Неизвестно, как сложилась бы судьба маленького Владика, если бы он в свое время не встретился с новой, уже третьей по счету, мамой. Правда, юриста Елену Малыхину, которая буквально вырвала малыша из рук мачехи-садистки, мальчик называет «тетя Лена». Слово «мама» у Владика пока еще ассоциируется с чем-то ужасным. Мама, по его мнению, это та, кто, когда бывает в плохом настроении, может запросто взять иголку и колоть своего приемного сына. Может ударить его головой о стену, если ребенок ее раздражает. Жуткие мучения довелось испытать этому мальчику…
Свою первую маму — ту, которая его родила, — Владик не помнит. Ему было пять месяцев, когда женщину лишили родительских прав, а сам малыш тогда лежал в больнице с пороком сердца. Следующие полтора года Владик провел в различных медицинских и социальных учреждениях. Затем его усыновила женщина по имени Нина (имя изменено). Каждый брошенный ребенок мечтает обрести семью. Казалось бы, малышу наконец-то улыбнулось счастье. Но Владик попал в самый настоящий ад.
— Я познакомилась с Владиком и его мачехой, когда лежала на дневном стационаре со своим младшим сыном, — вспоминает юрист Елена Малыхина. — Меня сразу же насторожил тот факт, что мама малыша была ухоженной, хорошо одетой женщиной, а ее сын выглядел как-то странно. И одежда на нем была не по размеру, да и вел он себя не так, как обычные пятилетние дети. Однажды Владик долго сидел в одной позе, пока Нина — мама мальчика (я не сразу узнала, что она мачеха) — не приказала ему подойти к ней. Именно приказала, а не попросила. Владик, который до этого момента сидел на стуле и почти не шевелился в течение полутора часов, покорно подошел к Нине.
Я пыталась заговорить с этим ребенком, но тот упорно молчал, изредка исподлобья поглядывая на мать. Однако все менялось, едва Нина выходила из палаты. Владик как будто оживал.
Чувствовала, что с ребенком что-то не так, поэтому пыталась спросить, не обижает ли его мама. Владик мог ответить на любой вопрос, который я ему задавала, но только не на этот. Услышав вопрос про маму, мальчик сразу же замыкался в себе.
На дневном стационаре мы проводили почти весь день. Когда пришло время обеда, я решила поделиться с Владиком котлетой. Но мама мальчика проворно вырвала еду из рук сына и вернула нам со словами: «У нас все есть. Не надо мальчика баловать!» Но я ни разу не видела, чтобы Владика кормили. Не говоря уже о том, что он при мне не ел ни конфет, ни каких-то фруктов. А потому, улучив момент, когда Нина выйдет из палаты, я дала мальчику яблоко. Он с такой жадностью набросился на него, что мне стало не по себе.
В следующий раз, когда подвернулась такая возможность, я дала Владику конфеты и печенье. Мальчик съел все с жадностью за считанные секунды.
В какой-то момент я разговорилась с Ниной. Хотела побольше узнать про Владика. «От чего вы сына лечите?» — спросила я. «Владик — не сын. Он приемный», — спокойно ответила Нина. И добавила: «У него либо шизофрения, либо эпилепсия. Ему нужно инвалидность выписать». Я промолчала в ответ. Имела опыт общения с детьми-эпилептиками. У Владика не было никаких признаков этой болезни.
А однажды малыш пришел с Ниной в больницу, прихрамывая. Я сразу же закидала свою соседку по палате вопросами. Но та отвечала уклончиво. А потом, не дождавшись окончания дня, забрала Владика и уехала домой. На следующий день она в больнице не появилась. Не пришла и неделю спустя.
Мне было жалко Владика. Он всего на год старше моего сына. Когда Нина выходила из палаты, мальчики так хорошо вместе играли. А едва она возвращалась, Владик вновь садился на стул и сидел без движения, пока его не позовет мачеха.
Я с мужем и младшим сыном собиралась поехать за границу на своем автомобиле. Позвонила Нине и говорю: «Там есть квалифицированные врачи. Если хочешь, поехали с нами, покажешь Владика заграничным медикам. Мы на машине, поэтому проезд будет бесплатный». Честно говоря, я думала, что Нина откажется. Но та ответила: «Я подумаю».
На следующий день Нина мне позвонила сама и огорошила новостью: «Я не смогу с вами поехать. А Владика, если хотите, забирайте». Как так? А документы? «Не волнуйся, напишу доверенность», — сказала она.
Через какое-то время звонит и спрашивает мою фамилию. Говорит, что она сейчас у нотариуса. Представляю, в каком шоке был нотариус, когда выяснил, что Нина собирается отдать пятилетнего ребенка женщине, о которой ничего не знает, даже фамилия не известна.
Владика мы забирали в Днепре, там он живет с Ниной. Когда я посмотрела на доверенность, то удивилась: она была выписана на год! Спрашиваю: «Зачем на такой долгий срок?» «А вдруг ты еще поедешь за границу, — отвечает она, — свозишь Владика на медицинское обследование».
— Чем дольше Владик был без Нины, тем больше он оттаивал, — продолжает свой рассказ Елена Малыхина. - Он разговаривал, улыбался, играл с моим сыном. Я тогда подумала: какая тут шизофрения или эпилепсия? Обычный ребенок. Только очень худой. (Забегая вперед, скажу, что, когда Владика забирали у Нины, он в шесть лет весил всего 12 килограммов). Решила не водить его по врачам. За границей у нас родственники. Ну, мы просто отдохнули неделю и вернулись домой.
Еще две недели провели с Владиком в Киеве. Интересно, что его мачеха за это время нам позвонила лишь дважды. Первый раз, когда пересекали границу, второй, когда нужно было возвращать ребенка домой.
Я полностью поменяла гардероб Владику. У него размер ноги 27-й, а сапожки были 31-го. Курточки, футболки — наоборот, все маленькие. Но больше всего меня насторожило не это. На теле Владика я насчитала семь или восемь плохо заживших ран. Одна на голове, другая на лице… Видно, что первую помощь ребенку никто не оказывал. Раны не были зашиты. Спрашиваю Владика: что это? Он отвечает, что упал, ударился, что-то еще. Но я уже начала сама догадываться, почему у малыша все тело в синяках и гематомах.
В конце концов Владик мне признался, что рана на голове — это из-за того, что Нина ударила его в ванной головой о стену. «Нине не понравилось, как я чистил зубы. Она подошла и ударила меня головой. Я потом долго на полу лежал», — наконец-то признался Владик. Про остальные ранки малыш упорно отмалчивался.
Спросила Владика, почему он не называет мачеху мамой. «Я называю ее мамой, когда хороший. А когда плохой, называю Ниной. Один раз она меня ударила, когда я ее назвал мамой. Она закричала: «Какой ты мне сын? Я Нина».
Это далеко не все, что меня шокировало тогда за две недели. Поинтересовалась у Владика, почему он не ходит в садик. Знаете, что он ответил? «Потому что я дебил и меня боятся дети. Это Нина так сказала».
— Нужно было что-то срочно делать, — говорит Елена Малыхина. — Понимала, что приходится терпеть от мачехи Владику. Но я еще многого не знала. Даже и не думала, что меня может еще что-то шокировать в этой истории.
Созвонилась со своими коллегами — юристами. Говорю: мачеха измывается над приемным сыном. Может быть, мне заявление в полицию написать? «Ты не имеешь к этому делу никакого отношения, — отвечают. — От тебя не примут заявления». «Но у него раны и синяки по всему телу! Она его бьет!» — говорю. «Но мальчик же сейчас у тебя живет. Она скажет, что это ты побила ребенка. А Владик, так как он боится мачехи, это подтвердит».
В общем, решили, что я пока не буду делать никаких резких движений, а мои коллеги попробуют найти выход и что-то накопают про Нину.
Пришло время расставаться с Владиком. Мне было тяжело говорить об этом мальчику. Я видела, что он счастлив у нас дома. Но я действительно не имела права не отдавать мачехе ее приемного сына. Сказала Владику, что мы должны поехать к Нине, лишь за пару часов до поезда.
Владик послушно собрал свои вещи, как солдат, быстро. Но на его лице я увидела какую-то обреченность. Специально не говорила Нине, во сколько мы приезжаем. Я полюбила этого мальчика, и мне самой было жалко с ним расставаться. Поэтому решила по приезде в Днепр побыть с Владиком еще немного. Накормила, погуляла с ним. И только после этого позвонила Нине и сообщила, что мы уже на вокзале.
И тут Владик понимает, что это все. Сейчас приедет мачеха и все закончится. Он так горько зарыдал! Но потом случилось невероятное. Едва на горизонте показалась Нина, как мальчик вытер слезы и мачеху встретил уже с улыбкой.
«Нина, смотри, у меня альбом. Мне фломастеры подарили! У меня новые сапожки!» — начал Владик хвастаться мачехе. Но та лишь мельком взглянула на приемного сына и спросила у меня, что сказали врачи.
Тогда я твердо решила, что спасу Владика, чего бы это мне ни стоило.
— Я постоянно поддерживала общение с Ниной, — рассказывает Елена Малыхина. — Звонила ей, интересовалась, как там Владик. Хотела вывести ее на откровение. И вот, наконец-то, добилась своего.
«На самом деле он мне не нужен, — сказала Нина в телефонном разговоре со мной. — Он не такой, как я рассчитывала. Он больной и хромой дебил! Сдам его в интернат для умственно отсталых. Там бесплатно. И еще могу договориться, чтобы не забирать его домой на каникулы».
Я потом вспомнила, что Нина что-то подобное говорила и врачам в больнице. А Владик в это время стоял рядом и все слушал.
А Нина между тем продолжала: «Если у меня не получится раздобыть для него инвалидность, сдам его в областную больницу, чтобы его там накололи всякими лекарствами. А себе потом другого возьму».
Я не выдержала и говорю: «Нина, если он тебе не нужен, так пусть у меня живет. А пособие на него получай сама. Нам не надо». «Да как же я от него откажусь? — огорошила меня признанием Нина. — Если откажусь от Владика, то мне не дадут другого ребенка».
Тогда я решила действовать. Поехала в Днепр, в социальную службу. Рассказала все, о чем знаю, что мне Владик говорил. «У нас нет претензий к Нине как к матери, — сказали чиновники. — А то, что она якобы бьет мальчика, так это неправда. Владик такой фантазер!»
То, что Владик — фантазер, мне повторили и в полиции, где отказались принимать заявление.
После моего визита в Днепр произошло неожиданное. Мне позвонила Нина и сказала, что готова отказаться от Владика. «Большое спасибо тебе, что ты их всех разворошила, — говорит она. — Мне раньше не разрешали отказываться от Владика, а теперь — можно».
Договорились, что Нина напишет отказ от ребенка, а я оформлю над ним опеку. «Только отказываться надо через суд», — сказала Нина. Я согласилась и предложила своего юриста, чтобы вел это дело. «Не волнуйся, — говорит Нина. — Я тут найду адвоката».
Прошло несколько дней, и снова звонит Нина. «Нужно оплатить судебный сбор. Вышли деньги. Это чуть больше тысячи гривен». «Без проблем, — отвечаю. — Скинь мне номер счета, я оплачу, а тебе вышлю квитанцию». «Нет, это быстро надо», — сказала Нина и положила трубку. Больше я ее не слышала и не видела. А потом произошло нечто ужасное.
— Мне позвонили из Днепра знакомые и сказали: «Срочно приезжай. Владик в реанимации. Нина избила его до полусмерти». Я тут же помчалась в Днепр, — продолжает Елена. — То, что увидела в больнице, лишило меня дара речи. Все лицо Владика — одна сплошная гематома. На его теле множество синяков и ссадин. Вот выписка из диагноза: «У ребенка закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга, гематомы и ссадины на голове, шее, в области бедер, рук, ног, груди, таза, промежности, спины». Это же уже не «просто ударила»! Она его избивала!
Как мне удалось выяснить, Нина избила Владика, потому что «он ее раздражал». Она избила ребенка и заперла его в комнате. В доме были еще мать Нины и ее сестра. Им она строго-настрого запретила отпирать Владика и… уехала на трое суток в Киев. Малыша все это время не кормили, не пускали в туалет. Ему не оказали первую помощь. Когда дверь все-таки открыли, Владик был чуть живой.
В полицию заявление написали врачи, хотя бабушка просила их: «Не сообщайте в полицию. Нам будет стыдно». Но было открыто уголовное производство по факту.
Сама Нина сначала утверждала, что не била мальчика. А потом, сославшись на свое состояние (она была беременной), сказала, что не осознавала, что делает. Это не помешало ей прийти один раз в больницу к Владику и попросить его: «Ты только не говори, что это я тебя побила».
Ребенка у Нины изъяли в ноябре 2019 года. Место проживания Владика определили у меня. И тут я узнала еще много чего. Осознав, что к Нине он, скорее всего, больше не вернется, Владик начал рассказывать мне страшные вещи.
«Нина колола меня иголкой, потому что я был плохой, — рассказывал Владик. — Она запрещала мне плакать. Если буду плакать, будет колоть меня ножом. Она часто била меня ложкой, руками, ногами. Один раз заставила меня приседать ночью с табуреткой в руках, пока она будет спать. Если я ослушаюсь, она меня изобьет. А еще Нина тянула меня за писю и говорила, что оторвет. А потом сдаст меня в интернат, где я сдохну».
За два года судебные заседания состоялись лишь дважды. Первое было ознакомительное, второе — оглашение приговора. Суд постановил, что телесные повреждения, которые нанесла мачеха Владику, были… легкой тяжести. Потому что он провел в больнице не 21 день, а «всего» 17. А «средняя тяжесть» наступает лишь после трехнедельной госпитализации. Нину же вообще оставили без наказания. За то время, что шло судебное следствие, она каким-то образом стала инвалидом. Мать Нины в суде говорила, что сама видела, как мальчик бился головой о стену. И, когда она спрашивала, почему он это делает, ребенок отвечал: «Не знаю».
Я все-таки хочу добиться справедливости. Не хочу мести. Но для меня было бы важно признание вины Нины. Ведь осудить ее можно было по таким статьям, как «Пытки», «Оставление в опасности»… Если бы ей дали полгода условно и тут же амнистировали, этого было бы для меня достаточно.
Владик сейчас живет в нашей семье. Мы с мужем не оформляли усыновление, а только опеку. Дело в том, что в этом случае Нина не имеет права до совершеннолетия Владика продать свой дом, где прописан ее приемный сын. Кроме того, Владик будет иметь право на наследство. Ну и еще Нина должна платить алименты. Она четыре года тратила пособие, которое получала за Владика, на себя. Пусть сейчас хоть что-то потратит на него.
— У Владика в нашей квартире своя комната, — говорит Елена. — Нам пришлось столкнуться с некоторыми трудностями. Первое время мальчик боялся, что его снова куда-то отдадут. В его комнате стоит портфель с самыми необходимыми, по его мнению, вещами. На тот случай, если его придут забирать.
Владик долго боялся подходить к холодильнику. Ведь Нина ему это запрещала делать. Видя такую проблему, я начала специально давать ему задания, принести какие-то продукты из холодильника. А еще Владик никогда не говорит о том, чего хочет. Просто смотрит и все… Хотеть что-то ему не разрешала Нина.
Еще одна проблема. Владик не мог кушать «взрослую еду». У него часто были рвотные рефлексы. Я начала спрашивать, что же он ел у Нины. «Желтый суп (как потом выяснилось, речь шла о лапше быстрого приготовления) — утром, кашу — в обед. Вечером меня не кормили», — ответил малыш. Врачи-диетологи посоветовали некоторое время кормить мальчика, как ребенка до года, пока он не привыкнет.
Еда для Владика — это особый разговор. Еще когда он лежал в больнице, избитый мачехой, малыш сказал мне: «Мне нравится в больнице. Здесь кормят». Оказавшись у меня, он не мог наесться. Кроме того, постоянно прятал еду. Мы находили остатки йогурта, который он собирался доесть ночью, прилипшие к одеялу конфеты, залитые холодной водой хинкали… Психологи, с которыми мы работаем, говорят, что такая жадность к еде может остаться у Владика на всю жизнь.
А в прошлом году Владик пошел в первый класс. Учеба дается ему пока с трудом. Но мы уверены, что справимся и с этим.
Когда этот материал готовился к публикации, стало известно, что мачеха Владика Нина подала в суд заявление с просьбой отменить усыновление мальчика. Мы попытались связаться с женщиной, но она пока не отвечает.
Ранее «ФАКТЫ» писали о жуткой истории в Одессе. Отчим избивал своего пятилетнего приемного сына: бил ремнем и из всех сил бросал малыша на пол.