удивляется людской фантазии родственник 89-летней Лукерии Фенко, которая, опасаясь преследований советской власти, почти 60 лет прожила в Америке и только недавно вернулась на родину Лукерия Петровна Фенко носит брюки, по утрам съедает банан, запивая его чашечкой натурального кофе с добавлением сухих сливок, на обед обычно готовит овсянку. И… сортирует домашний мусор в отдельные полиэтиленовые мешки. 89 лет ей ни за что не дашь. Ухоженная, энергичная, несмотря на то, что передвигается с трудом. Следит за собой: едва что-то заболело, просит Николая, внучкиного мужа, отвезти ее к доктору. Но чтобы играть в казино — это выдумки. Бабушка Луша всю жизнь работала и своими капиталами распоряжается рассудительно. Вот уже шесть лет, как она перебралась из американского штата Кливленд в родное село на Харьковщине.
- Это бабушкин подарок, — говорит ее внук, 44-летний Николай Гряник, предприниматель из села Ольшаны Двуречненского района Харьковской области, усаживаясь за руль новенькой черной «Волги», чтобы отвезти меня на автостанцию в Купянск. — Частенько мы вдвоем с ней ездим в город за продуктами. В Америке, до того как вернуться сюда, бабушка сама водила автомобиль. Но попала в аварию и продала — его ремонт обошелся бы слишком дорого.
Так вот, едем мы с бабушкой Лушей в Купянск, и она меня спрашивает: «Колю, чому машину так трясе?» «Потому что дорога разбитая», — объясняю. «Чому ж її тоді не ремонтують?» — задает она мне абсолютно логичный вопрос. Что я могу ответить? «Тоді не плати податків!» — решительно советует мне бабушка.
У Лукерии Петровны свой взгляд на многие привычные для нас реалии жизни. Недавно на кладбищах поминали умерших, и она с возмущением рассказывает, как «пияки» моментально сгребали с могилок пасочки, крашенки и даже зажженные свечки. А ведь, говорит, эти атрибуты символизируют связь человеческой души с небесами, и «має бути пошана до мертвих». Не понимает Лукерия Петровна и того, почему на памятниках усопших в ее родных Ольшанах нет тризуба — Малого государственного герба Украины. Сама она установила этот символ на памятнике дочке, предлагала и младшему внуку сделать то же самое на памятнике отцу, но тот не согласился.
- А на рушники, кажуть мені, мода відпала, — опять возмущается бабушка Луша. — Зате на стіни всі чіпляють килими. Звідки ця мода взялася? Вона мене нервує. Бо здавна в українців стіни й стеля були білими…
В небольшой, но чистой и уютной хате бывшей американки национальные традиции в обстановке органично соседствуют с современным интерьером. Проемы окон лишь чуть-чуть сверху и по бокам закрывают купленные в США белые ситцевые шторы с украинским орнаментом. А от солнца стекла защищают белые вертикальные жалюзи. На стенах, оклеенных дорогими однотонными обоями, висят вышитые крестиком и гладью картины и портрет Тараса Шевченко. Новую мебель баба Луша купила уже здесь, а вот фарфоровые вазы со скифским орнаментом и ночные светильники везла из Америки. Даже искусственные цветы, которые, кстати, выглядят очень натурально, привезла оттуда — ромашки, маки, колокольчики… Все, что напоминало ей на чужбине о родине.
В гостиной у бабушки оборудован «святий кут» с фотографиями умерших родственников, за души которых она молится. В хату проведена вода, поэтому слышно, как работает автоматическая стиральная машина. У нее даже унитаз установлен в санузле, о чем здешние селяне и не мечтают. А вот телефона нет.
- Ось уже вчсчм мчсяцчв дарма чекаю номера, — вздыхает хозяйка. — У банку, де я одержую пенсчю, в маленькчй кчмнатцч стощть аж вчсчм телефончв! Навчщо? А менч одного номера не можуть видчлити…
От железнодорожной станции в Ольшаны нужно идти пешком километров шесть-семь. Места здесь просто удивительные: то чистый сосновый лес, то зеленые бескрайние поляны. Мой единственный попутчик Николай Иванович, 55-летний местный житель, поведал мне грустную историю некогда огромного, на четыре колхоза, села:
- Одни старики доживают, а молодежь по городам разъезжается. А туда дальше, к Луганской области, километров на десять-пятнадцать уже нет сел. Только холмики от разрушенных стен остались да погреба кое-где уцелели. Единственная баба Луша дома тут строит да перестраивает. И что ее сюда потянуло? В соседней Токаревке, где жила ее покойная дочка, оставила новый дом. Чужой она там была, с внуком отношения не заладились, хоть и купила ему трактор со всем инвентарем, машину. А в Ольшаны перебралась, чтобы быть поближе к семье внучки Ольги. Зять за бабкины деньги отремонтировал ей старую деревянную хату — на том самом подворье, которое издавна принадлежало семье ее второго мужа. Да вот и хата ее.
Николай Иванович показал на незавидный внешне домишко с пластиковой дверью за новеньким, еще не достроенным забором…
… Лукерия Петровна раскладывала конфеты и печенье по кулечкам, чтобы передать правнукам в Токаревку — в тот день у ее покойной дочери был день рождения. Пожилая приветливая женщина разговаривает на особом языке украинской диаспоры, вплетая в свою речь отдельные исковерканные на свой манер английские слова.
- Я вже така стара, що жити не хочу. Але кості свої хочу в рідну землю покласти, — объясняет Лукерия Петровна свой переезд в село. — Якби ви знали, як ми на чужині тужили і плакали за батьківщиною! Мій чоловік так не хотів помирати в Америці, так рвався додому… Я тепер відправляю туди гроші, щоб знайомі доглядали за його могилкою.
Женщина всегда остается женщиной, сколько бы лет ей ни исполнилось. И жизненным планам 89-летней Лукерии Петровны годы не помеха. Собирается еще достроить веранду к хате. Держит курочек, двух дворовых собак, за которыми сама ухаживает. На свою кухню никого не пускает — справляется самостоятельно. С внучкой Ольгой и правнучкой Юлей охотно делится рецептами приготовления блюд и консервации. Без работы не сидит ни дня.
- Ми тілько десять місяців пожили разом з дочкою після мого переїзду в Україну, — плачет, рассказывая о своей судьбе хозяйка. — Ліда після другого інсульту лежала паралізована — майже не говорила і не владала правою рукою. Догляд за нею мені не подобався. Діти поставили їй тілівіжин, і вона лише тим насолоджувалась. Я пробувала масажувати її, а вона кричала: «Мамо, болить!»… і то втіха тепер для матері, що її дитину не забувають люди. Ліда працювала вчителькою математики і фізики, кажуть, така мила до діток була, що годі у світі таку знайти.
Дочери не было и восьми лет, когда Лукерия оставила ее на бабушку с дедушкой и отправилась с мужем в неизвестность, убегая от коммунистического режима.
Второй год шла Великая Отечественная война. Лукерия работала зоотехником в колхозе. Лошадей не было, поля вспахивали коровами. Однажды к Луше пришла женщина с просьбой: «Моя корова не сегодня завтра должна телиться. Напиши справку, что ее нельзя выгонять в поле». Написала. А на следующий день к Лукерии явился энкавэдист (фронт тогда стоял в Ольшанах) и пригрозил: «Ты занимаешься саботажем — срываешь посевную кампанию в военное время. За это можешь отправиться либо в тюрьму, либо в Сибирь». На всякий случай Лукерия вытащила сапоги из-под кровати — чтобы не отправляться босой в заключение.
Через пару дней фронт продвинулся дальше, и о том случае как-то забылось. Но в душе молодой женщины поселился страх. Она знала, что достаточно подписей всего трех человек — председателя, бригадира и полевода, чтобы в любой момент «пришить» ей уголовное дело.
Но все же решающей причиной эмиграции стало то, что второго мужа Лукерии немцы назначили десятихатником, иначе говоря, полицаем. «Советы» преследовали таких людей, и Лушин муж решил не дожидаться мести. Сначала ушел сам, но потом все же вернулся и забрал с собой жену. В холодный январский день 1943-го они запрягли серую лошадь и двинулись на запад. Судьба бросала их то в Польшу, то в Болгарию, то в Австрию. Пока в Германии — в лагере для беженцев — им не посоветовали уехать в Америку.
- У штатч Мерчленд нас узяв на роботу один фермер, — вспоминает бабушка Луша. — Він мав двадцять сім дійних корів, і мій чоловік доглядав за ними за один доляр у день. Я же глядчіла малу дитину в цій сім'ї і мала всього п'ятдесят копійок (центов. — Авт. ).
В чужой стране даже без достаточного знания языка трудолюбивые от природы украинцы смогли обеспечить себе достойную жизнь. Где бы они ни работали, их ставили в пример. Таким образом семейство сумело накопить необходимый капитал и открыть собственную птицефабрику на 4,5 тысячи голов — «фарму», как говорит бабушка Луша. Она была и зоотехником, и бухгалтером, и птичницей…
- Вернувшись к родне, бабушка щедро разделила между тремя внуками свои сбережения, — говорит внук Лукерии Петровны Николай. — Благодаря ей мы все поднялись на ноги. Но это неправда, что я вожу ее каждую неделю делать маникюр, прическу и играть в казино!
Только в 1967 году Лукерия Фенко впервые после эмиграции смогла побывать в СССР в качестве туристки. Поездка запомнилась ей на всю жизнь.
- Я казала: нехай мене повісять, але я поїду в Україну! — вспоминает бабушка.
Никто ее не повесил, понятно, хотя каждый шаг Лукерии Петровны был под контролем и четко определен маршрут передвижения: Москва, Харьков, Пятигорск (там жил ее брат). В Харькове, на квартире своей племянницы, мать впервые после двадцати с лишним лет разлуки встретилась с дочкой. Обе расплакались. Ведь Лида знала маму только по фотографиям, да и Лукерия Петровна помнила дочь совсем маленькой. Откровенного разговора, увы, не получилось — обе женщины его боялись, запуганные советской пропагандой. Тем более Лидин муж был коммунистом, и это обязывало ее соблюдать «идеологическую стойкость». Мать помнит, что Лида рассказывала о себе совсем мало: «Утром дою корову и иду в школу учить детей».
Лукерию Петровну шокировала советская действительность. Первым делом в Москве ее повели на экскурсию в Мавзолей. Но почему в московском «Интуристе» ночью не было ни горячей, ни холодной воды, никто не объяснил.
- Я везла внучці ляльку, яка говорила по-англійськи: «Ай вок виз ю», тобто «Я гуляю з тобою», — вспоминает бабушка Луша. — Але після ретельної перевірки моїх речей ляляка… оніміла і перестала ходити! Мабуть, її розкручували, шукаючи якісь компромати.
Потом было еще две встречи на родной земле, уже более теплые. А при Горбачеве Лукерия Петровна смогла даже пригласить родню к себе в Америку.
- Между прочим, наша бабушка знакома с первой леди Украины, — хвалится Николай Гряник.
- Так-так, у мене навіть фото збереглися, — Лукерия Петровна выносит из спальни фотографии. — Катін батько родом з наших країв, із Луганської області. Наші села розділяють всього кілька кілометрів. Ми дружили з Чумаченками. Ми тоді жили біля Атлантик-сіті, а вони — в Чікаго. Ось тут Каті років з десять (показывает на девочку в короткой юбочке с двумя тугими хвостиками. — Авт. ). Вона була у нас активісткою. Батьки не могли їй допомогти одержати освіту, то Катя, як вона розповідала мені пізніше, змушена була працювати по вечорах, щоб заробити гроші на навчання. і, молодчина, одержала аж два дипломи — журналіста й економіста.
Постепенно разговор переходит на политику.
- В Україні дуже тяжко живеться, особливо старим людям, — с грустью говорит бабушка Луша. — Держава не піклується про них. Я листуюся зі своїми сестрами по вірі, то вони мене запитують, як мені тут. Відповідаю, що маю проблеми. Але хочу померти в Україні. Назад дороги немає…