Сегодня выдающемуся шахматисту исполняется 70 лет Среди шахматистов всего мира Борис Спасский — фигура культовая. Гроссмейстеры и рядовые любители шахмат могут часами слушать истории, байки, анекдоты, которые рассказывает десятый шахматный король. Правда, в последнее время после перенесенного микроинсульта он редко появляется на публике. Корреспондент «ФАКТОВ» позвонил знаменитому гроссмейстеру домой, в пригород Парижа Медон. Из досье «ФАКТОВ» Борис Васильевич Спасский родился 30 января 1937 года в Ленинграде. В 1969 году, победив в матче Тиграна Петросяна, Спасский стал десятым в истории шахмат чемпионом мира, а через три года уступил свое звание в поединке с американцем Бобби Фишером. Еще через 20 лет Спасский и Фишер сыграли матч с рекордным призовым фондом в пять миллионов долларов. В 80-х годах знаменитый шахматист принял французское гражданство.
- Как здоровье, Борис Васильевич?
- Как говорится, не до жиру, быть бы живу, — ответил бодрым голосом Борис Спасский. — Недавно в Париже мне сделали операцию на сосудах головного мозга. Чуть оправился и поехал в Бонн на открытие музея шахмат.
- Может, стоило немного повременить с путешествием?
- Недавно жена мне говорит: «Денег нет. Давай играй». Это Марина мне первый раз за 30 лет совместной жизни сказала. Почему-то именно тогда, когда супругу исполнилось почти 70. Нет, все-таки женщины — существа непонятные…
- Куда же делись полтора миллиона долларов, полученные вами за второй матч с Фишером?
- Полмиллиона съели французские налоги. Потом, мне совершенно не интересно лежать в гробу с пачками денег. Какие-то деньги оставил в семье, а на остальные купил восемь квартир своим родным и друзьям.
- Жена не возражала?
- Жена у меня — француженка русского происхождения — из белоэмигрантской семьи (Марина — третья жена Спасского. — Авт. ). А у русских людей, особенно в эмиграции, всегда было такое отношение к деньгам: заработали — потратили. В семье Марины родители последние сбережения тратили на билеты детям в театры, на концерты, оплачивали учебу своих чад в Англии и Швейцарии.
- Своего сына вы тоже так воспитывали?
- Сына мы зарегистрировали в мэрии как Борис-Александр-Жорж, а уже при крещении он стал просто Борисом. Борис-младший окончил лицей, потом изучал право в Сор-бонне, а недавно переехал в Россию. В Москве он сначала, по-моему, просто дурака валял. А теперь стал понемногу привыкать к российской жизни.
- А как с Мариной познакомились, помните?
- Познакомились мы в 1974 году благодаря артисту Анатолию Ромашину. Больше четверти века он был нашим ангелом-хранителем, мы очень дружили. В 2000 году Ромашин по трагической случайности погиб. В то время Марина работала в Москве в торговом представительстве Франции. За мной всюду следовали агенты КГБ, а за Мариной, как только узнали, что она встречается с советским человеком, стали следить сотрудники уже французской спецслужбы. И таким образом, две разведки создали прекрасную семью. С тех пор я люблю все секретные службы на свете.
- Говорят, разрешение на брак с вашей второй половиной вы получили благодаря Брежневу?
- Брежневу, я думаю, было наплевать, поженимся мы или нет. Вряд ли ему об этом докладывали. В 1976 году мы вместе с Мариной были в Сингапуре, когда ей неожиданно отказали во въезде в СССР. Единственной страной, которая на тот момент согласилась нас принять, была Австралия. Что нам было делать? Я пошел на почту и отправил телеграмму Брежневу. Через несколько часов Марине выдали советскую визу.
- Супруга помогала вам в шахматной карьере?
- Второй матч с Фишером я выдержал только благодаря ей. Все-таки на шестом десятке лет играть подряд 30 партий было довольно сложно: болят суставы, повышается давление… Марина делала мне противовоспалительные и обезболивающие уколы. А что касается Бобби, то он сам пострадал от навязанного им регламента. Однажды Фишер не смог выиграть довольно легкую позицию исключительно из-за усталости. Встав после партии из-за стола, он пошел, как шахматный конь: прямо и резко влево.
- Какие впечатления остались у вас от встреч с Фишером?
- Я называю его не Фишер, а Шифер: «Крыша едет не спеша, тихо Фишером шурша». В сущности, Бобби — славный малый, хотя и не от мира сего. Помню, когда он еще мальчиком был, мог прямо за обеденным столом снять ботинок и продемонстрировать: «Смотри, как классно в Аргентине шьют ботинки! Вот тут такой шов идет, тут такой».
Благодаря Фишеру подняли призы на турнирах. Прежде чем согласиться играть, Бобби специально приезжал, изучал зал, освещение, игровые условия. Он не мог играть, когда было шумно. Помню, в 1966-м на турнире в Америке жена Тиграна Петросяна — Рона — стала переговариваться в зрительном зале с двумя «армянскими товарищами». Тогда Бобби подозвал главного судью и говорит: «Госпожа Петросян шепчется и мешает мне, прошу вас выставить ее из зала». Петросян тогда страшно обиделся на Фишера…
- С другими чемпионами мира вы дружили?
- Был период, когда я много общался с Ботвинником. Его считали очень закрытым человеком, но если нужна была помощь, Михаил Моисеевич совершенно преображался. Когда умер его тренер, и у вдовы возникли проблемы с квартирой, Ботвинник позвал меня с собой на прием к какому-то секретарю ЦК КПСС. Мы бились до последнего, пока не решили эту проблему с квартирой — главную в советские времена. В повседневной жизни Михаил Моисеевич был, знаете, немножко ухажор, но такой размеренный: покупал цветочки, шел на свидания…
- В гости Ботвинник вас приглашал?
- Всего один раз. Помню, он открыл шкаф и стал демонстрировать завоеванные трофеи. Там висели лавровые венки чемпиона мира — номер два, три, четыре. Ботвинник у меня тогда еще спросил: «Борис Васильевич, а вы сохранили свой лавровый венок?» Я ответил: «Майкл (так я называл Ботвинника), мы его съели за два месяца. Лаврового листа в магазинах ведь нет». И тут же я спросил его о венке под номером один. Ботвинник мне тогда ничего не сказал. Но совсем недавно я узнал, что с первым венком Ботвинник поступил точно так же, как и я со своим.
- У Ботвинника ведь, как известно, были довольно своеобразные отношения с коллегами…
- Хотите, расскажу анекдот из серии «Чемпионы мира: Смыслов — Ботвинник»? Поехал как-то Ботвинник на турнир за границу и хотел купить подарок своему, как сейчас говорят, спонсору — министру электростанций СССР Николаю Жимерину. А денег мало, потому что в то время шахматисты немного зарабатывали. Вот гуляют они со Смысловым, Ботвинник мучается и, наконец, говорит: «Василий Васильевич, помогите». И рассказывает свою ситуацию. Смыслов долго думал, а потом ответил: «Знаете, Михаил Моисеевич, вы прежде всего должны принять в соображение, что товарищ Жимерин помогал вам из государственного кармана, а вы платите из своего». Ботвинник успокоился: «Большое спасибо!»
- Какими, если не секрет, были призы в те годы?
- В 1968 году в Швеции я играл с датским гроссмейстером Бентом Ларсеном, объявившим себя сильнейшим шахматистом мира. Возможно, что так оно и было, но призовой фонд того матча был порядка 300 долларов. Зато за победу меня наградили единственной в жизни правительственной наградой — орденом «Знак почета». Видимо, Ларсен очень пугал наших спортивных чиновников.
- О ваших отношениях с партийным начальством ходит немало баек…
- Все началось с того, что на чемпионате мира среди юношей я просто так, из любопытства, спросил у своего комиссара — так я называл сопровождающих из компетентных органов: «А правда, что Владимир Ильич Ленин был болен сифилисом?» Услышав это, комиссар невероятно обрадовался: наконец-то он почувствовал, что недаром несет свою вахту. По возвращении на родину делу был дан ход, и все могло бы кончиться для меня весьма плачевно, если бы зампред Спорткомитета не сказал: «Это дело мы разберем сами».
- После этого вам не расхотелось высказываться на политические темы?
- Помню, однажды на комиссии перед выездом за рубеж меня спросили: «Какие вопросы рассматривал XXV съезд КПСС?» Я говорю: «Точно такие же, какие рассматривал XXIV съезд». И тогда спрашивавший меня старый партиец сказал: «Молодец, вы хорошо знаете». Но если бы он меня спросил, какие вопросы обсуждал XXIV съезд, я бы, конечно, ответил: «Такие же, как и XXIII». Я не шутил, отвечал серьезно, но некоторым собравшимся мои ответы не понравились. И мне сказали: «Даже когда мы приглашаем юных пионеров, то они, в отличие от вас, очень точно и ясно отвечают на все поставленные перед ними вопросы». Когда меня спросили: «Как вы повышаете свой идейно-политический уровень?» — я в ответ попросил разъяснить, что это означает. В общем, коммунисты, которые были на той комиссии, очень обиделись.
- Доносы на вас писали?
- Однажды на лекции в Ростовской области я сказал, что если бы не мое увлечение шахматами, то, скорее всего, стал бы священником. Первый секретарь обкома тут же накатал «телегу» в вышестоящие инстанции. Мол, как же так, советский чемпион мира и говорит такие вещи. Что скажут наши идеологические противники на Западе? Меня вызвали наверх и посоветовали брать пример с Ботвинника. Дескать, тот очень аккуратно отвечает на трудные вопросы.
Когда в 1976-м я переехал во Францию, то уже, не спрашивая никакую комиссию, мог запросто поехать на любой турнир. Появилось чувство творческой свободы — возможность выезжать на соревнования, играть, общаться с людьми.
- За такую долгую жизнь в шахматах у вас наверняка появились какие-то прозвища?
- В детстве меня называли «малая сволочь». Я обыгрывал в блиц старших товарищей и при этом обзывал их разными обидными словами — «пижон», «сапог» или говорил: «Играть не умеешь!» Понятное дело, ребятам такое не очень нравилось. Значительно позже за кристально чистый игровой стиль югославы дали мне прозвище Шахматный Пушкин.
Сам же себя я называю Чукча-137. Ведь родился я в первом месяце 1937-го. Помните анекдот: «Чукча не читатель, чукча — писатель». Так вот, я чукча-стратег. И, между прочим, в книжке о гроссмейстере Спасском об этом написано…