Культура и искусство

Игорь Поклад: «Юра, твое право на реванш остается»

17:27 — 22 января 2021 eye 792

Юрия Богатикова называли «маршалом советской песни». Он участвовал почти во всех центральных праздничных концертах, собирал стадионы, причем всегда пел вживую и этому своему правилу не изменял. Во время концертов любил общаться со зрителями — что-то рассказывал, прекрасно читал стихи, с удовольствием исполнял любимые песни на бис. Он стал третьим по счету артистом эстрады, получившим звание народного артиста СССР. До этого его были удостоены только Клавдия Шульженко и Леонид Утесов.

О своей дружбе с великим певцом, о том, каких сил ему иногда стоило появление на публике, которая Богатикова боготворила, вспоминает известный украинский композитор Игорь Поклад.

«Поклад, черт тебя возьми! Прижмись к тротуару!»

Мы были знакомы десятки лет. Наша дружба берет начало так давно, что даты я не вспомню ни за что. Мне кажется, мы дружили всю жизнь и что я могу предугадать каждый его шаг, понять без слов его взгляд.

Юра мгновенно мог растопить лед, царящий в комнате жюри, где заседали мэтры эстрады с лицами мумий, рассказав всего один анекдот. Он уходил, а стены все еще сотрясались от хохота. Умел завести своими шутками зрительный зал так, что народ вытаскивал платочки, вытирая слезы, а с лиц дам сползал макияж.

О его характере ходили легенды. Он был непримиримым, всегда имел свое мнение, не терпел лжи и предательства. Прощаясь раз, он прощался навсегда, если понимал, что это «не его» человек. Но если дружил, то этой дружбе цены не было.

Конечно, мы очень много работали. Пожалуй, больше, чем с кем-либо. Он спел десятки моих песен. «Танго 41-го года», «Кохана» (наша с Игорем Барахом песня принесла ему лауреатство на международном конкурсе «Золотой Орфей» в Болгарии в 1969 году), «Заневестилась весна» и множество других. И это было спето замечательно!

…Во Дворце «Украина» закончился мой первый авторский концерт. Небольшой фуршет, и по домам. Я сидел за рулем своей «шестерки», ехал по пустынному Крещатику. Звук милицейской сирены догонял меня. Я услышал до боли знакомый голос Юры.

— Автомобиль ВАЗ госномер ХХ-ХХ, немедленно остановиться!

Я ехал, видел в зеркало заднего вида милицейский «бобик» и не понимал, что происходит. Я трезвый, ничего не нарушаю. Почему остановиться? И при чем тут Юра? Но он не унимался!

— Поклад, черт тебя возьми! Прижмись к тротуару! Немедленно! Ты меня слышишь?

Откровенно говоря, с одной стороны, меня душил смех, а с другой — злило, что он кричит на весь центр города мою фамилию и не только цензурные слова.

В общем, как оказалось, он, выйдя из Дворца «Украина», не обнаружил на стоянке мою машину, зато увидел патрульных, сказал им что-то типа: «Рупь так, три — с сиреной, помчали!» Милиция Богатикова обожала, потому отказать ему они не могли и бросились догонять меня. Начался спектакль «Погоня». Где-то в районе ЦУМа я остановился, усадил Юру, и мы поехали продолжать банкет ко мне домой.

«Люди добрые, сами мы не местные»

Через пять лет еще один концерт. Памятуя о незабываемой поездке по Крещатику, я не рискнул оставить Юру одного. К тому времени моя старенькая «шестерка» уплыла в чьи-то хорошие руки, а место в гараже заняла новенькая «Волга» — ГАЗ 24. Кто знает эту махину, поймет, о чем я сейчас расскажу.

В тот раз моя небольшая «однушка» на Лукьяновке не смогла бы вместить всех тех, кто решил отпраздновать вместе со мной успешное завершение концерта. Было принято решение ехать на дачу в Ворзель. Надо сказать, что мои концерты всегда были приурочены к моему же дню рождения, в декабре. Холод на улице стоял собачий. Быстренько зажгли камин, разложили съестное и начали отмечать.

Наутро надо было выбираться назад, в Киев. Я пробовал завести своего «железного коня», но оказалось, что дело это совершенно бесперспективное. Мотор и не думал заводиться. Никто не понимал, как мы окажемся в столице. А ведь многие приехали из других городов. Поезд ждать не будет.

Вперед выдвинулся Юра.

— Давай-ка я попробую завести вручную. Неси крючок.

Для тех, кто не в курсе, объясняю. Старые советские автомобили можно было завести еще двумя способами — толкнуть или дергать такой закарлюкой, которая вставлялась где-то впереди. Я сроду так не заводил, а вот Юра умел. Он крутил, крутил, крутил. Все без толку. Завести «Волгу» на морозе? И не пытайтесь! Мы даже пари заключали — получится, не получится. В итоге он бросил ту железяку и сказал что-то вроде текста Николсона из «Полета над гнездом кукушки»:

— Я хотя бы попытался!

Но делать было нечего. Надо было выбираться из заснеженного Ворзеля. И компания побрела на вокзал. Слава Богу, электрички ходили часто. Машину пришлось бросить на даче.

Места у нас тут потрясающие! Вековые сосны и дубы, воздух кристально чистый, нетронутый белый снег — словом, настоящий восторг. Мы шли гурьбой через лес, утопая в снегу, хохотали, вспоминая утреннее приключение. Вот и платформа. В вагон электрички мы впорхнули веселые, разрумянившиеся. Пассажиров было немного. И сидели они замерзшие и пригорюнившиеся. На окнах мороз оставил фантастической красоты рисунки. Шуметь было неприлично, мы с хохота перешли на скромный шепот. И тут встал Юра.

— Игорь, нам ехать долго?

— Час.

— Понятно. Надо что-то делать, пока мы тут не околели.

Он оглянулся по сторонам, прошел в начало вагона, снял свою пыжиковую шапку:

— Люди добрые, сами мы не местные…

И все в этом духе. Мы замерли, не зная, что нас ждет. А нас ждал концерт! Юра гордо вскинул голову и запел «Спят курганы темные», «Давно не бывал я в Донбассе», «Через две весны». Народ моментально встрепенулся! Те, кто дремал, проснулись. Те, кто дышал на окна, надеясь понять, где мы едем, затаили дыхание. И понесся шепоток:

— Ничего себе! Как на Богатикова похож. И голос же один в один. Надо же!

Так мы до Киева и доехали. И, поверьте, аплодисменты были настоящими! Люди вставали и говорили: «Браво!» Не знаю, поняли они или нет, кто веселил их в то морозное утро.

«Давно не бывал я в Донбассе, давно не бывал, не бывал…»

Юра рассказал одну трагикомическую историю, связанную с песней «Давно не бывал я в Донбассе».

В тот день был какой-то пафосный концерт в Колонном зале Дома союзов. В зале большие чины, члены правительства — важное начальство, короче. За кулисами суета. Не должно быть ни единой заминки! Все четко, слаженно, расписано по минутам.

На сцене Юра. Ни о каких фонограммах в те годы и речи не было. Все вживую. Пошли первые звуки песни. Богатиков привычно вскинул руки, широко улыбнулся и запел:

— Давно не бывал я в Донбассе! Давно не бывал, не бывал! Давно не бывал я, давно не бывал я, давно не бывал, не бывал.

Он напрочь забыл слова песни, которую мог запросто спеть спросонья и натощак. Начался второй куплет. Юра поет:

— Давно не бывал я в Донбассе. Давно не бывал, не бывал.

Тут уже не выдержал дирижер Юрий Силантьев, наклонился к нему и говорит:

— Юра! Когда ж ты уже доедешь?

В зале шок, у Богатикова шок, у режиссера концерта предынфарктное состояние. Первым желанием Юры было как можно быстрее удрать со сцены.

— Я стоял и не понимал, что мне делать. Уйти? Я мог, конечно, но понимал — уйди я сию минуту, не вышел бы больше на сцену. Никогда! Я повернулся к оркестру, попросил Силантьева начать сначала. Взял себя в руки и спел без единой запинки. Когда песня дозвучала, зал взорвался аплодисментами. Я поклонился публике и пошел за кулисы искать седину, которая появилась у меня за эти минуты.

«Может, „пульку“ распишем? У меня колода с собой»

Мы виделись не очень часто, жили в разных городах, потому общались чаще по телефону. Однажды ехали на какой-то фестиваль в Белоруссию. В купе нас было двое — я и Юра Рыбчинский. Накануне поездки организаторы обещали выплатить командировочные, но уже на вокзале оказалось, что где-то случился сбой. Конечно, какие-то мелкие купюры у нас были, но ведь и поездка не за город. Мы сидели и не понимали, как нам быть. И тут в купе влетел улыбающийся Юра Богатиков.

— Привет, чего приуныли? Сейчас я вас развеселю!

Он извлек из чемодана бутылочку коньячку, мы поставили еду, собранную женами в дорогу. Посидели. Вдруг он предложил:

— Может, «пульку» распишем? У меня колода с собой.

Не знаю, одновременно ли нам с Рыбчинским пришла мысль обыграть товарища, но мы переглянулись и заулыбались. Богатиков ушел за колодой, а я строго-настрого приказал Юре:

— Это наш шанс. Никаких «мизеров», никакого риска. Мы должны выиграть.

Юра кивнул — о чем речь, естественно.

Мы играли так, будто идем по тонкому льду. А Богатиков хорохорился. Надо же такому случиться — в наш поезд он сел аккурат после какого-то концерта, за который получил гонорар. Не знаю, весь ли, но большая его часть перекочевала в наши карманы. Он не злился, не просил отыграться. Он очень легко расставался с деньгами. И был невероятно щедрым человеком.

В день его 70-летия я напомнил в своем тосте ту давнюю историю. Рассказал, что все это было спланировано на ходу, и объяснил почему. И мы снова смеялись. Правда, Юра поднялся и сказал:

— Ах, негодяи! Ну сказали бы. Разве я не выручил бы? Но теперь я вызываю вас на реванш и в этот раз накажу. Будете знать, как подлости устраивать.

Но не случилось.

«Я первым поднял руки над головой и закричал: «Браво!»

Передо мной в гримерке сидел глубокий старик. Ноги были опущены в тазик с теплой водой, а на лице застыло такое страдание, что я невольно поежился. Дикая невыносимая боль пронзала его тело. И это в антракте концерта.

— Юра! Я вызываю скорую. Ты не можешь выйти на сцену! Ты упадешь! Нельзя!

Я схватил телефон и услышал резкое:

— Прекрати немедленно! Брось трубку. Я сейчас встану и мало тебе не покажется. Брось трубку, я сказал! Люди пришли на концерт, билеты купили, а я их сейчас брошу? Ты с ума сошел? Столько лет на эстраде, а до сих пор не понял, что сцена лечит? Я выйду, чего бы мне это ни стоило.

Я отступил. Спорить с ним было невозможно. Я шел в зал и не понимал, что сейчас произойдет.

Через полчаса раздались звуки фонограммы, возвещавшие о начале второго отделения концерта. На сцену выскочил Богатиков. Не выполз, не засеменил — выскочил! Подтянутый, в белоснежном смокинге, с улыбкой на лице. Я сидел ошарашенный, не понимая, как такое возможно. Только что видел его изможденным и больным. Кажется, я первым поднял руки над головой и закричал: «Браво!»

Он был уже тяжело болен, хотя никогда и никому не говорил об этом. Не умел он жаловаться. И не хотел. Он Артист. И этим все сказано.

Ушел он накануне моего дня рождения. Мне даже не стали говорить об этом, чтобы не расстраивать. Это была потеря. Настоящая, болезненная. Ушел не приятель, не знакомый — друг! Часть жизни…

Ровно через год нас, его друзей из Киева, пригласили в Москву. В храме Христа Спасителя был устроен концерт памяти Юры. На сцене выступали Борис Штоколов, Нани Брегвадзе и другие знаменитости. А на «заднике» сцены всем нам улыбался Юра Богатиков — неповторимый, непохожий ни на кого весельчак и балагур, талант и щедрой души человек…

Юра, твое право на реванш остается. Даст Бог, встретимся еще. И сыграем. И споем. Как тогда, в электричке. Ведь правда?

Читайте также: Игорь Поклад: «Уверен, что и там, наверху, стоит гомерический хохот от шуток Тарапуньки»