В 34-ю годовщину аварии 26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС чернобылец Ярослав Муха поделился с «ФАКТАМИ» воспоминаниями о том, как проходила ликвидация ее последствий. Лишь значительно позже авария на ЧАЭС была признана самой крупной в истории человечества техногенной ядерной катастрофой.
— На очистке от радиации крыши и помещений Чернобыльской АЭС мы, призванные на военные сборы солдаты и офицеры, работали в респираторах, но микроскопические пылинки все же проникали в бронхи, и это, кроме прочего ущерба здоровью, вызывало сильнейший кашель, — рассказал «ФАКТАМ» по телефону чернобыльский ликвидатор Ярослав Муха, живущий во Львове. — Мы ночевали в казармах воинской части, расположенной в 45 километрах от атомной станции. Запомнилось, как смотрели в армейском клубе кинокомедию «Свадьба в Малиновке»: ни слов актеров, ни исполняемых ими песен было не разобрать — их заглушал непрерывный кашель зрителей.
Чернобыль ворвался в мою жизнь в 1987 году, когда я полагал, что с последствиями аварии на ЧАЭС в основном уже покончено. Ведь власти тогда хранили в секрете многое, что происходило в Чернобыле. Телевидение, газеты рассказывали в основном о победах — что в декабре 1986-го разрушенный реактор окончательно упрятали под бетонный саркофаг. А до этого — возобновили работу два энергоблока ЧАЭС, и она вновь дает огромное количество электроэнергии.
Вдруг весной 1987-го меня вызывают в военкомат, сообщают: «Вы, как лейтенант запаса, призываетесь на военные сборы». У нас с женой тогда как раз ребенок родился. И с карьерой у меня складывалось на «отлично»: незадолго до этого я стал главным инженером управления производственно-технической комплектации строительного треста. Словом, живи и радуйся. Но не тут-то было…
Военкомат направил меня в райцентр Коростень Житомирской области. Там, как оказалось, призванных на сборы «партизан» распределяли по воинским частям, задействованным в работах на ЧАЭС и в зоне отчуждения. Стал свидетелем, как один из мобилизованных на коленях умолял, чтобы его не отправляли в Чернобыль. Я вскоре узнал, что там оставалось еще очень много опаснейшей работы.
— Куда вас направили?
— В отдельный полк химической защиты Прикарпатского военного округа (в/ч 55 064). Однако тогда наше подразделение находилось не в Прикарпатье, а в 45 километрах от ЧАЭС — в селе Новая Радча. Оттуда мы отправлялись на работы. Одна часть моих товарищей занималась захоронением Рыжего леса, другая — дезактивацией Припяти и ряда тогда еще населенных пунктов. А я попал в группу, которую задействовали в очистке от радиации крыши и помещений наиболее загрязненных радиацией четвертого и третьего энергоблоков. Из-за большого радиационного фона нам разрешали находиться там очень короткое время — в одних местах это было 30 или 40 секунд, в других — от одной до двух минут.
Тут важно сказать, что большую часть смертельно опасного радиоактивного мусора (топливных сборок, обломков строительных конструкций) убирали с крыши не вручную, а с помощью робототехники, в том числе луноходов. На ЧАЭС прислали 2 таких космических аппарата. Их оснастили ковшами. Группа, которая ими дистанционно управляла с помощью радиосигналов, работала в очищенном от радиации помещении. Один луноход трудился на крыше, второй в это время находился на техобслуживании. Периодически их меняли — с помощью вертолета. Это было в 1986 году.
Читайте также: Телекамеры луноходов чернели от радиации: аварию на ЧАЭС ликвидировали с помощью космических аппаратов
— Почему же в таком случае на крышу направляли людей?
— Там были такие места, до которых луноход добраться не мог. Поэтому возникала необходимость задействовать «биороботов» — так нас называли.
Сначала убирали крайне опасный радиоактивный мусор, потом срывали загрязненный радиацией рубероид и стелили новый. Во время этих работ поднималось много радиоактивной пыли, от которой не спасали респираторы.
— Какую еще защитную амуницию вы надевали?
— В первые месяцы после Чернобыльской аварии люди, которых направляли очищать крышу, надевали самодельные жилеты и трусы из свинцовых пластин. Но потом разобрались, что от этих «лат» мало толку. А весят они много, стесняют движения. Это очень существенно, когда на выполнение задания человеку отводится лишь несколько десятков секунд. Поэтому от свинца отказались. Волосы защищали шапочкой, надевали респиратор, форму из хлопка, рукавицы, сапоги и фартук врача-рентгенолога. Фартук, думаю, не столько защищал, сколько был своего рода средством психологической поддержки.
— Какие меры предосторожности соблюдали?
— При выполнении работ в загрязненных радиацией местах старались не приседать — чтобы уберечь от облучения половые органы. Логика такая: раз настил крыши или пол в помещении фонят, то мужское «хозяйство» должно быть от них как можно дальше.
Выполнение работ контролировали специалисты-атомщики 605-го управления Минсредмаша (это ведомство занималось военной промышленностью) СССР.
— Каждое утро несколько сот наших «партизан» (мужчин, призванных на военные сборы) отправлялось на ЧАЭС, — продолжает Ярослав Муха. — Солдат-срочников в 1987-м уже туда не брали. Ведь им еще предстояло жениться, становиться отцами.
— Кстати, сколько вам тогда было лет?
— Двадцать семь годков. Большинство «партизан» были старше меня — в возрасте от 30−40 лет. Впрочем, среди нас были и совсем молоденькие, еще неженатые.
На работу мы везли с собой целый грузовик минеральной воды в бутылках. Поначалу я был командиром взвода. Когда приезжали на ЧАЭС, я делил своих подчиненных на группы по десять человек. Мы поднимались в очищенное от радиации помещение и там специалисты-атомщики показывали на видеомониторе, что предстоит сделать, инструктировали, как себя вести. Всем выдавали дозиметры. Предположим, нам следовало очистить от мусора определенный участок крыши. По команде первая группа выбегала на кровлю, старалась сделать как можно больше. За ее работой наблюдали по видеомонитору. Когда истекало отведенное ей время (как я уже говорил, это могли быть несколько десятков секунд или одна-две минуты), звучала сирена, и группа бежала назад. Ей на смену устремлялась следующая. Обычно, часа за 2 все несколько сот «партизан» набирали свои дневные дозы.
Читайте также: Мы лопатами сбрасывали куски графита в развал ядерного реактора, — ликвидатор Чернобыльской аварии
— Как вы проходили очистку от радиации?
— В административно-бытовом корпусе дозиметрист замерял уровень радиации на одежде и обуви. Как правило, после каждой смены эти вещи до того загрязнялись, что дезактивации не подлежали. Их отправляли в могильник радиоактивных отходов. Кстати, когда я в свой первый рабочий день на ЧАЭС увидел, что один раз надеванные сапоги отправляют в могильник, мне стало ясно — мы попали в самое пекло. Ведь я знал, что на стройках работяга получает одну пару кирзачей на 2 года. А здесь одну пару в день! Добавьте армейскую форму, белье. За здорово живешь советское государство так бы не расщедрилось! Посчитал, что эта амуниция стоила рублей 50 (молодой инженер тогда получал 120 рублей в месяц. - Авт.).
Сбросив безнадежно зараженную одежду и обувь, мы шли в душ смывать радиацию с кожи. Затем спешили напиться воды. После смены была такая жажда, будто несколько дней во рту не было ни капли воды. Это потому, что под действием радиации в организме наступало обезвоживание. Так что за раз мы с наслаждением выпивали по 3−4 бутылки. Кстати, у нас всегда была дефицитная «Боржоми» — благодаря оборотистому заместителю командира полка по тылу.
— Как отразилась на здоровье работа в условиях высокой радиации?
— Да у каждого по-своему… У меня на ступне образовалась язвочка, она зажила только в 2000 году. А еще увеличивались лимфоузлы под мышками. Но я на это особого внимания не обращал — не до того было. Самое интересное, что события примерно дней 10 моей чернобыльской эпопеи полностью стерлись из памяти. Ребята вспоминали различные события, участником или свидетелем которых, по их словам, я был. Но я ничего этого не помню. Совсем.
— У вас был в Чернобыле оберег?
— Нет, но я носил в кармане железный рубль. И вот для чего. Смотрите, я некоторое время был командиром взвода, а затем пошел на повышение — назначили командиром роты. В моем подчинении оказалось около 100 бойцов. Как и я, это были так называемые «партизаны». Личный состав роты менялся — тех, кто официально набирал дозу радиации в 10 Бер (приблизительно 10 рентген) отпускали домой. Присылали новичков — в основном крестьян и рабочих. Чтобы доходчиво объяснить, насколько опасная работа им предстоит, я использовал металлический рубль. Когда они спрашивали, как действует на человека радиация, я доставал рубль и лепил его себе на лоб (в этом деле важно, чтобы лоб был хотя бы немного влажным). «Видите, я из-за радиации стал вроде магнита», — говорил им. И, знаете, мужики сразу понимали, что с ионизирующим излучением шутки плохи. И технику безопасности соблюдали.
Впрочем… Дезактивировали мы помещения возле вентиляционной трубы. Вести себя там следовало крайне осторожно. Но, помнится, солдаты из Закарпатья, пренебрегая опасностью, принялись мыть пол, став на колени, как это делают в сельской хате.
— Ваше подразделение хорошо кормили?
— Как на убой. Еда была вкусной и разнообразной. Кстати, в армейском магазине свободно продавались дефицитные в те времена продукты. Например, растворимый кофе в пакетиках. А вот со спиртным было очень туго — сухой закон. Когда я собирался на дембель, следовало ребят угостить. С большим трудом раздобыл две бутылки водки.
— Сколько вам заплатили за опасную работу на ЧАЭС?
— Оклад в пятикратном размере — более 3 тысяч рублей (это за 23 смены в третьей, самой опасной зоне). Я купил на эти деньги кирпич и другие стройматериалы. Рассуждал так: если после полученных доз облучения мне не суждено прожить долго, семье останется хороший дом. Понимаете, военные медики высказывались пессимистически по поводу моих перспектив дожить до седых волос.
И вот еще что. Жена только через пять лет узнала, что я работал на ЧАЭС: когда нас, ликвидаторов, чествовали в оперном театре и репортаж об этом показали по телевидению. Я не говорил жене, на какие военные сборы меня направили, потому что она кормила тогда ребенка грудью. Я даже от грамоты Верховного Совета Украинской ССР отказался — ради того, чтобы супруга не знала, что я прошел Чернобыль. Только мой отец с самого начала знал правду. Он отнесся к этому со спокойствием мудрого человека: мол, чему быть, того не миновать.
— В минувшем году мировым хитом стал телесериал «Чернобыль», созданный британскими и американскими кинематографистами. События в нем показаны правдиво?
— Что касается очистки крыши, то правдиво. Съемочная группа отталкивалась от документальных съемок, разрешение на проведение которых в 1986 году добился генерал Николай Тараканов. Поэтому о подвиге его солдат знают многие. Но нужно понимать, что крышу очищали и до, и после них — без кинокамер. Кстати, я читал много версий Тараканова о том, что и как было в Чернобыле. Многое в них не стыкуется.
В сериале «Чернобыль» впечатляюще показана история о подвиге водолазов (Алексея Ананенко, Бориса Баранова и Валерия Беспалова. — Авт.). Они, рискуя жизнью, спустились под аварийный реактор, чтобы открыть вентиль слива воды. В сериале эти события представлены не совсем так, как они произошли в действительности. Но все равно эти трое чернобыльцев совершили подвиг.
Но давайте не забывать не менее героические поступки многих других ликвидаторов. Возьмем такой пример: сразу после Чернобыльской катастрофы ученые опасались, что в аварийном реакторе произойдет еще один взрыв, поэтому им было нужно «заглянуть» в него. Кто знает о людях, которые, рискуя жизнью, прожгли отверстие в бетонном корпусе разрушенного реактора?
Историй, в которых специалисты проявляли высочайший профессионализм и смелость во время ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы, было предостаточно. А вот пенсии у многих из них (тех, кто дожил до наших дней) лишь немногим больше минимальной, например, у моих знакомых водителей грузовиков-миксеров, доставлявших цемент для возведения саркофага.
Фото в тексте из архива Ярослава Мухи