Известный американский журналист, отмечающий 50-летие творческой деятельности, дал интервью коллегам по каналу Си-эн-эн
Ларри Кинг впервые появился в эфире небольшой радиостанции в Майами (штат Флорида) в 1957 году в качестве ведущего музыкальной программы. Спустя год его пригласил к себе владелец популярного ресторана, и Ларри развлекал посетителей, беседуя с одним из них. Это были его первые «живые» интервью. Он к ним не готовился, потому что не знал, кто окажется собеседником. 3 июня 1985 года Кинг впервые появился в эфире только что созданного телеканала Си-эн-эн, первого в мире круглосуточного кабельного канала новостей. Тогда в эту затею мало кто верил. Однако миллионер Тед Тернер, автор идеи и ее главный вдохновитель, рискнул и оказался прав. И Ларри Кинг стал одним из тех, кто сделал Си-эн-эн популярным во всем мире. Он — лицо телеканала, который зрители смотрят в 200 странах, в том числе и в Украине. За 50 лет своей карьеры Кинг взял интервью более чем у 30 тысяч человек! Невероятно, но это факт. В юбилейные дни Кингу пришлось самому отвечать на вопросы своих коллег. Ларри дал интервью журналистам Си-эн-эн Андерсону Куперу и Кати Курич.
- Нам сегодня предстоит нелегкая задача. За 60 минут нужно рассказать о 50 годах жизни очень интересного человека. Ларри, как ты чувствуешь себя по другую сторону барьера?
- Странно и непривычно.
- Почему?
- Знаете, когда 22 года каждый вечер сидишь по ту сторону стола, где сейчас находитесь вы, действительно странно оказаться здесь, в этом кресле.
- Тут уже звучали фантастические цифры: более 30 тысяч человек, с которыми ты беседовал в прямом радио- или телеэфире. Кто-то подсчитал, что это примерно 300 миллионов слов, услышанных зрителями. Попробуй одним словом охарактеризовать свою сумасшедшую карьеру.
- Непреодолимость. Непреодолимое желание работать владело мной всегда и продолжает владеть. Это была интересная, приносящая радость поездка длиной в 50 лет. Мне повезло. Я стал тем, кем мечтал быть в детстве. Еще в пятилетнем возрасте я включал радио и слушал все передачи подряд. Копировал дикторов и представлял, что это мое шоу! Признаюсь, я закрывался в туалете и вещал оттуда: «Вы слушаете радиосеть Си-би-эс. Сейчас в эфире прозвучит рассказ, который не может не привлечь ваше внимание… »
- И тебе было тогда пять лет?
- Пять, шесть. Я ходил на стадион не смотреть бейсбольные матчи, а комментировать их! Для себя, конечно. Вы можете поверить, что 50 лет назад я работал посыльным на почте? А ведь так и было. Я ездил с водителем на грузовике и разносил посылки по квартирам и домам. Мне это не нравилось. Я быстро уволился и уехал в Майами. У меня не было знакомых на радио. Я пробивался сам. До сих пор не понимаю, как мне это удалось. Правда, я нравился начальству. Оно верило в меня. А уж я старался не подвести.
- Тебе не страшно было уезжать из Нью-Йорка, где ты родился и вырос?
- Конечно, страшно. Но это мне казалось, что я уехал из Бруклина. На самом деле Бруклин меня не отпустил. Он остался во мне. Я убедился в этом, когда недавно вернулся в этот район Нью-Йорка. Я привез туда своих младших детей, чтобы показать им, где прошло мое детство. Я привел их в дом, где жил сам, где умер мой отец…
- Сколько лет тебе было, когда это случилось?
- Девять с половиной. И нам пришлось переехать в Бенсонхерст — самый бедный квартал. Там жила мамина сестра, тетя Бесси. Она помогла маме снять квартиру в доме напротив. У тети была квартира на втором этаже, а у нас — на верхнем с тремя маленькими окошками. По сути, это был чердак. Мама сняла его за 34 доллара в месяц.
- Значит, у тебя было трудное детство?
- Вряд ли можно назвать его легким. Но мы были счастливы. Если бы не смерть отца, счастье было бы полным. Понимаете, в Бруклине все были бедны. Взрослые это понимали, но не мы, дети. Все мои друзья жили так же, как и мы с братом. Это особенное место. Там люди никогда не разводились. Брак заключался на всю жизнь. Моя мама, например, так и не вышла замуж, хотя была еще молода и вполне могла попробовать создать новую семью. Но она хранила верность папе даже после его смерти. Это Бруклин. Там твой сосед остается твоим соседом на всю жизнь. А парень, выросший на твоей улице, вспомнит об этом и через 50 лет, и придет тебе на помощь. Оттуда можно было уехать, только когда тебе стукнуло 21 или 22 года. Мне исполнилось 23.
- Сколько лет было твоему брату, когда умер папа?
- Шесть с половиной. А папе было 44. Инфаркт. Он не скопил денег. Ни доллара. Нам выплачивали субсидию. Сейчас это называется социальной помощью. Мы три года жили, находясь на субсидии. Приходил инспектор, осматривал наши жилищные условия и выписывал чек. Первые очки мне купил город Нью-Йорк. Инспектор написал записку в «Оптику Буша», была такая на 14-й улице, и приложил к ней специальный купон. Я пошел туда, и мне выдали очки. Тогда я впервые почувствовал себя бедняком. 14-я улица была словно из другого мира. Господи, да что тут рассказывать, если я впервые взял в руки 20-долларовую банкноту, когда собрался ехать в Майами!
- Твоей маме приходилось нелегко?
- Да, но это была удивительная женщина. Ее звали Дженни. Через три года после смерти папы мама пошла работать. Она была швеей. Трудилась много и тяжело. И все ради нас, своих сыновей. Как она нас любила! Если бы я ограбил банк, убил при этом несколько человек, меня бы арестовали, а у нее спросили: «Дженни, как ваш сын мог совершить такое?», знаете, что она ответила бы? «Может быть, они в банке что-то напутали с его счетом?»
- Она успела застать то время, когда ты стал знаменитым?
- Да. Мама умерла в 1976 году. Я уже был известен, во всяком случае, в Майами.
- Тебе ее не хватает?
- И мамы, и папы. Я помню голос отца, его интонации. А маму вспоминаю каждый день. Порой беседую с ней. Сейчас я расскажу, как она впервые поняла, что ее сын чего-то добился. Последние восемь лет своей жизни она провела в Майами. Я уговорил ее переехать туда. Она согласилась, потому что мне удалось снять ей квартирку в доме, где жили ее знакомые по Бруклину — матери Мела Брукса (известный кинорежиссер и актер (»Всемирная история», «Молодой Франкенштейн». — Ред. ) и Дона Риклса (популярный комик и телеведущий (»Герои Келли», «Казино». — Ред. ). И вот она решила устроить в благодарность семейный ужин. Мама подала на стол жареную баранину. Я попробовал — восхитительно! Она с удовлетворением спрашивает: «Понравилось мясо, сынок? Правда, хорошее? А знаешь, как мне достался этот замечательный кусок? Я зашла в лавку к мяснику и попросила баранину. Он показал мне какие-то обрезки. Я спрашиваю, а другого кусочка не найдется? Он отвечает: «Простите, мэм, я уже все продал сегодня». Тогда я говорю: «Возможно, вы знаете моего сына. Я мама Ларри Кинга». И вот ты ешь лучшую баранину, какую мне только приходилось готовить. Сынок, а ты и правда стал большим человеком! Но, судя по твоему костюму, ты сам этого не понимаешь!»
- Как ты считаешь, тебе повезло в жизни?
- Как-то Пол Ньюмен сказал мне: «Ларри, ты, я, любой, кто добился успеха, если скажет, что удача тут ни при чем, будет лжецом!» И он прав. Я уже говорил, мне всегда везло с начальством. Взять хотя бы Чарли Букбиндера, владельца ресторана «Памперникс» в северной части Майами. Его заведение работало круглые сутки. И приносило хороший доход. Но промежуток с 9 до 11 был мертвым. Чарли слышал мои передачи на радио. И предложил мне приезжать к нему каждый день с 10 до 11 и устраивать в ресторане интервью-шоу. Это Чарли так его назвал. Я мог вызвать на эстраду любого посетителя из зала или договориться с кем-то заранее. Такого никто до нас не делал! Мы начинали на свой страх и риск. Без продюсеров, сценария.
- Когда это было?
- В 1957-1958 году.
- Сколько Букбиндер платил тебе?
- 50 долларов в неделю. Еще 50 я получал на радио. 100 долларов в неделю чистыми. В те времена это были хорошие деньги.
- И с кем было первое интервью?
- С официанткой. Уже через несколько дней по городу пошел слух. Люди стали приходить в «Памперникс» специально, чтобы побывать на этом интервью-шоу. А громко заговорили о том, что происходит по утрам в ресторане, после того, как ко мне на сцену вышел Бобби Дарин. Вы не знаете, кто это? Тогда его песня «Мэк-Нож» была хитом номер один в Америке. В Майами он оказался проездом. Случайно днем раньше зашел в ресторан, увидел мое шоу и задержался на день, чтобы самому принять в нем участие. Это было здорово! С легкой руки Дарина обо мне узнали далеко за пределами Майами. Специально приезжали Эд Салливан, Дэнни Томас (легендарные американские телеведущие. — Ред. ). А потом было интервью с Джимми Хоффой! (Джимми Хоффа — профсоюзный лидер, которого Роберт Кеннеди пытался привлечь к суду за связи с мафией. Хоффа считал братьев Кеннеди своими личными врагами. В 1975 году он согласился дать показания комиссии Конгресса, но 30 июля бесследно исчез. — Ред. ). Он сам захотел принять участие в шоу. В ресторане собрались человек 80. Хоффа с каждым поздоровался за руку и спросил, как кого зовут. Когда наша с ним беседа подошла к концу, он сказал: «Ларри, смотри, что я сейчас сделаю!» И назвал каждого посетителя ресторана по имени! И не ошибся ни разу! Потом он признался, что у него этот талант с молодости, когда он еще работал грузчиком. Он знал по имени всех водителей грузовиков, а также их жен и детей. И они чувствовали в нем своего.
- Не знаю, как Хоффа, но ты обладаешь удивительной памятью, Ларри. Помнить это спустя столько лет! Со всеми подробностями.
- Я действительно все помню.
- Но одно дело вести программу на радио, а другое — брать интервью у незнакомых людей.
- Это не представляло особого труда. Мама рассказывала мне, да я и сам помню, как доставал водителей автобусов в детстве. Приставал к ним с вопросами. Для меня важно было узнать, почему им нравится водить автобус! Признаюсь честно, я не из тех людей, с кем вам было бы приятно оказаться рядом в самолете!
- У тебя, конечно, есть свои профессиональные секреты. Признайся нам, в чем они заключаются? Гости твоей студии говорят потом, что сами не знают, как тебе удалось их разговорить. Все твердят одно: мне было так комфортно! Как ты располагаешь к себе собеседника?
- Секреты, безусловно, есть. Но на поверку все очень просто. Главное правило — собеседник должен почувствовать, что его ответы мне по-настоящему интересны. Фрэнк Синатра сказал, сидя в этом кресле: «Я знаю, что мои ответы важны для тебя. Я отвечаю, потому что мои слова тебе не безразличны!» Меня всегда выручает природное любопытство. Неважно, кто сидит передо мной — президент или лидер рок-группы, Фрэнк Синатра или Анна Николь Смит. Они мне интересны! И я хочу, чтобы они были интересны зрителям. Не я, а мои гости! Я никогда не занимаю более 1/10 эфирного времени. В противном случае это будет уже шоу о Ларри Кинге, а не о его госте. Стараюсь не произносить слово «я» во время программы. Еще одно правило: не готовлюсь заранее к интервью. Почему? Скажем, я беседую с писателем или режиссером по поводу их новой работы. Если я уже посмотрел фильм или прочитал книгу, о которой мы говорим, я оказываюсь в неравном положении с большинством зрителей, потому что они наверняка еще не успели это сделать. И если я начну говорить, что на 103-й странице романа вы утверждаете то-то и то-то, я потеряю сразу же тех зрителей, которые дошли пока только до 102-й страницы. Для меня самый хороший вопрос тот, на который я не знаю ответа! И я задаю его собеседнику, потому что хочу узнать этот ответ.
- Какими качествами должен обладать гость шоу, чтобы оно удалось?
- Хороший вопрос! Я для себя определил четыре таких качества. Он должен быть хорошим рассказчиком, уметь донести до зрителя то, что любит или ненавидит, обладать хорошим чувством юмора, в его словах должны звучать подлинные чувства. И он должен быть немного мнительным, обидчивым, что ли.
- Обидчивым?
- Да, это здорово помогает разговорить человека. Только ни в коем случае нельзя обижать его при этом! Он не должен чувствовать себя неудобно. Такую задачу я перед собой не ставлю. А вот зацепить его одним словом, намеком, это помогает. Скажем, у Джимми Хоффы были три качества из этих четырех. Он не обладал чувством юмора. Но стоило только упомянуть в интервью Роберта Кеннеди, как Хоффу уже было не остановить!
- А кто из твоих собеседников обладал всеми четырьмя качествами?
- Синатра, Марлон Брандо! Это вообще отдельная тема! Не могу не рассказать о том, как я договаривался с Марлоном об интервью. Вы же знаете, он вообще их никому не давал! И вот мы ему только намекнули, что хотели бы пригласить его в студию. Я сижу у себя в офисе. Звонит телефон. «Алло, Ларри?» — «Да, а кто это?» — «Марлон». Я боюсь поверить своим ушам. «Простите, какой Марлон?» — «Брандо, какой же еще! Ларри, слушай, через 20 минут к главному входу подъедет машина. Садись в нее, если хочешь со мной поговорить». Я мчусь к выходу. За мной — съемочная группа. Подъезжает белый «Шевроле». Чья-то рука открывает для меня дверцу, я плюхаюсь на заднее сиденье, а там — Брандо собственной персоной. И мы едем к нему. И знаете, что мы делаем всю дорогу? Поем! Есть такая игра: один начинает песню, а второй должен подхватить. Клянусь, оказалось, что мы знаем и любим одни и те же песни. Как после такого знакомства мне было его не разговорить!
- Чем Брандо запомнился тебе еще?
- Я понимаю, на что вы намекаете! Поцелуем, конечно! До этого я не целовался ни с одним мужчиной. Разве только с младшим братом, да и то — в лоб, в щеку. А тут Брандо целует меня в губы, да так смачно! И это снимают и передают в эфир!
- А были провалы? Гости, с которыми разговор так и не пошел?
- Конечно. Взять хотя бы Роберта Митчума (знаменитый голливудский актер (»Мыс страха», «Река не течет вспять»). Мой первый вопрос: «Можно я буду называть тебя Бобом?» Его ответ: «Можно я буду звать тебя Ларом?» И все! После этого как отрезало. На все вопросы он отвечал «да», «нет», «не знаю». Или Джон Хьюстон. Прекрасный режиссер! Какие фильмы снял — «Мальтийский сокол», «Ки-Ларго», «Честь семьи Прицци»! Я видел все его картины и очень их люблю. Я с нетерпением ждал встречи с ним. И что? Ничего. «Что вы думаете о таком-то фильме?» — «Не знаю». — «Вы его не видели?» — «Нет». — «Вы не ходите в кино?» — «Нет». — «Почему?» — «Негде припарковать машину». — «Как вам нравится Аль Пачино?» — «А кто это?» Мы сократили интервью с ним до получаса. Это было ужасно! Через год мне говорят: «Твой следующий гость Джон Хьюстон». Я в ужасе! Говорю: «Разве вы не помните, что было в первый раз?» А мне отвечают: «Прости, Ларри, но у него сейчас очень высокий рейтинг популярности». Беседы снова не вышло…
- Можешь назвать десятку своих любимых гостей?
- Попробую. Брандо, Синатра, Хоффа, их я уже упоминал. Мартин Лютер Кинг, Малколм Икс (известный борец за права афроамериканцев в США), Элеанор Рузвельт.
- Прости, как это — Элеанор Рузвельт?
- Да, мне было тогда 24 года. Ее сын был мэром Майами. Он позвонил мне и сказал: «Ларри, мама приезжает в гости. Хочешь взять у нее интервью?» Еще бы! Это было мое первое интервью с первой леди Америки.
- Потом были и другие.
- Да, и президенты, и их жены. Рональд и Нэнси Рейган, например. Пожалуй, их бы я тоже включил в эту десятку. Слушайте, вспомнил сейчас одну историю, связанную с ними. У нас есть еще время?
- Рассказывай, Ларри.
- Рейганы пригласили меня на обед в отель «Бельэйр». Все было неофициально. Они никого заранее не предупреждали. И вот мы заходим в ресторан, а там — свадьба. Мы хотели проскочить незамеченными, но было поздно. Кто-то из гостей закричал: «Смотрите, кто здесь!» Короче, мы оказались за свадебным столом. Клянусь! У меня даже фотографии сохранились. Рональд и Нэнси, я, жених и невеста. А еще мне запомнилось, с каким удовольствием Рональд Рейган ел тогда десерт. Это было мороженое с клубничным сиропом и, кажется, орешками. Честное слово, президент вылизал креманку!
- Не можем не спросить тебя о подтяжках. Когда и почему ты стал их носить? Они выполняют свою прямую функцию, или это просто попытка быть оригинальным?
- Я стал пользоваться подтяжками в 1987 году после инфаркта и операции на сердце. Моя жена Шэрон обратила внимание, что я похудел, и брюки сидят на мне не очень хорошо. А уже пора было ехать в студию на передачу. Она предложила попробовать подтяжки. Я согласился. После эфира мне сказали, что в студию звонили как минимум три человека, которые сказали, что я выгляжу просто превосходно. Этого оказалось достаточно, чтобы я стал носить их постоянно. Так что они выполняют свою основную функцию.
- Сколько у тебя пар?
- Думаю, больше ста. Мне их часто присылают в подарок. Причем делают это совершенно не знакомые мне люди. Одну пару прислали из Ганы, представляете? До сих пор не могу привыкнуть к тому, что нас смотрят теперь во всем мире.
- Как долго ты собираешься еще работать? Мы тут разговаривали с президентом Си-эн-эн Джимом Уолтоном, так он сказал: «Ларри может оставаться в своем кресле столько, сколько считает возможным… »
- По этому поводу расскажу одну историю. Как-то владелец футбольного клуба «Кардиналы» из Аризоны Оги Буш заявил менеджеру команды Уайти Херцогу: «У тебя контракт до конца жизни». Херцог уточнил: «Чьей жизни, моей или твоей?» Надеюсь, Джим не обидится на эту шутку. А если серьезно, я чувствую, что в силах продолжать, хотя мне уже 73. Надеюсь, буду работать до тех пор, пока мне нравится то, что я делаю, пока нравятся те, с кем работаю. У меня есть дети, о которых я должен думать.
- Сколько их у тебя, Ларри?
- Трое уже выросли. Старшему 50 лет. Конечно, он давно сам о себе может позаботиться. Но есть еще два маленьких сына. Одному восемь, другому 22 мая будет семь. Они отличные ребята. Я каждый день отвожу их в школу.
- Сам?
- Да. Хожу с ними на бейсбол. Они болеют за «Доджерс». Знаете, я очень за них беспокоюсь. Хотя старший из малышей говорит: «Лучшее папино качество — спокойствие». Врунишка! И откуда у него это, а? Так вот, я потерял отца ребенком. И не хочу, чтобы мои сыновья пережили такое же горе. А работа помогает мне держать себя в форме.
- Кем бы ты стал, не получись у тебя добиться успеха в этой профессии?
- Даже не знаю. Никогда об этом не задумывался. А ведь действительно! Кем? Я же ничего другого не умею. В школе учился плохо. Меня выпустили только потому, что мама уговорила директора. Нет, не знаю. Может быть, актером?
- Чего ждешь от будущего? Какие планы?
- Вы издеваетесь? Повторяю: мне 73! Чего я могу ждать от будущего? План у меня один — продолжать жить!
- Значит, зеленые бананы ты уже не покупаешь?
- Нет, и недвижимость в кредит на 30 лет тоже. Хотя моя жена говорит, что я проживу еще 50 лет. Я так не думаю…
Перевод Наталии ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»