Воскресный день 4 (16) февраля 1896 года надолго остался в памяти не только киевских поклонников оперного искусства, но и всех жителей города. По случаю выходного дня оперная труппа в Городском театре собиралась показать сразу два спектакля. Днем давали оперу «Евгений Онегин», а до вечернего представления оставалось еще более двух часов. Как вдруг над театральным зданием неожиданно взвился исполинский факел…
Через несколько минут к охваченному пламенем театру уже мчались пожарные команды, принявшиеся за работу под началом бранд-майора Михаила Козловского. Вскоре к месту чрезвычайного происшествия доставили первых лиц региона — генерал-губернатора Алексея Игнатьева и губернатора Льва Томару. Они наблюдали за пожаром со стороны главного входа в театр, тогда как на прилегающих улицах за полицейским кордоном толпились тысячи зевак.
Как ни старались пожарные, основная часть здания непоправимо пострадала. Внутренние деревянные конструкции сгорели дотла, кирпичные стены от жара растрескивались и крошились. Впрочем, борцам с огнем удалось хотя бы отвести реальную угрозу от соседней постройки — электрической станции акционерного общества «Савицкий и Страус» (она находилась в тылу Театральной площади). Рядом с электростанцией стояла огромная цистерна с 50 тоннами нефти. Если бы эта нефть вспыхнула, катастрофа могла бы грозить и соседним кварталам. Но пожарные успели прикрыть сооружение брезентом и поливали его водой, пока опасность не отступила.
Несмотря на внезапность и значительные масштабы пожара, самой большой беды посчастливилось избежать: ни один человек не погиб. К моменту начала бедствия — пятый час пополудни — зрители давно разошлись, актеры тоже покинули свои гримерки, а оставшихся смотрителей и рабочих можно было буквально пересчитать по пальцам. Они-то и подали сигнал бедствия, а потом успели покинуть горящий театр.
Впрочем, в одной из гримерок, как оказалось, в тот день находились театральный режиссер Дума, страховой агент Рахальский и врач Фалькенберг. Они собрались, чтобы оформить для режиссера договор страхования жизни, и ушли буквально за несколько минут до пожара. Когда полиция занялась расследованием причин пожара, этот факт показался подозрительным, тем более что Рахальский, согласно показаниям свидетелей, ненадолго зажигал свечу. Но все очевидцы сошлись на том, что первое пламя показалось где-то под крышей. Именно туда заходили медные провода электрического освещения, проложенные от электростанции. Может быть, они и стали причиной рокового возгорания?
Среди киевлян потом ходил слух, что якобы пожар случился вследствие оперной дуэли Онегина и Ленского — мол, случайно вылетевшая искорка из бутафорского пистолета долго тлела на сцене, пока вдруг не разгорелась…
Как бы то ни было, город остался без своего театра. Антрепренерша Киевской оперы Пальмира Сетова понесла изрядные потери. Обратились в пепел многие ценные декорации, масса разнообразной бутафории, богатая нотная библиотека. Ведущие солисты, такие как тенор Михаил Мишуга и баритон Оскар Камионский, лишились лучших костюмов своего сценического гардероба. Сгорели музыкальные инструменты оркестрантов, остававшиеся в театре. А смотритель театра Вольтман, со слезами на глазах, рассказывал, что в его служебной комнатке погибли все сбережения за несколько лет работы: 90 рублей ассигнациями и 5 рублей серебряными монетами.
На сцене сгоревшего театра успели пройти сорок сезонов. Его возвели в 1854—1856 годах по проекту петербургского зодчего Ивана Штрома (есть сведения, что Штром перехватил этот заказ у киевского коллеги Александра Беретти). Строительными работами руководил инженер Михаил Бенземан. Здание выросло на пересечении улицы Кадетской (теперь Богдана Хмельницкого) и Владимирской, среди новых кварталов, застроенных при расширении Киева в середине XIX века. Первоначальный фасад с балконом над главным входом, выдержанный в позднем классическом стиле, был устроен всего на семь окон, однако в 1870-х годах появились пристройки с обеих сторон — сначала одноэтажные, позже надстроенные вторыми этажами.
До 1867 года оперные спектакли в Киеве давали только заезжие труппы (наибольшей популярностью пользовалась итальянская опера), но затем был организован местный коллектив. В составе киевской оперы выступали многие знаменитые певцы — Александра Сантагано-Горчакова, Федор Стравинский, Иоаким Тартаков. Зал театра вмещал около 900 зрителей.
Читайте также: Из-за прекрасной дамы: 120 лет назад любимец киевской публики был застрелен ревнивцем
Приходится отметить, что каменное строение Городского театра до пожара не блистало архитектурной выразительностью. Это было настолько очевидным, что возникла даже легенда, будто проекты театров для Киева и Житомира, одновременно оказавшиеся в Петербурге на утверждении, перепутали и направили в Киев житомирский проект, а в Житомир — киевский.
Местные газеты, рассказывая о пожаре киевского театра, приводили эту версию, однако признавали, что никаких ее документальных подтверждений не имеется. Собственно говоря, старое театральное здание в Житомире существует до сих пор (в нем теперь находится областная филармония). Любой может убедиться, что у него нет никаких особенных преимуществ перед прежним киевским театром.
До пожара в Киеве имелось всего два полноценных театральных строения. Помимо городского театра, существовал еще частный Театр Бергонье на углу улиц Фундуклеевской и Новоелизаветинской (теперь Богдана Хмельницкого и Пушкинской). Его здание было еще менее впечатляющим, нежели здание Городского театра: Театр Бергонье был построен в 1875 году и первоначально предназначался для цирка, однако затем его владелец француз Август (Огюст) Бергонье решил переделать цирковое помещение в театральное. Уже в советское время после реконструкции здание приняло знакомый нам облик Театра имени Леси Украинки.
С 1891 года этот театр состоял в аренде у выдающегося антрепренера, режиссера и актера Николая Соловцова, который организовал первую в Киеве постоянную драматическую труппу. После утраты Городского театра здание Бергонье оставалось единственной киевской сценой. Как ни парадоксально, в первые месяцы после пожара здесь было непривычно мало зрителей. Публика просто боялась повторения недавней катастрофы. Но затем театральные привязанности киевлян взяли верх, и Театр Бергонье заработал с полной нагрузкой. Оборотистый Соловцов сумел поймать сразу двух зайцев: выезжая со своей труппой на продолжительные гастроли в другие города, он сдавал здание театра в субаренду оперным антрепренерам.
Читайте также: Территорию нынешнего парка Шевченко спас от неминуемой застройки бразильский император
Тем временем Пальмира Сетова задумала построить в Киеве для своей оперы совершенно новый театр. Она договорилась с домостроительным обществом, которое именно в те годы энергично осваивало бывшую усадьбу профессора Меринга между Крещатиком и Банковой улицей. Там среди частных доходных домов решено было возвести театральное здание на Николаевской площади, разбитой на месте бывшего пруда (ныне площадь Ивана Франко). Однако эту идею довел до конца тот же Соловцов, который оценил выгоды замысла Сетовой и перекупил у нее права на будущий театр. В конце 1898 года драматический театр Соловцова отметил на Николаевской площади новоселье (с 1926-го это здание принадлежит Театру имени Ивана Франко). Здесь тоже время от времени выступали оперные знаменитости. К примеру, весной 1897 года в Театре Бергонье состоялись первые киевские гастроли Шаляпина, а весной 1901 года в Театре Соловцова — первые гастроли Собинова.
После того как Киев в одночасье остался без Городского театра, местные власти принялись энергично обсуждать программу действий. Некоторые гласные (депутаты) Городской думы из соображений экономии призывали, не мудрствуя лукаво, отстроить сгоревшее здание на прежнем месте и в прежнем виде. Для этого имелся финансовый задел, поскольку благодаря страховке город получил около 163 тысяч рублей компенсации.
Читайте также: «Cахарный король» Лазарь Бродский завещал полмиллиона рублей на крытый рынок в Киеве
Но общественное мнение восстало против такого замысла. То был период, когда Киев обрел статус «сахарной столицы» Российской империи, и многие горожане надеялись получить новый театр, знаменующий своим видом успех и процветание. К этому склонялось и большинство гласных Городской думы. Отражая актуальные взгляды, местный стихотворец-фельетонист писал:
Напрасно дума размышляет,
Все стены щупает кругом
И скупо денежки считает…
Расстаться жалко
со старьем?
Нельзя ль ремонт?
Все зданье снова,
Кой-как поправив,
поддержать?..
К чему возиться бестолково,
Огарки бедные считать!
Нельзя! Театр погиб навеки,
А новый пусть и будет нов.
Оставьте жалкий груз,
калеки:
Что было, не вернется вновь!
И вот Городская дума, раздобыв деньги благодаря полумиллионному займу, объявила представительный конкурс проектов нового театра на месте прежнего. Победителем конкурса стал видный петербургский зодчий Виктор Шретер. Именно по его проекту в 1897—1901 годах было построено монументальное здание, которое ныне занимает Национальная опера Украины.
О том, как строился театр и почему он не сразу понравился горожанам, читайте в публикации «Некрасивое, как неуклюжая черепаха, здание», — писали о Киевском оперном театре сразу после его возведения (фото)