Через два года «ФАКТЫ» отметят 25-летие газеты. За эти 25 лет на страницах нашего издания публиковалось огромное множество историй — о судьбах людей и о чрезвычайных и даже парадоксальных ситуациях, в которых они оказывались. И вот сейчас в «ФАКТАХ» появилась рубрика «25 лет спустя». В ней мы рассказываем читателям, как сложилась жизнь героев запомнившихся им публикаций.
— Что у меня? — стараясь не выказать волнения, спросил 18-летний детдомовец Дима Бражко.
— Саркома второй стадии. А родители твои где?
— Родителей у меня нет…
Дима вышел из кабинета. В коридорах столичного института рака и так было тихо. А после слов врача у парня и вовсе заложило уши. Беззвучно шли по коридорам люди. Неслышно ехал лифт. Сев на скамейку на улице, он понял, что сил нет совсем. Один. Совсем один на этом свете. Что впереди? Смерть?
«Мама, я не хочу умирать! — заплакал Дима, который матери своей не помнил вовсе. — Где ты, мама?»
В те драматические дни, когда решалась судьба Димы, «ФАКТАМ» с помощью сотрудников Степановского сельсовета Запорожской области удалось разыскать его мать Татьяну.
— Почему ваш ребенок оказался в детдоме? — спросила я Татьяну по телефону.
— Тяжелая жизнь у меня была… Я из Волгограда. Там отсидела. Вышла, забрала детей: Любку, ей было 15, Сашу, ему было семь, и переехала в Украину.
У меня был новый муж, Васька. Не видел почти ничего. Мамка его, грудного, выбросила в посадке. Люди нашли, глядь, а ему муравьи глаза выели… Не сложилось у меня с Васькой-то. Хоть и слепой был. Меня, в то время беременную от него Димкой, в Украине бросил и уехал обратно в Россию.
Я перебралась в село Нечкино Приазовского района Запорожской области, работала на ферме. Потом опять попала в тюрьму. Дочь Люба на тот момент уже была замужем, сынков Сашу и трехлетнего Диму определили в интернат.
— Ну, а когда освободились, почему детей-то не забрали?
— Сама не пойму…
— А я ведь ничего этого не знал! — удивился моему рассказу Дима. — Думал, что круглый сирота. Жил с трех лет в Молочанской школе-интернате для детей-сирот. Однажды в интернат приехали какая-то молодая женщина, парень и мужчина средних лет. «Мы твои брат, сестра и дядя. Ты наш!!! Мы нашли тебя через передачу «Ключевой момент», — сказали они.
Родственники побыли со мной немного. Сердце у меня чуть не выпрыгивало из груди. Я ждал, что они скажут: «Собирайся. Ты едешь с нами!» Но они… стали уходить. Я остался стоять на улице. Как столб. Мне было тогда 11 лет. Они сели в машину. Весело посигналили. До последнего не уходил со двора, надеялся, что родные вернутся через минуту и скажут: «Мы пошутили. Беги быстрей за вещами. Ты едешь с нами!» Не вернулись. Ни через минуту, ни через месяц, ни через год.
— Да… Найти ребенка в детдоме, чтобы тут же бросить его снова…
— А может, у них и не было возможности меня забрать! — защищал родню Дима. — Брат на тот момент окончил школу-интернат где-то в другом городе, сестра была уже замужем. А мама… Мама в интернат не приехала. Лишь позже прислала посылку и написала: «Сынок, я живу в Запорожской области. Вышла замуж. У меня все хорошо».
— Почему не разыскал родных после интерната?
— Брат и сестра пару раз написали, пару раз приезжали, — объяснил Дима. — Потом пропали на долгие годы. Я понял, что им не до меня.
Выпускник пошел учиться на каменщика-штукатура в Осипенковский профессиональный аграрный лицей. Получил койку в общаге. Летом решил подзаработать в Каменке-Днепровской Запорожской области, на теплицах. День и ночь грузил ящики с овощами. Уставал так, что тяжелые ящики иногда выпадали из рук и больно били в правое колено. В конце сезона нога болела адски. Таблетки не помогали. Получив расчет за все лето — три тысячи гривен, Дима отправился к врачу.
Мнения медиков в диагнозах разошлись. Одни утверждали, что у больного артрит, другие — что киста правого колена. Удалили кисту, но боль не ушла. Из колена текла жидкость. В Запорожье, в онкоцентре, огорошили: «Саркома второй стадии». В Национальном институте рака в Киеве диагноз подтвердили и предложили провести химиотерапию.
— Однажды врач института рака нам сказал: «В отделении два месяца лежит паренек. Похоже, что брошенный. Нельзя ли ему принести еду?» — рассказывала президент международного благотворительного фонда «Набат» Елена Мотузенко. — Мы организовали волонтеров. Дима оказался абсолютно одинок. Некуда идти, нечего надеть, негде жить. И неоткуда ждать звонка. Это страшно…
— Мы взяли Диму под свою опеку, — рассказывала волонтер фонда «Набат» Анна Книженко. — Обеспечили одеждой, подарили ноутбук. Местная церковь, узнав о Диме, носила ему горячие обеды. Химиотерапия, к сожалению, не помогла. Диме ампутировали правую ногу выше колена, осталось лишь 15—20 сантиметров.
Сотрудники фонда активно занялись устройством судьбы парня. Искали людей, которые наряду с волонтерами проведывали бы Диму в отделении опухолей опорно-двигательного аппарата института рака, обучали бы основам компьютерного дизайна, помогли бы изучить английский язык — ведь работать маляром-штукатуром он уже не мог.
Фонд готов был профинансировать аренду квартиры для Димы в Киеве или его проживание в приемной семье, сопровождать парня в реабилитационный период. К устройству Диминой судьбы подключились газета «ФАКТЫ» и телеканал «1+1». Конечно, журналисты «ФАКТОВ» хотели, чтобы Дмитрий наконец увидел родную мать. Вот тогда-то мы и разыскали Татьяну Бражко в Запорожской области.
Сотрудники Степановского сельсовета рассказали, что 50-летняя Татьяна Бражко вместе с сожителем живет в какой-то халупе, крепко пьет, летом подрабатывает у людей на огородах. Я сообщила Татьяне по телефону, что ее сын находится в реанимации после ампутации ноги.
— А я думаю, чего это мне кровь снится? — восклицала моя собеседница. — Подумала про дочку, Любу, но у нее все в порядке… Знаете, что мой сын Сашка вырос и нашел меня, Любу и брата Диму через телепередачу? Я чуть в обморок не упала, когда увидела, как они выросли. С Любой мы общаемся. Ей уже 34 года. Она растит детей, у нее четыре коровы, четыре быка. Где сейчас Сашка, без понятия…
— Я о Диме, собственно… Вы приедете к младшему сыну в Киев?
— Пусть приезжает к нам в село, ко мне в хату, будет на свою пенсию жить. Правда, хата не моя, а моего друга. А мой дом был в России, но там все пропало… Передайте Димочке, что в Киев приехать не могу: денег нет. И поцелуйте его за меня в щечку.
— Таня, вы даже не спросили, почему сыну ампутировали ногу.
— Да? А что с ним произошло?..
— Мама тогда так и не приехала, — рассказывает Дмитрий, которому сейчас уже 25 лет. Мы общаемся с ним по скайпу. — Вскоре она умерла. Моей судьбой заинтересовалась волонтер из Америки медсестра Мэри Бэд Гудвин. Она забирала украинских детей-сирот на каникулы в Америку и привозила их обратно. Занималась и другими благотворительными проектами. Когда узнала обо мне, стала приезжать в больницу. А потом осталась на семь недель в Украине, чтобы помочь мне пройти реабилитацию после ампутации ноги.
Предложила продолжить ее в Соединенных Штатах. Канал «1+1» помог собрать деньги на протез и на лечение. Помогали и читатели «ФАКТОВ».
30 марта 2013 года я улетел в Америку.
— Мэри вас усыновила?
— Нет. По их законодательству можно усыновлять детей только до 16 лет. Мне уже было 18. Мэри растила троих своих детей и двоих усыновленных ранее в Украине. Мы жили в штате Флорида. Две недели проходил химиотерапию в больнице, две недели находился дома… К тем деньгам, что собрали украинцы на мое лечение, были еще собраны деньги в американской церкви, куда ходила моя мама Мэри. Для меня огромной радостью было называть Мэри мамой. Она очень обо мне заботилась.
— Через полгода мне поставили титановый протез, сделанный на пожертвования. Он стоил 25 тысяч долларов. Я постоянно ездил на обследования. Однажды врач сказал: «Поздравляю! Вы полностью победили рак. И можете вести полноценную жизнь». Словно гора с плеч свалилась! А 20 марта 2015 года в штате Джорджия, когда я был на пробежке, разрабатывая ногу с протезом, меня сбила машина…
Очнулся Дима в больнице. Он ничего не помнил. Бедняге рассказали, что на него наехала 19-летняя девушка. Она наклонялась за мобильным телефоном, который выпал у нее из рук. Стала его доставать, отвлеклась и сбила бежавшего парня.
— У меня была черепно-мозговая травма, — вспоминает Дима. — Протез левой ноги разбился вдребезги. Вторая, правая, нога была сломана в нескольких местах. Когда все это узнал, похолодел. А вдруг врачи не смогут вторую ногу спасти?
Лежал и думал: «Ну ты, парень, попал! В Украине отрезали правую ногу, а здесь отрежут и левую?!» Но ногу, слава Богу, удалось спасти.
— Дело передавали в суд?
— Нет. Девушка приходила извиняться. Ее страховая компания выплатила весь ущерб, в том числе и изготовление нового протеза вместо разбитого. У меня и у моей семьи больше претензий к ней не было.
— Вы получаете пособие по инвалидности?
— Нет. Я въехал сюда по медицинской визе. Сейчас в суде рассматривается статус беженца. Поэтому никаких выплат пока нет. Зарабатываю на жизнь сам. Работал официантом, мойщиком машин, сейчас — помощником бригадира на стройке. Снимаю отдельное жилье: комнату за 400 долларов в трехкомнатной квартире. В одной живет хозяин, в другой — женщина с двумя детьми.
— Но ведь жить дома было бы дешевле.
— Я, к сожалению, не смог ужиться со своей первой семьей, с мамой Мэри. Они очень много сделали для меня. По сути, спасли мне жизнь. Но я попал в чужую страну. Тяжело адаптировался. Чувствовал себя жертвой, жалел себя, становился порой агрессивным. В меня будто бес вселился. Был не очень послушным мальчиком, надо сказать. Я не чувствовал себя частью семьи и стремился делать то, что хочется.
Ссорился, говорил неправду, с усыновленными украинскими детьми в семье Мэри разговаривал «мовою», чтобы мои родители ничего не понимали, — продолжает Дима Бражко. — Хотел построить в ее семье маленькое государство со своими порядками. Самоутверждался таким образом. И еще неуважительно относился к своим приемным родителям…
— Вот это да. Что же это было, Дима? Говорят, что дети, которые были лишены материнской любви, неспособны потом во взрослой жизни любить, понимать свои чувства и чувства других людей. Они не могут построить отношения и не испытывают привязанности к людям, которые о них заботятся. Пытаются при этом делать все наперекор… Синдром дефицита привязанности. Кажется, так это называется.
— Синдром не синдром, но помучил я их здорово. До сих пор стыдно. При том, что мама Мэри — ангел. Стольких детей спасла. Она святая! На семейном совете мы решили, что, как ни печально, мне лучше попробовать пожить в другой семье. Хотя в то время я уже не был ребенком. Мне было девятнадцать. Прожив у мамы Мэри полгода, перешел в другую семью. Жил там шесть с половиной лет. Но и там не заладилось, хотя вторая семья ко мне тоже чудесно относилась.
31 декабря 2019 года снял отдельную комнату. Наверное, мне нужно было время, чтобы понять, кто я, где мои корни, чего я значу сам, кто мои родители?
— И кто же ваши родители?
— Я решил, что, когда сделаю американский паспорт, буду не Димой Бражко, а Стивеном Расселом Гудвином. Гудвин — фамилия первых приемных родителей. Рассел — вторых. Они навсегда в моем сердце. Я их очень люблю.
— Они знают о вашем раскаянии?
— Да. Мы сейчас наладили отношения. И я знаю, случись что, они мне всегда помогут. Я сожалею каждый день, что вел себя неправильно, но изменить уже ничего нельзя. Только недавно осознал, что быть взрослым и ответственным за свои поступки ребенком — это тоже часть семейной жизни.
— Как думаете, о чем ваша история?
— О том, что судьба всегда дает шанс. О настоящей материнской любви. Об умении быть благодарным. И о взрослении, наверное. Америка сделала меня взрослым. Научила не ждать манны небесной, а делать все самому.
— Я вижу, что сожаления не мешают вам двигаться вперед.
— Вы правильно подметили. Да. Я не знал матери, вырос в интернате, потерял ногу, потерял дом с приемными родителями, которые желали мне только добра. Но все, что я могу сейчас сделать, — это каждый день, шаг за шагом, двигаться дальше…
— К американской мечте?
— Да. Свой домик на берегу океана, своя фирма, своя семья, дети… Мне очень этого хочется! (Улыбается.)
Читайте также: «Узнав историю этой девочки, плакал даже судья»: 10-летняя украинка обрела новую семью в США
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали, как сложилась судьба другого нашего героя, мальчика, которого родившая его женщина выбросила на мусорку и 13 лет назад усыновила многодетная семья из Киева.