Русский марш».
Видел много расклеенных листовок с фотографиями донецких активистов, которых разыскивали. Больше всего там не любили и боялись местных, которые были за Украину. Вот тогда я понял, насколько легко на самом деле создается ад.
— В последние годы вы сотрудничали с международными организациями, общественными, медийными и бизнес-структурами — Western NIS Enterprise Fund, BABYLON'13, Black Earth Innovations, Всемирный конгресс украинцев, BBC. Что ваши знакомые говорят сейчас о происходящем в Украине?
— У меня много друзей в самых разных частях мира. Причем я чаще общаюсь не с сокурсниками (Юраш учился в Варшавском и Калькуттском университетах. — Авт.), а с известными иностранцами, которые приезжают в нашу страну и здесь работают. Это и ученые, и журналисты, и политики. Они считают, что война на Донбассе и аннексия Крыма — это ужасная несправедливость. Видят разные варианты решения наших проблем и понимают, что все должно быть по-другому.
Они произносят много комплиментов в наш адрес. Одновременно с этим у них вызывает тревогу то, что за пять лет после Майдана, восставшего против апофеоза коррупции, которую возглавлял Янукович, ничего не сделано. И эта фрустрация выражается во многом. Так что у Украины сейчас далеко не однозначная поддержка. Нам самим нужно что-то делать с нашими фундаментальными проблемами, чтобы мир понял: мы меняем страну.
Только один факт. В 1991 году уровень ВВП у нас был немного больше, чем в Польше. Польша сейчас в космосе, а мы известно где. Поэтому надо срочно что-то предпринимать и строить то, о чем мы мечтаем уже 29 лет.
У нас нет выбора. Это моя страна. Она такая одна во всем мире. Надо много и упорно работать, чтобы Украина стала прекрасной во всех смыслах. У меня есть желание это делать. Я вошел в команду президента, потому что увидел: он искренне хочет, чтобы его дети жили в Украине. Зеленский постоянно повторяет, что это его главное задание. Совсем скоро на свет появится мой первый сын. Я тоже очень хочу, чтобы он жил только в Украине.