Автору любимых миллионами слушателей песен «Мадонна»,»Ты меня любишь», «Музыка венчальная» исполнилось 75 лет Имя поэтессы Риммы Казаковой хорошо известно. Она — автор поэтических и публицистических книг, написала тексты любимых многими песен: «Ненаглядный мой», «Музыка венчальная», «Мадонна», «Ты меня любишь», «Обручальная ночь»… 27 января Римме Федоровне исполнилось 75 лет.
- Римма Федоровна, немногие знают, что вы родились в Украине — в Севастополе.
- Появилась на свет я в Украине, это — чистейшая правда. И не просто появилась, а родилась от выстрела ружья. Беременная мама пришла к подруге, у которой муж служил в НКВД. На стене висело ружье. Все знали, что оно незаряженное, и подруга в шутку прицелилась и спустила курок. Ружье почему-то выстрелило, пуля просвистела возле самого маминого уха. Я родилась раньше времени и с большой родинкой под коленкой (меченая).
По материнской линии я еврейка, по отцовской — русская. Возможно, потому такая умная (шутка!). В отличие от антисемитов, национальность человека для меня не имеет никакого значения. Всю жизнь ощущаю себя интернационалисткой. В Севастополе это не мудрено: там мирно жили (и, насколько мне известно, живут сейчас) люди десятков национальностей. Кстати, во времена крутого разгула антисемитизма именно в Севастополе я написала стихи, начинающиеся со строки: «Дед мой похоронен на еврейском кладбище… »
- А это правда, что в детстве вас называли Рэмо (революция, электрификация, мировой октябрь)?
- К сожалению, правда. Родители были сдвинутыми коммунистами. Ленин говорил, что коммунизм — это советская власть плюс электрификация всей страны. Вот и получилось такое имя. Мама меня звала Римусей. В студенческие годы, работая вожатой в пионерлагере, я услышала от отца одного мальчика: «Где девочка по фамилии Рэмо»? Тогда я поняла, что ехать в российскую глубинку преподавать с таким именем слишком экстравагантно и затруднительно. Я обратилась в загс и официально стала Риммой.
- Общаетесь ли вы со своими украинскими коллегами?
- В последнее время меньше. Хотя при первой возможности знакомлюсь с их творчеством: очень люблю украинский язык за его мелодичность. Нынче какой-то прохладцей повеяло в отношениях между Россией и Украиной. Убеждена, это временное явление. Ведь мы происходим от одного корня. Моя мама родом из Кременчуга. Я родилась в Севастополе, в школу ходила в Белоруссии, исторический факультет университета закончила в Ленинграде. Семь лет работала на Дальнем Востоке, исколесила практически весь бывший Советский Союз.
- На Дальнем Востоке как оказались?
- После окончания университета мне предложили поступить в создававшийся тогда в Москве Институт Латинской Америки. Время было непростое: разоблачение культа личности, происходили даже демонстрации, кого-то из наших студентов посадили. Но мне казалось, что лучше самой во всем разобраться, и я решила уехать как можно дальше. Хабаровск этим требованиям вполне отвечал. Туда и отправилась вместе с подружкой. По дороге, где-то на девятые сутки, на станции Ерофей Палыч (названа в честь Хабарова) мы вышли из вагона. Подружка вздохнула и говорит: «Эх, Ерофей Палыч, куда ж тебя занесло?!»
Приехали, наконец, в Хабаровск, вещи бросили, пошли на главную площадь. Смотрим: женщины одеты в крепдешиновые платья, туфли у них на высоких каблуках. Мы ожидали каких-то особенных впечатлений, а тут все обычно: цветы растут. Захотелось вернуться к маме, в Ленинград. Подруга первой собралась с духом: «Ты знаешь, можно, конечно, уехать, но другого шанса узнать страну у нас не появится. Давай останемся!» Познание растянулось на семь лет. Конечно, настоящая жизнь началась там.
- Помните, когда стихи начали писать?
На подобные вопросы всегда отвечаю: в утробе матери (смеется).
- А кто из родителей вам привил вкус к поэзии?
- Отец — выходец из батрацкой семьи, рабочий порохового завода. Мать — обмотчица электрических катушек. Какой поэзии они могли обучить? Я — пример того, что гении рождаются и в чертополохе. Детские стихи посылала в «Пионерскую правду», отцу на фронт. Он говорил, что они ему жизнь спасли. Я себя очень долго не считала поэтом. Потом поняла: это призвание.
- Вы принадлежите к поколению, именуемому детьми войны.
- Война очень многое определила в моей жизни. Чувство, что война — самое подлое, страшное, ненужное, что есть на свете, осталось в моем сознании с детства. Вместе с отцом, старшим лейтенантом, на фронт ушел мой старший брат — шестнадцатилетний мальчишка. Он прошел всю войну.
А 22 июня 1941-го я, будучи еще ребенком, очень радовалась. Накануне потеряла костюм зайца, в котором собиралась выступать в школьном спектакле. Узнав, что его не надо возвращать в школу, была очень довольна. Конечно, я не понимала, что происходит.
В 1942-м начался голод. Было страшно ждать каждый день вестей с фронта. В городе Глазове в Удмуртии, куда нас эвакуировали, находилось мореходное училище. Мама пошла туда работать. В годы войны в семьи фронтовиков посылали курсантов помогать по хозяйству. Вот и к нам приходил парень: пилил дрова, носил воду. Это был первый человек, который рассказал мне о культуре. Он подарил мне книгу, где рассказывалось о древнегреческих богах и героях. Моей любимой богиней стала Афина Паллада.
Война была для меня горем и страхом за отца и старшего брата, за весь наш народ. Помню, когда наступал вечер и мама приходила с работы, мы разжигали огонь в печке, я читала сказки братьев Гримм. Это единственная книжка, оказавшаяся у хозяйки, у которой мы снимали комнату.
Да, я — дитя войны. Отец, пока мы были в эвакуации, нашел другую женщину. Нас по возвращении даже не пустили домой.
- На ваши стихи писали песни разные композиторы. С кем из них работалось наиболее комфортно?
- Всегда мечтала писать песни. Нежно отношусь к Александре Пахмутовой, сочинившей музыку к песне «Ненаглядный мой». Ее великолепно исполняла Майя Кристалинская. Это моя первая песня. Большой блок был написан специально для Александра Серова. Помнится, Игорь Крутой привел ко мне в дом такого маленького серенького парнишку. И сказал: «Это Саша Серов, мы будем из него делать звезду, советского Тома Джонса». Я на парнишку посмотрела, думаю, какой, к черту, Том Джонс?! Хотелось погладить его по головке и накормить щами… Но в результате появились «Мадонна», «Ты меня любишь», «Музыка венчальная». Правда, с Игорем Крутым мы уже давно не сотрудничаем. Партнеров надо менять. Считаю, что настоящие браки, в том числе и творческие, заключаются на небесах. У нас был именно такой союз.
Мои произведения включали в свой репертуар Филипп Киркоров, Алексей Глызин, Ирина Аллегрова. Для Серова больше не пишу, но многие произведения подсознательно продолжаю сочинять на его голос.
- Есть ли сейчас высокая эстрада?
- Вы это о чем: «Зайка моя», «Бухгалтер, милый мой бухгалтер»? Знаете, когда песенные тексты писала я, то всегда старалась, чтобы слова проникли в душу. И думаю, у меня это получалось. А теперь скажите, что может затронуть «джага-джага»? Тем не менее меня пытаются убедить, что это хит.
- Ваши произведения рождаются сразу или требуют в дальнейшем шлифовки?
- Стихи выхаживаю и пишу их на коленке. Присела, положила листок на коленку, написала и пошла дальше. Главное, чтобы это делалось с любовью. Именно она — движитель всего. Из нее вырастают и цветы на подоконнике, и стихи, и даже суп, который я варю, — от любви. Внучка спрашивает: «Как ты делаешь такой вкусный суп?» Отвечаю: «Потому что люблю тебя».
- В современной литературе много ненормативной лексики, как вы относитесь к этому?
- Вообще, я мат не приемлю. Хотя эта лексика имеет право на существование — таков наш язык и менталитет. Но должен быть очень серьезный повод, чтобы извергнуть из себя подобное слово. Знаете анекдот? Ребенок родился немым, но вырос красивым работящим парнем. Когда его сосватали, он с отцом поехал в лес нарубить дров для бани. Сук отскочил, ударил парня по ноге, и он ненормативно выразился. Отец воскликнул: «Ты говоришь, а чего раньше молчал?!» Сын: «Повода не было!»
- Ваш сын — писатель.
- Мы с отцом Егора — публицистом Георгием Радовым — не хотели, чтобы сын становился писателем, поэтому ничем ему не помогали. Но в шестнадцать лет его уже напечатали в журнале «Юность». И в литературный институт он поступил без нашей помощи. Проблемы начались позже. То, что мне пришлось пережить, не пожелаю ни одной матери. У Егора был серьезный срыв: он запил, затем пристрастился к наркотикам. Я инфаркт заработала, пытаясь его спасти. Слава Богу, это удалось. Уже почти десять лет, как Егор напрочь забыл о наркотическом зелье. Он успешно творит, его произведения вполне конкурентоспособны, скоро выходит новая книга. Через месяц у него также юбилей — 45 лет!
- Семья у вас большая?
- К счастью, живу одна. Всегда себя считала прирожденной женой. Привыкла служить мужу, но счастливой семейной жизни, несмотря на две попытки, у меня так и не получилось. Недостающую долю любви и нежности получаю от внуков. У меня долгое время была огромная семья — семь человек. Потом все исчезли из моей жизни: одни ушли в лучший мир, другие просто ушли. Остались я и сын. И прекрасная квартира от советского времени. Ее мы с сыном и перепилили пополам.
Я не борюсь за квадратные метры в литературном поселке Переделкино. На этом «творческом поприще» успешно проявляют себя многие маститые литераторы. Достаточно сказать, что у Союза писателей Москвы, первым секретарем правления которого я являюсь, до сих пор нет своего помещения. Из здания бывшего Союза писателей СССР нас в прямом смысле выгнали. Автор нескольких редакций гимнов Сергей Михалков «попросил» оттуда буквально всех — у него сила, он к президенту вхож.
По сегодняшним российским законам членство в творческих союзах права на пенсию не дает, а треть нашей организации — больные, материально не защищенные люди (зарплата моей собеседницы составляет 1500 рублей в месяц, это 50 долларов. — Авт. ). Есть, конечно, Государственная премия. Но дают ее ежегодно только одному человеку. Такую премию — пять миллионов рублей (почти 190 тысяч долларов. — Авт. ) — недавно получила Белла Ахмадулина. А остальные как же?.. Поэтому приходится заботиться о тех, кому хуже, чем мне. А хочется, чтобы кто-то проявил внимание и ко мне.
- Приходилось ли страдать от одиночества?
- Одна — это нормально: «Уж лучше голодать, чем что попало есть, быть лучше одному, чем вместе с кем попало!» Человек — штучный товар, мы все одиночки. И ничего страшного в этом нет.