Теперь мужчина, приговоренный к 15 годам лишения свободы за зверское убийство друга бывшей жены, пишет ей трогательные, полные нежности письма. Только она их не читает В День влюбленных он хотел бы купить какой-нибудь красивый подарок для женщины, которую… едва не убил. Но в тюрьме нет такой возможности. Он даже открытку прислать ей не может — она не читает его писем. Потому что не простила.
С 55-летней Анной Горевой, жительницей Вознесенска Николаевской области, мы познакомились два года назад. Она тогда только-только привезла из больницы свою 33-летнюю дочь-калеку. В доме все суетились возле неподвижного бесчувственного тела и все равно радовались — Валюша жива!
- Доченька девять дней пролежала в коме, — рассказывала тогда Анна Андреевна Горева. — И врачи говорили мне: если и выживет, то останется растением. Лучше молитесь, чтобы Господь забрал ее к себе. Но я была согласна и на растение. Лишь бы Валя жила!
Среди белоснежных простынь лежала молодая женщина. О том, что с ней произошло, родные рассказывали неохотно. Боль еще была так свежа! Милая 13-летняя девчушка, Валина дочка, кормила маму с ложечки, собиралась заново учить ее разговаривать.
- Вот что зять натворил! — сокрушалась хозяйка. — Хотел убить! Голову ножом посек, как капусту. Сильно пострадал мозг. Ну, дали ему 15 лет, а кому от этого легче? И что будет дальше? И как теперь жить?..
Нынешней зимой, оказавшись вновь в Вознесенске, я решила зайти по знакомому адресу. Позвонила в звонок на калитке. Хозяева долго не шли. Я уже хотела уходить, как вдруг раздались шаги. В первую секунду даже не поверила собственным глазам — передо мной стояла Валя!
- Мама на работе, дочка в школе, — разливая чай, объясняет Валентина. — Да я это, я! На вашем лице тако-о-ое удивление!.. Не знаю, что вам мама рассказывала, а я вот всегда верила — рано или поздно стану прежней!
- Мы с Сережей познакомились, когда мне не исполнилось еще семнадцати лет, — вспоминает Валя, — а ему уже «стукнуло» 26. Может, потому, что будущий муж был школьным учителем, мое чувство к нему долго оставалось каким-то детским, беспомощным. Все время хотелось вырасти в своих глазах. И в его тоже.
Анна Андреевна была против раннего замужества дочери. Наверное, поэтому Валя ни разу за все 15 лет супружества не пожаловалась ей на Сережу.
- Мне казалось, что тогда мама просто заберет меня обратно домой, — улыбается женщина. — Даже когда у нас в семье что-то не ладилось, даже когда муж обижал, я готова была ему все простить. Переживала, как бы мама не узнала о том, что очень скоро после свадьбы Сергей стал мне изменять. А супруг отшучивался: мол, мужские измены — это шалости, главное, чтобы жена не гуляла, ведь женские чувства на стороне, в отличие от мужских, обычно разрушают семью. Но мне, кроме Сережи, никто не был нужен. Я привыкла слушать его и слушаться.
Помню, родила дочку, привез нас муж домой. Ночью маленькая заплакала, я — к ней. Сменить пеленки не умею, запеленать не умею, села и тоже плачу. Сергей проснулся, улыбается: «Вы что, девчонки?» Сам перепеленал, укачал дитя, меня успокоил. Хорошо нам было вместе…
Потом он стал выпивать. Выпив, мог ударить. Но Валя готова была прощать и это. Вскоре сохранить семью можно было только так: прощая и снова прощая…
- Поплакать у мамы на плече, обсуждать с ней семейные дела было для меня табу, — вспоминает Валентина. — Как-то мама нагрянула без предупреждения, увидела мои синяки и сказала: «Собери мужу вещи, пусть уходит». Я сложила сумки, и Сережа нехотя хлопнул дверью… А вскоре нас развели.
Целый год они жили врозь.
- Мама буквально расцвела без папы, — рассказывает Анечка, Валина дочка. — У нее появились кавалеры, она стала ходить на свидания. Отца это бесило. А он без нее, наоборот, опустился, сильно выпивал. Помню, приходил к нам то с ведром малины, то с букетом цветов, то чтобы вскопать огород. И просил, и скандалил, и умолял, но мама отвечала: нет и нет! Мол, если перестанешь выпивать, то тогда шанс еще есть.
14 июля 2004 года к Валентине в гости пришел молодой человек. Кто мог знать, что ревнивый экс-супруг вечером затаился в саду, высматривая каждый шаг пары, прислушиваясь к каждому их слову?
- Я играла у подружки, а когда вернулась домой, застала жуткую картину, — вспоминает Анечка. — Мама и дядя Игорь лежали в лужах крови, их тела превратились в какое-то месиво.
13-летний ребенок, увидев эту страшную картину, помчался вызывать «скорую». Потом девочка позвонила в милицию. Потом снова прибежала в дом. Ей хотелось схватить маму, прижать к себе, перетащить на кровать, но Анюта боялась этих жутких красных луж.
- Прошло почти три года, а та залитая кровью комната у меня до сих пор перед глазами, — качает головой Анечка. — Папа сразу признался, что зверское убийство дяди Игоря — его рук дело. Маму он ножом бил так, что даже лезвие сломалось. Она чудом осталась жива.
Девочка в суде стала одним из главных обвинителей, поведав, как папа и раньше жестоко обходился с ее мамой.
- Он сидел в клетке, — говорит Аня, — и не сводил с меня глаз. Считал, что заслужил хоть одно мое доброе слово. Отец, конечно, дал мне много. Эрудированный, начитанный, остроумный! Мы с ним могли часами разговаривать. Но в те дни я об этом забыла. Мне ни капельки не было его жалко! Ведь по вине папы я чуть не осталась без мамы.
Потом из тюрьмы он напишет дочери: «Давно собираюсь отправить вам пару строчек, но после всего, что услышал от тебя в суде, не поднимается рука. Ты, рыбка моя, прости, если можешь. Даже в ту страшную минуту, когда потерял над собой контроль, мне следовало помнить: кроме нас с мамой, есть еще ты, есть твое будущее. Мамино предательство меня лишило разума. В тот день, 12 июля, я как раз договорился о работе, такие перспективы открывались! Вот и отправился к вам, хотел скорей обрадовать, что появятся, наконец, деньги, буду вам помогать, а тут такое — она целуется с другим! От обиды потерял рассудок, не пойму до сих пор, что произошло. Напиши мне, как мамино здоровье. Солнышко, у меня хоть и «больная» любовь, но я вас очень и очень люблю! Сейчас смотрю в окно, на озере плавает пара лебедей — счастливая семья. Так мне тяжело почему-то на них смотреть! Пусть мама простит меня, что не сделал ее счастливой, я ведь обещал. Подари ей от меня букет полевых маков, хорошо?»
Ему все время хочется сделать для бывшей жены что-нибудь приятное, но ей от него больше ничего не надо.
Валя тоже не помнит тот страшный день, но по другой причине: череп ей складывали буквально по косточкам, в медицинской карточке женщины написано: «размозжение головного мозга».
- Живой труп — вот что привезла из больницы домой моя мама, — тяжко вздыхает Валентина. — Она меня второй раз родила. В этом нет никакого преувеличения. Мама боролась за каждый прожитый мною день: делала массаж, растирала каждую клеточку. Потом заставила подняться, возила в харьковскую клинику, лечила в Николаеве, приглашала к нам врачей со всей Украины. Специальный комплекс упражнений для меня по ее просьбе разработал наш земляк киевский доктор Саша Малый — я до сих пор эту зарядку делаю.
- Как дочка хотела жить! — вздыхает Анна Андреевна. — Выполняет, бывало, упражнения, теряет от боли сознание, приходит в себя — и опять за работу. Прошу: передохни. Мама, не останавливай, умоляет, мне надо торопиться. У нее совсем не действовали левые рука и нога. Выхаживание примерно такое, как после тяжелого инсульта. Но мы справились.
Они справились настолько, что прошлым летом Валентина уже сама гуляла по родному городку: заходила в кафе, ела мороженое, встречалась с друзьями.
- Походка у меня, правда, еще очень смешная, какая-то пляшущая, но это пройдет, — уверена моя собеседница. — Сейчас пробую по комнате дефилировать на высоких каблуках: босоножки по полу разъезжаются, то и дело застываю в какой-то неестественной позе, но все равно уже получается. Женское в женщине неистребимо!
- Анечка переписывается с Сережей, — рассказывает Валя, — а я — нет. Сказать, что ненавижу мужа? Скорее, жалею. Одно письмо, правда, ему написала. Были вопросы… Хотела понять, почему убивал с такой жестокостью.
Простила ли она? И если простила, то правильно ли сделала? Все ли можно прощать?
- Давайте не будем об этом, — отворачивается женщина. Ей до сих пор не верится, что убивал ее мужчина, которого она любила, с кем ей было так хорошо, так радостно. Или произошла подмена: ревнивец не умеет любить, он умеет только мстить?
Анечка внимательно слушает наш разговор и решает вмешаться.
- Как бы сильно женщина ни любила, она не должна позволять себя унижать.
Аня в этом году заканчивает школу. Что знает эта девочка о любви?
- Знает, — хмурится Анина мама. — Недавно такое выкинула! Влюбилась, перешла жить к парню, перевелась в вечернюю школу. И мы, и учителя пытались отговорить, ведь хорошо училась, собиралась в институт поступать.
- Мама! — обрывает девочка Валю. — У нас в семье уже был один с высшим образованием! И что? Сделал нас счастливыми?
В отличие от мамы, которая убедилась на собственном опыте, что любовь — вещь опасная, отец поддержал дочку. «Я в этом смысле человек старомодный, — написал он Анечке, — и считаю, что жить сердцем — это правильно. Берегите свое чувство. Рядом с тобой теперь друг, и я за тебя спокоен. Ведь и сам когда-то нашел чудо-женщину и потерял. С болью понимаю: только ее и любил по-настоящему — той единственной любовью, которая Богом была ниспослана мне». Заключенный сетует, что бывшая жена не хочет отвечать на его письма: мол, даже к чужим люди порой испытывают сострадание, а тут вроде и не совсем чужие…
- Нет, он не выпрашивает писем, — справедливости ради уточняет Анечка. — Гордо так пишет: «Адрес свой вам не сообщаю. Если захотите ответить, возьмете его у моей мамы». Но я, конечно, понимаю: письма — единственная ниточка, которая связывает отца с большим миром. Отбывать наказание ему еще долго придется -
12 лет. Статья тяжкая, по ней досрочное освобождение не предполагается, как бы примерно он себя ни вел.
Аня подозревает, что отец заболел туберкулезом. Она пришла к такому выводу по отдельным фразам, намекам. Он не примет нашей помощи, уверена девушка, да мы ее и не предлагали.
В их доме течет и без того трудная жизнь. Валя, инвалид I группы, получает 400 гривен пенсии. Анне Андреевне пришлось на склоне лет вновь искать работу, чтобы тащить на себе семью.
- Я скоро пойду работать, — уверяет меня Валентина. — Не хочу быть инвалидом и не буду! Правда, врачи пока еще не разрешают, но ведь они вообще не верили, что останусь жить. Я договорилась, что мне сделают теплицу. Только повернет на весну, начну на грядках возиться. Не могу сидеть без дела, а приходится. Всю зиму не выходила в город, ни с кем не общалась: то слякоть, то гололед. Вот и не рискую от дома отрываться. Да это ненадолго, уже в воздухе теплом пахнет.
По дому она все делает сама: убирает, стирает, готовит. Завели с мамой хрюшек, опять же забота, но Валя любой нагрузке только радуется.
- Раньше я была продавцом, — рассказывает моя собеседница. — Хорошо бы вернуться на прежнее место! Мне очень нравится с людьми общаться. А сейчас мама с раннего утра на работе, домой возвращается поздно, Анечка все время со своим молодым человеком, а я одна в четырех стенах. Но скоро все будет иначе, все будет новое — работа, люди, жизнь.
Кому Сергей в своих письмах не передает приветов, так это Анне Андреевне. Он считает, что, если бы не ее вмешательство, они с Валей и не разводились бы. «Мы с тещей еще встретимся, — написал в одном из писем дочери. — И я даже знаю где. В аду! Будем там вместе, вдвоем… »
Аня отвечает отцу нерегулярно. Она выросла и больше не нуждается в папе, теперь у нее своя собственная жизнь — ею налаженная, ею устроенная. «Всему, чему мог, ты меня уже научил», — написала ему девушка. Она очень похожа на отца — такая же красивая, уверенная в себе, умная.
- Залетит домой, как буря, с кульком апельсинов в руках, расскажет массу смешных историй и исчезнет через минуту — вот такая теперь Аня, — счастливо вздыхает Валентина. — Кончилось ее детство. Все так быстро кончается… Красивая она у меня, правда? Настоящее дитя любви! Ради такой можно было пройти через самое страшное. Я ни о чем не жалею…