Ровно семь лет назад в крови, муках и слезах возродилась украинская нация. Революция достоинства изменила ход истории Украины и стала точкой отсчета в последующей цепочке трагических событий.
21 ноября 2013 года на главную площадь страны вышли молодые люди в знак несогласия с тем, что Янукович и его клика, декларировавшие курс на евроинтеграцию, внезапно приостановили подготовку к подписанию Соглашения об ассоциации Украины с Евросоюзом. Их целью был разворот в сторону Таможенного союза во главе с Россией.
Спустя неделю, в ночь с 29 на 30 ноября, силовики жестко разогнали палаточный городок активистов под предлогом необходимости зачистки места для установки новогодней елки. Народ на это отреагировал мгновенно. 1 декабря на протест вышли сотни тысяч людей. После этого каждое воскресенье в центре Киева и других городов страны собирались народные вече, где царила атмосфера единения и свободы. Им противостояли «антимайданы», которые, не скупясь, оплачивали Кремль и агонизирующая Партия регионов.
16 января Верховная Рада приняла несколько диктаторских законов. Наступила острая фаза протестов. В столкновениях 19−20 января были ранены сотни людей. «Беркут» применял светошумовые гранаты, резиновые пули, дубинки и водометы. В правоохранителей летели петарды, коктейли Молотова и брусчатка.
22 января убили Сергея Нигояна и Михаила Жизневского, в этот же день в Бориспольском районе нашли тело похищенного из больницы Юрия Вербицкого. Власть вынуждена была пойти на уступки: парламент отменил ряд «законов 16 января» и принял закон об амнистии для участников акций. 28 января премьер-министр Азаров подал в отставку. 12 февраля Янукович согласился сформировать коалиционное правительство и освободить задержанных активистов. В ответ в ночь с 15 на 16 февраля протестующие разблокировали здания областных администраций, а в столице частично освободили улицу Грушевского и здание Киевсовета.
Читайте также: Сергей Нигоян: «Может, я и наивный. Но я считаю, что зло не должно побеждать»
Но 18 февраля произошло резкое обострение. Погибли более ста человек. Официального ответа на вопрос, кто расстрелял Небесную сотню, нет до сих пор. В ночь на 22 февраля Янукович покинул Киев, а потом сбежал из страны.
Кремль нагло воспользовался создавшейся ситуацией. Сначала Россия у истерзанной, растерянной и обессиленной Украины забрала Крым, а потом устроила бойню на Донбассе…
Своими воспоминаниями о событиях, изменивших сознание миллионов украинцев, поделился с «ФАКТАМИ» журналист и общественный активист Игорь Луценко, который во время Евромайдана был заместителем коменданта протестного лагеря.
— Игорь, сейчас в «Фейсбуке» проходит флешмоб «я участник государственного переворота». Так многие отреагировали на заявление народного депутата от ОПЗЖ, бывшего заместителя генпрокурора Рената Кузьмина о «госперевороте» во время Революции достоинства.
— Мы слышим про «государственный переворот» уже семь лет. Однако почему-то заявление Кузьмина появилось как раз перед годовщиной Майдана, и почему-то именно сейчас Офис генерального прокурора решил имитировать, что они что-то расследуют, и вызывать на допросы людей. Это достаточно мутная история, ведь обычно правоохранители так не работают. Флешмоб устроили, чтобы посмеяться над этим всем.
— Той зимой многие вышли на протесты с огромным желанием изменить страну. Люди стали иначе относиться к Украине, у них полностью изменилось мировоззрение. Однако потом все чаще слышны реплики: «Не за то стоял Майдан». Люди разочарованы, что радикальных перемен, увы, не случилось.
— Майдан стоял за все хорошее против всего плохого. Персонально против тирана Януковича, против милицейского произвола, против олигархов. Понятно, что Майдан в принципе не имел механизмов, чтобы взять власть в свою руки, поскольку это была стихийная сила. К власти потом пришли те, кто имел опыт, финансовые и медийные ресурсы, то есть так называемая сцена Майдана. В принципе можно сказать, что уже на следующий день после бегства Януковича все, что происходило дальше, уже не было тем, за что стоял Майдан.
Люди вышли на Майдан за субъектность Украины, то есть за возможность самим определять международный вектор развития страны. Сейчас эта субъектность намного выше, чем во времена Януковича, хотя есть проблемы, ведь наша экономика, например, зависит от западной финансовой системы (впрочем, как и у многих стран мира, включая ту же Россию). Тем не менее у нашего народа степень субъектности намного больше, чем у россиян и белорусов. Беларусь сейчас пытается бороться. Мы, к счастью, в свое время прошли этот путь. У нас уже давно иные вызовы.
— Эксперты и политологи говорят, что Майдан стал этапом, который должно было пройти наше общество, чтобы стать намного сильнее.
— Тут получается сложная конструкция. Некоторые битвы в принципе невозможно выиграть. Есть ситуации, когда противник вместе с твоими же союзниками намного сильнее тебя. Но все равно Майдан стал той битвой, которую следовало начать и бороться до конца, что, собственно, мы и сделали. Причем достаточно успешно. Но при этом мы тогда не могли даже рассчитывать на то, что придет власть, которая будет для нас хотя бы удовлетворительной.
Я участник Майдана 2004 года. Прекрасно понимал, что будет дальше. 1 декабря Сергей Пашинский (мы в тот момент почти не были знакомы) сказал мне, что существует сценарий, что мы потеряем Крым и Донбасс.
— Еще тогда?
— Да, и это не было каким-то суперинсайдом. Такое можно было подозревать, правда, в несколько других вариантах.
Но я считаю, что, даже если бы потом случилось повторение раздора, как после Оранжевой революции, если бы мы знали, что потеряем Крым и Донбасс, все равно надо было бороться. Если бы мы не выстояли на Майдане, никакой Украины не было бы. Я и тогда, и сейчас уверен, что нам нужно двигаться вперед. А реванша, о котором мечтала вся братия Януковича, не будет. Но есть другие вещи, которые тревожат. Тем не менее не думаю, что все очень плохо.
— Вас не пугает, что пророссийские силы подняли голову?
— Не столько они подняли голову, сколько им подняли. Им позволяют продолжать получать финансирование из России. Если бы у нынешних властей «була клепка», они давно это остановили бы. Зеленский, придя во власть, обещал «громкую историю» по поводу финансирования ОПЗЖ. Но почему-то все сошло на нет. Может, пока считают это выгодным. Не знаю, правда, с какой точки зрения.
Думаю, что никто в ОПЗЖ не рассчитывает выиграть президентские выборы, которые определяют курс страны. У них какие-то иные задачи — блокировать все наши позитивные перспективы
— Часто слышу мнение, что, мол, надо было дождаться 2015 года и просто не избрать Януковича на очередных президентских выборах. И тогда можно было бы избежать таких жертв.
— Считаю это большой наивностью. Янукович и Москва как раз очень серьезно готовились к будущим выборам. Янукович думал, что будут попытки его свергнуть именно в 2015 году. А мы сделали некий фальстарт их усилиям. Возможно, это и определило нашу победу.
Знаю из материалов своего следствия, что те, кто меня похитил (21 января 2014 года Луценко и Вербицкого похитили из Октябрьской больницы неизвестные люди. — Авт.), потом признались, что силовые бригады и титушек готовили на 2015 год. Однако пришлось срочно собрать их и бросить в бой раньше. Думаю, что в 2015 году у нас было намного меньше шансов победить и жертв было бы больше.
— Когда вы сами оказались на Майдане?
— Вечером 21 ноября. Как раз протестующие возвращались с Банковой, и я присоединился к ним. Дело в том, что я давно борюсь с нашим феодальным режимом. Все началось с общественного движения «Сохрани старый Киев» (Луценко один из основателей этого движения. — Авт.). Потом поддерживал и налоговый Майдан, и мовний Майдан. Поскольку очередная антирежимная акция выглядела сплоченно и с претензией на очередную попытку борьбы с властью, решил ее не пропускать.
— Никто не ожидал столь масштабного и мощного протеста, что все пойдет по нарастающей, что 1 декабря на Майдан выйдут сотни тысяч граждан.
— Я ожидал, что будет много людей. Но никогда не видел, чтобы настолько был заполнен весь центр Киева. Мы планировали пройти маршем с Михайловской площади через улицу Владимирскую к Майдану. Но наши колонны фактически остановились уже на бульваре Шевченко, потому что дальше нельзя было пройти — везде стояли люди. Не знаю, был ли миллион, но несколько сотен тысяч там точно было.
— Когда вы реально поняли, что отступать некуда, что это, по сути, билет в один конец?
— Тут надо сделать поправку на то, что со мной лично случилось. Для меня после похищения все дальнейшее было уже запредельно серьезно. А то, что пути назад нет, ощутил 19 января, когда начались серьезные столкновения на Грушевского. Я понял, что рубикон перейден. В последующие два дня убедился, что ощущение было правильным.
— Вы готовы были идти до конца, понимая, чем все может закончиться?
— Конечно. А что было делать? Я находился на Майдане в ночь с 18 на 19 января, когда нас штурмовали бэтээры и уже не было никакой самообороны как организованной силы. Вот тогда возникло чувство наибольшей опасности. И мы с ним как-то справились. Потом был спад того ощущения. Даже во время расстрелов 20 февраля.
— Майдан ведь могли просто стереть с лица земли.
— Конечно, я подозревал, что существует план разгона Майдана. Как потом выяснилось, силовики готовили операцию «Бумеранг». Но я верил в то, что если произойдет попытка реализации такого плана, то она будет сорвана. Из-за того, что система переоценивает собственные силы и недооценивает силы и мотивацию граждан. Я был уверен, что все штурмы, какими жесткими и кровавыми они ни были, все равно будут проигрышем, а наихудшее, что может случиться с Майданом, это когда он сам по себе сойдет на нет.
— Что вам врезалось в память из трагических страниц истории Майдана? Были примеры героизма, смелости, отваги, отчаяния, которые вас поразили?
— Считаю героями тех, кто вечером 18 января пришел на Майдан, осознавая, что может начаться замес. Я многих своих друзей там встретил, и это было очень приятно.
Знаю девушку, которая своим телом закрывала раненых. Но я этого лично не видел.
Были люди, с которыми мы понимали друг друга без слов в каких-то экстремальных ситуациях, когда наступал «Беркут». Не знаю, считать их героями или нет. Но проявлений кинематографического героизма лично не наблюдал.
— Не жалеете, что довелось пройти через очень суровые испытания?
— Нет. Многие мои друзья пострадали намного сильнее. А я прошел через горячие фазы и революции, и войны (летом и осенью 2014 года Луценко служил в батальоне «Азов». — Авт.) и очень легко отделался. Считаю себя даже везунчиком.
Майдан сильно изменил мое мнение о нашем народе. Выяснилось, что для многих граждан достоинство и свобода — ценности намного важнее материальных. Ощущение, что таких людей на самом деле очень много, останется со мной навсегда.
Поскольку я долгие годы боролся с властью, у меня уже была некая деформация. То есть когда видел попытку организовать какие-то очередные акции, думал: да ничего не будет. А вот той зимой народ проснулся по-настоящему. Причем это были огромные массы. Я долго ждал такого момента.
— Протестный потенциал у нас очень мощный, ведь многие обрели опыт как реальной войны, так и уличных боев. Может ли вспыхнуть новый Майдан, ведь сейчас много недовольных действиями нынешней власти?
— Не думаю. Да, у большей части общества есть неприятие нынешнего курса. Но согласных с тем, что происходит в стране, тоже немало. Готовы ли активисты идти на риск и менять уличным способом власть? Думаю, что нет.
Большинство попыток майданов заканчивались ничем. Поэтому, скорее всего, перемены случатся на очередных выборах. И так будет еще долго. Пока не вырастет абсолютно новое поколение.
Читайте также: «Сейчас или никогда. Все на Грушевского, на смерть»: чем жил и за что погиб на Майдане 19-летний Роман Гурик