В Национальной опере в день рождения нашего великого земляка презентовали книгу его мемуаров «Спогади Ікара» В роли Икара Сергей Лифарь буквально отрывался от земли и парил в воздухе. Ему аплодировали короли и президенты. В Европе его называли «Богом танца», а в СССР — «изменником родины». Имя всемирно известного киевлянина, надолго вычеркнутое из истории отечественной культуры, только сравнительно недавно возвращено на родину. Его воспоминания, изданные на французском и русском языках, наконец увидели свет и на украинском. Вдова Сержа Лифаря, Лиллан д'Алефельдт, давая разрешение на издание мемуаров в Украине, в письме, адресованном издательству, написала: «Я буду очень рада, если Украина, такая дорогая моему сердцу, сможет открыть для себя великого артиста благодаря книге «Воспоминания Икара». Сама Лиллан приехать в Киев на презентацию мемуаров не смогла по состоянию здоровья. В родном городе мужа она была в 1999 году в связи с открытием его мемориальной доски на фасаде бывшей киевской 8-й гимназии, где он учился в 1914-1919 годах.
Рассказывает директор университетского издательства «Пульсары» Лариса Копань:
- Когда президент Франции Шарль де Голль на одном из приемов обратился к Сержу Лифарю со словами «Глубокоуважаемый господин Лифарь, вы сделали для Франции столько, сколько мало кто сделал из знаменитых французов. Не время ли вам стать французом и по паспорту?» Серж Лифарь отвечал: «Искренне благодарен, господин президент за ваше предложение, но я никогда не был и не буду французом, так как я украинец и родина моя Украина и мой любимый Киев». В предсмертной же записке, обращенной к любимой жене Лиллан д'Алефельдт, Сергей Лифарь написал: «Серж из Киева. Украинец до конца».
Сергей Лифарь умер в 1986-м, прожив 81 год. Выехав по приглашению Сергея Дягилева на работу в Париж в 1923 году, он смог увидеть родину лишь спустя почти 40 лет: «Я снова увидел Киев, который существенно отличался от моих воспоминаний, но так же купался в мягком свете, снова ощутил пряный запах фаршированных баклажанов, жгучий вкус водки, от которой, как говорят, хочется танцевать.
В кругу общения Сергея Лифаря были сплошные знаменитости: Сергей Дягилев, Жан Кокто, Коко Шанель, Пабло Пикассо, который нарисовал несколько портретов великого танцора, Игорь Стравинский, Сергей Прокофьев…
Открыл Лифаря Дягилев, по описанию Сержа, «странный человек в шубе и мягкой шляпе, его розовое лицо с усиками могло бы казаться обыкновенным, если бы не взгляд сине-зеленых глаз — «взгляд устрицы», как говорил Кокто. Частенько этот взгляд казался невнимательным и замечтавшимся. На самом деле это был взгляд хищника. Добычей, которую он высматривал, был талант».
По нынешним временам Дягилева бы назвали продюсером. О себе он говорил: «Я блестящий шарлатан, нахальный чародей, у меня много логики, мало деликатности и никакого таланта. К счастью, однажды я открыл свое настоящее призвание: меценат. Для этого у меня есть все, кроме денег. Но я думаю, что они появятся. Уже появляются… »
После смерти своего Учителя Сергей Лифарь возглавил балетную труппу парижской «Гранд-Опера». Руководителем Лифарь был достаточно жестким. Его реформы многих повергали в шок: «Я велел закрывать дверь зала, как только поднимется занавес. Закончились шумные вхождения господ, разогретых хорошим ужином, и дам, озабоченных тем, чтобы заставить всех любоваться их украшениями».
А еще Сергей Лифарь запретил артистам выходить на бис, а зрителям не позволял заходить в зал… с букетами. Одна из причин такого «новшества» — особое внимание к кому-то из артистов порождало зависть у остальных. Кроме того, «за грацию своих 20 лет дебютантка могла получить цветы, сладости и даже драгоценности от почитателя, который не удостоил балерину-солистку даже обыкновенным букетом». Лифарь любил справедливость.
Судьбы артистов балета — сплошь драмы. Одна из них — трагедия знаменитой Жизели Ольги Спесивцевой.
«Ольга была красавицей, с лицом Мадонны, — писал Сергей Лифарь в своих мемуарах. — Жила она с матерью на бульваре Сен-Жак, в глубине двора в достаточно мрачном доме, где мерцали огоньки. Эта обстановка гармонировала с ее чудаковатой натурой. Ольга часто разговаривала сама с собой, еще чаще — со своим зеркалом. Перепады настроения у нее были непредсказуемые… »
Спесивцева была старше Лифаря на десять лет. Общая работа, братская нежность привели к тому, что «моя партнерша стала усматривать в моей дружбе какое-то более сильное чувство», — вспоминает Серж Лифарь.
Они танцевали «Жизель» шестой раз.
«Вдруг во время репетиции балета разыгралась драма. Я начал танцевать финальное па-де-де с Сюзанн Лорсиа. Иногда мне казалось, что Ольга ревнует… Это вызывало ссоры… Но в тот день все случилось молниеносно. Без видимой причины Ольга пронзительно закричала и метнулась к открытому окну. Я успел лишь схватить ее за руку. Мой пианист бросился мне на помощь. Вися над пустотой, Ольга кусалась, царапалась, кричала. Успокоив ее, я с большим трудом отправил ее домой. Впав в полную апатию, Ольга уже не возвратилась в Оперу».
В 1941 году в США знаменитая балерина попала в психиатрическую больницу, ее рассудок немного прояснился лишь 20 лет спустя…
К слову, подобным образом сошел с ума Вацлав Нижинский, звезда парижской «Гранд-Опера». Временно отстраненный от исполнения роли, он впал в черную меланхолию, а вскоре полностью потерял рассудок.
В некоторых драмах косвенно обвиняли Лифаря. К примеру, в том, что случилось со Спесивцевой. Говорили, что он издевался над ней, а некоторые уверяли, что он вообще ее обесчестил…
В 1936 году в «Гранд-Опера» произошла еще одна трагедия. Умерла знаменитая прима-балерина Аржентина, и на ее место нужна была артистка. Меккель, импресарио покойной, предложил молодую артистку Мийю Славинскую, в которую был влюблен до смерти. Но балерина поставила условие: выйдет за импресарио замуж в одном случае — если он сделает ее примой. Меккель обратился к Сержу Лифарю.
«Принять Славинскую означало бы закрыть дорогу Иветт Шовире, которая имела все данные стать звездой, — объяснял в своей книге Серж Лифарь. — Поэтому я категорически отказался. Свою досаду Славинская направила против Меккеля. Она разорвала с ним соглашение и заявила, что не желает его видеть… Меккель наложил на себя руки».
Сам Лифарь в жертву искусству тоже принес немало: «… Не имея ни времени, ни денег, чтобы удерживать свой дом, я кочевал от гостиницы к гостинице. Собственно, настоящим домом для меня была моя гримерка… Я общался с самыми богатыми людьми мира. Но никогда мне не перепадало от щедрости «меценатов». Моя личная жизнь была, как у монаха».
Кстати, о личной жизни. Говорят, что Лифаря и Дягилева связывали не только работа и дружба… Этот вопрос Серж Лифарь в своих мемуарах не проясняет. О своей любви к женщинам всего одно предложение: «В своей жизни я любил лишь трех женщин: свою мать, которую покинул в России в сердечной тревоге в 1921 году, Натали (Натали Палей — балерина. — Авт. ) и Лиллан (супруга. — Авт. )».
В последние свои годы он с горечью констатировал, что в артистической среде искренних друзей у него было очень мало. Справедливости тоже.
«Я разбудил балет Парижской оперы, который был никудышным и отсталым, — писал он. — Благодаря моим громадным усилиям этот балет стал одним из лучших в мире. Одновременно я был меценатом Национального театра, заказывал для него на собственные деньги произведения таких великих композиторов, как Стравинский, Прокофьев… Я обращался к своим друзьям-художникам — Пикассо, Шагалу, Дали, которые бесплатно передавали свои произведения Опере.
Но на большой гала-вечер по поводу 100-летия Дягилева меня не пригласили ни в театр, ни в Национальную библиотеку… »
Всю жизнь он мечтал поставить свои балеты на сценах Москвы и Киева, но случиться этому, увы, не было суждено…