Никто — ни бывшие побратимы, ни ближайшие родственники — не знал и не понимал, почему Ярослава Никоненко, служившая последнее время в Киеве, при Генштабе, вдруг оказалась на передовой. «Скорее всего, ее командировали для подкрепления охраны президента, который 14 октября ездил на фронт поздравлять защитников», — предполагали ветераны АТО, с которыми я общалась на похоронах. «Она не должна была погибнуть, ведь ее все очень берегли, помня о гибели отца. В зону боевых действий Ярославу не могли отправить», — недоумевали другие. Есть еще одна версия трагедии, мистическая. Дескать, папа забрал дочку к себе на небеса.
На самом деле молодая, красивая и бесстрашная женщина осознанно выбрала свою судьбу. Потому что горела желанием отомстить врагу за смерть самого близкого человека…
До гибели отца Ярослава не проявляла интереса к военному делу. И не понимала, почему младшая сестра Богдана ушла добровольцем на фронт вместе с папой (читайте об этом в публикации «ФАКТОВ» Дочь «айдаровца»: «Погибший отец будто противился возвращению домой, потому что… не успел довоевать»). Почему, бывало, та переходила на крик или плач при разговоре.
У Ярославы была хорошая должность — экономист в одном из столичных ресторанов. Она осуществила свою мечту — купила квартиру в Киеве. Совсем недавно выплатила за нее кредит, оставалось лишь купить мебель. Со временем планировала забрать к себе дочку Софию, которую с пеленок воспитывали бабушка с дедушкой в Миргороде.
Мама с дочкой скучали друг по другу, и Ярослава, как только появлялась возможность, проводила время вместе с Соней. Этим летом София все каникулы находилась в Киеве. А осенью мама с дочкой ездили отдыхать на море.
В общем, у Ярославы все складывалось неплохо. И наверняка сложилось бы в будущем, если бы не война.
28 сентября старший солдат службы охраны при Генштабе Ярослава Никоненко отправилась на передовую. Об этом, кроме командиров, знали только три ее ближайшие подруги. Через месяц, в крайнем случае к Новому году, планировала вернуться в мирную жизнь.
— Ярослава была похожа на модель: стройная, подтянутая, спортивная, модно одетая, — вспоминает директор Беликовской средней школы Анатолий Карбан, друг ее отца. — И решительной, очень умной. От нее такая мощная энергетика шла! Но в Миргороде Ярослава появлялась не так часто, поэтому здесь больше знают младшую дочь Сергея Никоненко Богдану. Это такая сорвиголова, что любого мужика за пояс заткнет. Но обе его дочки — воины по натуре. Сергей сам был прирожденный боец и дочерей так воспитал. В последнее время Ярослава красила волосы в черный цвет, благодаря чему очень походила на киношную Ксену — королеву воинов.
Но если Богдана начала помогать солдатам с начала 2014 года, когда возле Миргорода появились блокпосты, и уже летом вместе с отцом ушла добровольцем на фронт, то Ярослава пошла воевать позже.
— Смерть папы изменила сестру, — рассказывает Богдана Никоненко. — Чтобы успокоить душу от потери, ей надо было выместить свою боль на тех, кто забрал у нас нашу жизненную опору. И уже ничто и никто не мог остановить Ярославу. У нее был внутренний стержень, который никому не под силу было сломить. Ею двигала месть. Это была первая официальная ротация Ярославы в зону боевых действий.
«Сдаться в начале пути — это слабость.
Сдаться в середине пути — это глупость.
Поэтому ты либо не начинаешь путь,
Либо идешь до конца».
Не имеет значения, кто сказал эти слова, но Ярослава запостила их на своей страничке в Facebook, потому что они были созвучны с ее жизненными принципами.
Путь Ярославы на ту позицию под Марьинкой, которая стала в ее жизни последней, был довольно сложным, но последовательным.
Читайте также: Бойцы называли ее мамой: в Херсоне простились с медиком Ириной Шевченко, погибшей во взорванной боевиками санмашине
— Когда погиб отец, Ярослава записалась к нам, — вспоминает начальник управления контрразведки ДУК «Правый сектор» Игорь Чадюк из Кременчуга. — Сначала она прошла четырехмесячную подготовку в учебке «Десна», рвалась на фронт, и уже к концу 2015-го попала в военную разведку. Эта женщина была настоящим воином: умела прогнозировать боевые события, имела, как говорится, чуйку на каждое движение. Ей удавалось успешно проводить разведку в окружении врага, в том числе и в его тылу. Служила в районе шахты Бутовка и на других самых сложных участках.
— На Бутовке было пекло, — продолжает Богдана. — Я тоже тогда там рядом находилась. Была знакома с командиром Ярославы, часто виделись с ним. Но не знала, что сестра служит у него. И все молчали. Мы перед этим поругались с Ярославой из-за того, что она маме много лишнего рассказывала о «Правом секторе». Мы только похоронили папу, и маму надо было пожалеть. Зачем ей было знать, что обе дочки служат на передовой? «Говори, что ты при штабе», — учила я сестру. Из нее получилась хорошая ученица…
Спустя полгода Ярослава Никоненко вернулась в Киев. С добровольческими батальонами тогда была неразбериха: воевали с трофейным оружием, находились на птичьих правах (их то ротировали, то выселяли с позиций) и не имели какого-либо статуса. Но о возвращении к прежней жизни уже не могло быть и речи. Ярослава, говорит Богдана, хотела овладеть снайперским искусством, а в будущем стать офицером. И она готова была ради этого горы свернуть.
— Готовясь к воинской службе, сестра окончила две снайперские школы и курсы лидерства, те же, что и я, но намного раньше, — рассказывает Богдана Никоненко. — Знаете, у нас с ней было негласное соревнование за лидерство еще с детства. Мы жили каждая по себе, но как бы испытывали друг друга постоянно. Одна что-то сделала, чего-то достигла, а другая должна была доказать, что может добиться большего. Отец воспитывал сестру и меня как мальчиков и выработал у нас твердый характер. Ярослава старше меня почти на десять лет, имела два высших образования (второе — юридическое), но не была для меня авторитетом. Я с ней ни о чем не советовалась, не подчинялась ей, потому что всегда была независима от мнения других. И надо же: в определенных жизненных ситуациях мы выбрали профессию военного. А когда мне показали тело Ярославы для опознания, я обнаружила, что ее ногти покрыты лаком такого же цвета, как и у меня. То есть между нами все равно существовала незримая духовная связь.
— Я познакомился с Ярославой после похорон ее отца, — рассказывает ветеран АТО Руслан Козырь, уроженец Миргорода. — Наши с Сергеем позиции находились рядом, он мне и представил свою младшую дочку Богдану, которая тогда служила на базе «Айдара» сначала поваром, а потом в санитарной роте. Знаю, что «Седой» (такой позывной имел Сергей Никоненко. — Авт.) не разрешал старшей дочери воевать, потому что у нее был на то время восьмилетний ребенок. А когда запрещать уже было некому, она отправилась на фронт. В прошлом году подписала контракт с ВСУ. Сначала служила в президентском полку. Но, понимая, что из него в зону боевых действий не отправляют, перевелась в 101-ю бригаду, которая имеет на передовой свою группу. Она очень рвалась туда, но ее не отпускали из штаба. И меня упрашивала поспособствовать попасть в войска, в которые хотела, чтобы оказаться на фронте. Я категорически отказал.
Читайте также: «Теперь моя мама ангел», — сказала на похоронах пулеметчицы Яны Червоной ее маленькая дочка
— Тем не менее она очутилась там, где стреляют. Что вам известно об этом?
— Это была однозначно ее инициатива. Ярослава отлично стреляла и из автомата Калашникова, и из винтовки. Ей надо было отработать навыки, полученные на тренингах. В Марьинке, кстати, на той позиции, которую она занимала, не один военный погиб — она хорошо простреливается. Там расстояние между снайперами с обеих сторон составляет всего один километр. Ярослава пыталась вычислить противника, стреляющего с оккупированной территории.
— Лично я не встречала ни одного мужчины, даже в штурмовом батальоне, с таким складом ума, как у моей сестры, — добавляет Богдана. — В общем, она смогла убедить кого нужно, что ее присутствие на той позиции крайне важно. Ее прикомандировали к 28-й отдельной механизированной бригаде. Мне командир Ярославы рассказывал: она проявила такой напор, чтобы попасть на фронт, что он вынужден был подписать документы.
Выступая на похоронах, временно исполняющий обязанности командира 101-й бригады полковник Сергей Малахов сказал, что Ярослава на шаг приблизила нашу победу. И извинялся, что не сохранил ее жизнь… Но Ярослава целенаправленно туда пошла, чтобы отомстить за отца. Этот план в ее голове созрел давно. А пуля не выбирает, в кого попадет…
Насколько я знаю, занимать ту позицию, где была сестра, никто не хотел. Снайпер с оккупированной территории в той местности давно кошмарит наших бойцов. Ярослава хотела это приостановить. Так они неделю следили друг за другом. «Или я его, или он меня», — сказала сестра, уходя 15 октября на боевое задание. Враг оказался более метким…
— Как вы узнали о смерти сестры?
— Так получилось, что мы с ней воевали под командованием одного и того же человека — подполковника Максима Михайловича Марченко. Когда я была на фронте и ходила в разведку (я уже два года нахожусь в декретном отпуске по уходу за ребенком), он возглавлял 24-й отдельный штурмовой батальон. Тогда мы с ним частенько разговаривали по душам. Я показывала ему фотографии родственников, так что он знал мою сестру заочно, знал ее имя. А когда на передовую пришла Ярослава, он уже был командиром 28-й отдельной механизированной бригады. Конечно, он ее узнал. И когда снайпер выстрелил Ярославе в голову, Михалыч буквально через час позвонил мне и сообщил без «вступительных» слов: «Ярослава «двухсотая». «Какая Ярослава? В нашем батальоне их было две», — я подумала о своих бывших сослуживцах. «Твоя сестра», — уточнил он. «Вы что-то путаете, Максим Михайлович. Моя сестра в Киеве, при штабе», — отвечаю ему… До последнего не верила.
Читайте также: «Сабина все время ходила под пулями»: сослуживцы рассказали о 23-летней медсестре, погибшей в АТО
— А маме как решились сообщить об этом?
— Часа три собиралась с мыслями. Прежде поехала в аптеку, накупила успокоительных, сделала из них «коктейль». «Что ты мне даешь? Зачем?» — не понимала она. А когда я сказала ей, что Ярославы больше нет, выпила все залпом, и после этого ее как будто перемкнуло.
У нас нет слез. Мы выплакали их раньше. Даже не разговариваем пока друг с другом. Больно.
Дочку Ярославы Софию спасает ее детская психика. Она еще не осознает, что осталась круглой сиротой. Мне первой пришлось говорить семье и о папиной смерти. Может, внешне я и выгляжу железобетонной, но в душе такая рана… Правда, ее не видно.
Семья Никоненко — вторая в Украине, в которой похоронили двух человек, убитых на войне. Прежде двойное горе пришло в многодетную семью Хомяк из Луцка. Пропавшие без вести в сентябре 2014 года братья Владимир и Дмитрий тоже служили в «Айдаре».
У Богданы остается на войне и любимый человек Виктор Антонов, отец их двухлетнего сына Платона. Конечно, он был против того, чтобы ребенок получил мамину фамилию, но подписал в роддоме нужные бумаги, потому что с Богданой трудно спорить.
— Фамилия Никоненко — это фронтовой бренд, — слабо улыбается моя собеседница. — Уверена, что наш с Виктором сын будет достойным продолжателем героической династии. Жаль, папа не дождался появления мальчика в семье, о чем мечтал всю жизнь. Хотя это не мешало ему любить нас с сестрой и вырабатывать у нас мужской характер. У меня в детстве, например, вместо кукол была боксерская груша, купленная им…
О Сергее Никоненко долго еще будут ходить легенды. Одна из них — как он вместе с четырьмя бойцами «Айдара», входившими в его разведгруппу, совершил вылазку на вражескую территорию под Трехизбенкой, где врукопашную уничтожили блокпост боевиков.
Пойти с ним в разведку было за честь. А малоопытных солдат он сам включал в разведгруппы, обучал их правильно действовать в реальной обстановке.
Рассказывают, что «Седой» был отличным корректировщиком огня. Он со стопроцентной точностью (иногда по старинке, с помощью топографической карты) вычислял боевые вражеские позиции. С его подачи наша артиллерия уничтожила значительные силы противника.
Боевики тоже высоко «ценили» его: назначили 450 тысяч долларов за его голову.
«Седой» обладал ярким талантом военного, о карьере которого мечтал с детства. Но стать офицером ему было не суждено — по состоянию здоровья его не приняли в Суворовское училище. Поэтому он выучился на инженера-геолога, долгие годы проработал в разведке нефтегазовых рождений на севере России. Именно эти навыки позже пригодились ему на войне, когда пришлось вычислять позиции противника.
Вообще, Сергей Никоненко не должен был воевать. Если бы он официально проходил медицинскую комиссию в военкомате, его, конечно же, признали бы непригодным к воинской службе. После жуткой аварии, в которую попал лет за десять до начала российской агрессии, он мог остаться прикованным к кровати: его позвоночник сломался в двух местах. И только благодаря своему упорству Сергей Никоненко снова начал ходить. Сначала на руках, потом с костылями, затем — с палочкой, а после без опоры.
К 50 годам его здоровье значительно пошатнули перенесенные инфаркт и инсульт.
Жизнь все время испытывала Сергея Никоненко на прочность. Он остался круглым сиротой, когда ему было десять лет, однако переходить в дом бабушки с дедушкой не захотел, чтобы не быть им обузой. Сам хозяйничал в своей хате: топил печку, готовил еду, стирал… Едва зиму пережил. А перед новым учебным годом попросился в школу-интернат. К родственникам приезжал лишь на каникулы. Дед, ветеран Великой Отечественной, которым Сергей очень гордился, никогда не баловал внука. Другим внучатам помогал деньгами, а ему обычно говорил: «Ты настырный, сам всего добьешься». Сергей считал это своеобразным жизненным напутствием. И доказывал себе и другим, что не лыком шит.
Его ведь и в добровольческий отряд «Айдар», который он обеспечивал поначалу как волонтер, не сразу приняли — заставили проходить переподготовку. Но человек он был настырный, своего добился.
Такими же у него и дочки оказались.
И я знала наперед, что мне ответит Богдана на вопрос, который больше всего боялась ей задать.
— Да, я скоро вернусь в свое подразделение на фронт, — она даже не дослушала его до конца. — Я ведь военнослужащая Вооруженных сил Украины. У меня там еще много работы. Буду заниматься «ландшафтным дизайном». Артиллерия, знаете, меняет местность…
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали историю 24-летней Юлии Микитенко, которая воевала в АТО, потеряла там мужа Илью Сербина, а теперь опекает и воспитывает первый в истории нашего государства взвод 14—15-летних девочек в военном лицее имени Ивана Богуна.
Фото из семейного альбома