О сироте Дарье Алексеевой, вынужденной переселенке из Горловки, «ФАКТЫ» писали три года назад, когда она стала студенткой Харьковского национального педагогического университета имени Григория Сковороды (Даша Алексеева: «Я еще не привыкла к тому, что можно спокойно выйти из дома и купить хлеб, когда захочешь»).
Напомним, Даша родилась в Горловке, затем переехала вместе с мамой в Россию. В Москве мать девочки зарабатывала на жизнь, составляя букеты в цветочном магазине. Дарье было 12 лет, а ее брату, родившемуся уже в Москве, два года, когда их мама умерла. Сирот отправили в приют. Младшего брата Даши вскоре усыновили, так как он имел гражданство РФ. А Дашу, гражданку Украины, депортировали на родину. Из интерната сироту забрала к себе в дом пенсионерка, установившая над ней опеку.
Опекун проживала на окраине Горловки в селе Жованка. Это административная единица поселка Зайцево, часть которого на сегодня все еще оккупирована. С началом боевых действий на Донбассе село Жованка оказалось на линии огня. Даше пришлось ходить в ближайшую школу через линию фронта — блокпосты противников и минные заграждения — на оккупированную часть Зайцево. Но заканчивала школу Дарья уже в мирном городе Бахмуте, а затем поступила в Харьковский пединститут. Этой весной сирота получит диплом, но вернуться на малую родину так и не сможет. Некуда возвращаться…
— За время обучения в Харькове бывала в Жованке?
— Планировала поехать, чтобы забрать из дома опекунши свои детские фотографии и стихи, которые писала моя мама. На снимках были я, мой младший братик и мама. Она умерла в 29 лет у меня на руках, когда мне было двенадцать: внезапная остановка сердца. Но съездить в Жованку я не успела. Очередной снаряд, попавший в дом моей опекунши, сжег строение дотла, уничтожив память о моем детстве. Можно сказать, что всю мою предыдущую жизнь разбомбило. Моя бывшая опекунша ушла жить к своей матери, за которой она ухаживает.
— О судьбе младшего брата тебе ничего не известно? А еще кто-то из родных у тебя где-то есть?
— Братик, может, и не помнит, что у него есть сестра. Его усыновили практически сразу после смерти нашей мамы, когда ему еще и трех лет не исполнилось. И мне его уже, наверное, не найти. Усыновители могли дать ему другое имя, изменить в документах дату рождения. А из родных после смерти мамы у меня оставались только дедушка, бабушка и тетя. Дедушка, отец моей мамы, хотел меня забрать к себе, но внезапно погиб — попал под поезд. А бабушка и тетя, которые вместе с моей мамой и со мной были прописаны в двухкомнатной квартире в Горловке, еще до войны уехали на заработки в Россию. Бабушка там умерла в ноябре 2018 года. Об этом мне сообщила тетя, которая и сейчас живет со своей семьей в Подмосковье. Мы иногда созваниваемся.
Читайте также: Моя знакомая в Донецке, поддержавшая «русский мир», спилась, а ее муж и сын погибли в «ополчении»
— А кто сейчас живет в той квартире в Горловке, в которой ты была прописана?
— После того как еще до войны все уехали на заработки в РФ, там никто не жил и коммунальные услуги не оплачивал. Когда меня депортировали из России в Украину и поместили в интернат, то сказали, что за мной сохраняется право на это жилье. Но я не успела побывать в нем. И уже не побываю — квартира разрушена обстрелом. Так что своего угла у меня нет. Весной, после окончания учебы, меня выпишут из общежития, и если не предложат временное социальное жилье, то у меня может встать вопрос об аренде квартиры, что очень накладно.
— А твоя тетя или опекун тебе помогают?
— Нет. У тети двое своих детей. Спасибо ей за то, что нашла, где похоронена моя мама. Тете вовремя не сообщили о случившемся, нам с братом тоже не дали проститься с мамой. Но тетя нашла могилу и перезахоронила останки в Подмосковье. Оказалось, маму сначала зарыли в общей могиле…
А женщина, взявшая меня под опеку, уже тогда была пенсионеркой. Спасибо ей за то, что забрала меня из интерната. За то, что нашла деньги на оплату койко-места в соседнем Бахмуте, где я окончила 11-й класс и получила украинский аттестат, давший мне возможность поступить в украинский вуз. На это нужно было 300 гривен в месяц. А в 2015—2016-м жители освобожденной части Зайцево — сел Бахмутка, Пески и Жованка — еще полгода ожидали своих выплат, пока села не внесли в список подконтрольных Украине территорий. Вот и моя бывшая опекунша несколько месяцев не получала ни пенсии, ни выплат на меня.
Выжить жителям прифронтовой полосы помогали украинские военные, представители Международных гуманитарных миссий — Красного Креста и ООН, волонтеры. Мне лично очень помогли волонтеры харьковской гуманитарной миссии «Пролиска». Когда я приехала на учебу в Харьков, они приобрели мне обувь и одежду на зиму, ноутбук, холодильник. С первой стипендии я купила себе искусственную елку и отпраздновала Новый год — впервые за четыре года, проведенных на линии разграничения. Я обязательно наряжаю елку. С моим опекуном Галиной Михайловной мы Новый год никогда не праздновали. Она его не любила. А мне так хотелось праздника!
Со второго семестра я стала подрабатывать. Писала статьи для одной организации, работала педагогом в группе продленного дня в школе, вожатой в летнем лагере, а сейчас подрабатываю в кафе официанткой.
— Может быть, это война отучила жителей прифронтовой полосы от простых радостей жизни?
— Наверное. На линии фронта не до праздников. С февраля 2015-го обстрелы усилились, в итоге в десятом классе мы почти не ходили в школу. Когда я уезжала на учебу в Харьков, в доме моей опекунши уже не было ни единого окна со стеклами — все были забиты щитами. Обстрелами разворотило пристройку и снесло ворота.
Незадолго до моего отъезда, когда был очередной обстрел, моя опекунша получила ранение. Когда «забахало», тетя Галя прилегла на диван в зале, а я спряталась в коридоре, закрыв все двери. Галина Михайловна попросила меня принести мобильный телефон из спальни. Я ответила, что сделаю это, когда обстрел закончится. Но она не стала ждать, встала с дивана и… тут в окно ударили осколки снаряда. Разбитые стекла, обломки металлопластиковой рамы и осколки снаряда полетели ей в голову. Благо украинские военные, которые стояли у нас в поселке, сразу оказали помощь. Фронтовой медик всю ночь доставал осколки.
— Как же она рискнула ходить по дому во время обстрела?
— Привыкла, как и многие жители прифронтовой полосы, перестала прятаться. А я к обстрелам не привыкла. Услышав, даже сквозь сон, резкий звук петарды или салюта, по-прежнему прячусь под кроватью и закрываю уши руками. Случается, плачу, кричу. Может быть, когда-нибудь это пройдет.
Но никогда не забуду, как по нам открыл стрельбу снайпер. Я уезжала в Харьков. Тетя Галя провожала меня на автобус в Бахмут, где я должна была сесть в поезд. Автобус отходит от КПВВ «Майорское». От Жованки к пункту пропуска можно добраться только на личном транспорте или пешком. Мы с сумками шли к КПВВ пешком, а вокруг нас от земли отскакивали пули — кто-то стрелял нам по ногам. Понятия не имею, с какой стороны стреляли. Мы думали только о том, как не опоздать на автобус.
Читайте также: «Благодарна войне за многое», — откровения журналистки из Донецка
Мысль, что нас могут убить, тоже, конечно, была. После ранения Галины Михайловны мы стали больше заботиться о своей безопасности. Ночевали в подвале у нашего ближайшего соседа и родственника тети Гали. В 20:30 прятались в подвал, в 8:30 выходили оттуда.
Уроки я делала засветло — в Жованке несколько месяцев не было ни света, ни воды. Мобильные телефоны и фонарики заряжали от генераторов военных и волонтеров. Хлеб в поселок тоже привозили военные и волонтеры, выдавали его по расписанию.
Во время войны прифронтовые населенные пункты оказались отрезаны от мира, хозяевам маленького магазинчика стало невыгодно привозить в поселок хлеб. Поэтому, приехав в Харьков, я была под впечатлением от того, что хлеб там можно купить, когда захочешь.
В первые дни в большом городе я вообще чувствовала себя дикаркой, вырвавшейся из джунглей. Подолгу рассматривала модно одетых людей, автомобили, дома и большие магазины. А когда на площади поставили новогоднюю елку, решила, что у меня будет своя елочка.
— После отъезда на учебу в Горловке ты больше не бывала?
— Была примерно месяц назад. Вместе со своим парнем гостила у его родителей. Мой жених тоже учится в Харькове.
— Какие у тебя впечатления от сегодняшней Горловки?
— Как в Чернобыльской зоне побывала. Город опустел. Дома на окраинах разрушены обстрелами. Война продолжается. Вскоре после моего отъезда школу, в которой я училась, закрыли — здание сильно пострадало от обстрелов. Во время моей учебы нам иногда приходилось прятаться от обстрелов. Из-за них мы перешли сначала на дистанционное обучение. Последний год я училась в Бахмуте, а моих одноклассников перевели в другие школы. Думаю, некоторые школы в Горловке будут закрываться: в старших классах — по три — десять человек. Люди покидают город. Спасаются от безработицы.
Читайте также: Недовольных пытают «на подвале»: шахтеры ОРЛО уже полгода не получают зарплату (видео)
По Горловке я ходила в сопровождении своего парня и только днем. Украинский КПВВ мы проскочили за полчаса. А на въезде в Горловку, на блокпосту уже на оккупированной территории, простояли в очереди на проверку документов более трех часов. Зная, что ждать придется долго, я взяла в дорогу книгу. Уткнулась в книжку, читаю. Вдруг услышала какой-то звук и заметила, что все люди в очереди стала падать на землю. В небе замелькали светящиеся точки. Мой парень повалил меня наземь и накрыл собой.
К счастью, это был не обстрел. Оказалось, кто-то задел «сигнализацию», и в небо взлетели сигнальные ракеты. Когда ситуация прояснилась, все заняли свои места, а я продолжала сидеть на земле и рыдать, пока мне не дали успокоительное. Я плакала от осознания того, что вернулась на войну.
— Ты уже знаешь, где будешь работать?
— Планирую оставаться в Харькове, пока мой парень окончит вуз. В этом году он сделал мне предложение и подарил кольцо. 14 февраля будет семь лет, как мы вместе. Ему предстоят еще несколько лет учебы — он получает профессию врача. Потом уже решим, где нам работать и жить. Хотим заработать на собственное жилье. Своего угла у меня никогда не было, это моя самая заветная мечта. Может, повезет и мы станем участниками программы льготного кредитования вынужденных переселенцев.
Быстрым этот процесс не будет — по всей стране тысячи сирот как с оккупированных, так и с мирных территорий, за которыми не закреплено ни метра жилья. Кроме того, в льготной очереди есть и другие категории лиц, имеющих право на первоочередное получение жилья.
Также «ФАКТЫ» уже писали о том, что на программы льготного кредитования вынужденных переселенцев для приобретения жилья средства из бюджета Украины выделяются в таких объемах, что для обеспечения их жильем потребуется семь с половиной тысяч лет.
Кроме того, сирота, не достигшая 23-летнего возраста, имеет право стать в очередь на получение временного социального жилья: читай — койко-места в общежитии. В Харьковской области социальные общежития есть в городе Дергачи и поселке городского типа Злочев. Однако следует поторопиться. Социальное жилье вскоре может быть очень востребовано — модульный городок в Харькове, в котором ныне проживают почти 300 вынужденных переселенцев с Донбасса, весной собираются разобрать как отслуживший свой срок эксплуатации. Обитателям придется куда-то перемещаться. Возможно, кто-то воспользуется предложением занять место в социальном общежитии.
Как сообщали ранее «ФАКТЫ», в Украине запустят жилищные программы для участников АТО и переселенцев. Кроме того, Кабмин принял решение о выплате денежной компенсации жителям Донбасса, чье жилье было разрушено войной.
Фото из семейного альбома