Почти за сорок лет работы в кино народный артист Украинской ССР Николай Гринько снялся более чем в ста фильмах.
Николай Григорьевич родился 22 мая 1920 года в Херсоне в актерской семье. С детства мечтал о сцене. Собирался поступать в театральное училище, но помешала война. На фронте был стрелком-радистом на бомбардировщиках дальнего действия.
После войны много работал на эстраде — был конферансье, пел куплеты, развлекал публику эксцентричными номерами. С 1946 года работал в драмтеатрах Запорожья и Ужгорода. В 1955-м стал художественным руководителем Киевского эстрадного оркестра «Дніпро». С 1963 года — актер Киностудии имени Довженко.
Первой значимой работой на экране стала роль в драме Алова и Наумова «Мир входящему» (1961 год). Картина получила «Золотого льва» на Венецианском фестивале. Затем были культовые «Тени забытых предков», «Гибель эскадры», «Стежки-дорожки», «Афоня», «Пропавшая экспедиция», «Двадцать дней без войны», «Сто грамм» для храбрости", «Миллион в брачной корзине»…
Андрей Тарковский считал Гринько своим талисманом: «Очень нежный и благородный актер и человек. И я его очень люблю. Несуетливая душа — тонкая и богатая». В легендарном фильме «Андрей Рублев» (1966 год), включенном в список ста лучших лент в истории кино, Гринько сыграл одну из главных ролей — Даниила Черного. Позже были сняты «Солярис» (отец Криса), «Зеркало» (мастер типографии), «Сталкер» (Профессор).
Последней ролью на экране стал бывший преподаватель истории Чмутин в фильме режиссера Виктора Соколова «Предлагаю руку и сердце».
Отдельного рассказа заслуживает супруга Гринько — восточная красавица Айше Рафетовна Чулак-Оглы, с которой они прожили более 30 счастливых лет. Талантливая скрипачка симфонического оркестра Гостелерадио УССР и оркестра «Дніпро», она оставила музыку ради того, чтобы постоянно быть рядом с мужем.
Николай Гринько умер от лейкемии 10 апреля 1989 года. После его смерти Айше продала все драгоценности, чтобы поставить ему памятник на Байковом кладбище, оставив только два кольца — подарок мужа и подарок отца.
О своей дружбе с Николаем Гринько и его верной женой вспоминает известный украинский композитор Игорь Поклад.
В середине 80-х я, наконец, получил жилье в Киеве. Из своей однушки, купленной десять лет назад, перебрался в дом на Гоголевской, который отличался и архитектурой, и аурой. Достаточно сказать, что моими соседями стали потрясающие режиссеры Роман Балаян и Виктор Гресь, актер Николай Олялин, ректор консерватории Олег Тимошенко, солист оперного театра народный артист Советского Союза Анатолий Кочерга.
Однако самая большая неожиданность случилась, когда я, выходя из квартиры, столкнулся возле лифта с Николаем Гринько. Он возвышался надо мной, как огромный тополь (рост Гринько 193 сантиметра. — Ред.). И вот с этой высоты вежливо произнес своим тихим голосом с неповторимой хрипотцой:
— Ну, здравствуйте, Игорь. А мы с женой знаем вас. И очень рад, что мы теперь соседи. Давайте знакомиться? Николай. Можно Коля.
Я остолбенел. Это я его знал. Как знали миллионы зрителей Советского Союза. Это за ним бежали стайки детей и кричали: «Папа Карло! Папа Карло!» Это он снялся во всех фильмах Тарковского. Это он непревзойденный Чехов.
И мы стали дружить…
— И сколько это будет продолжаться? Ты издеваешься надо мной? Сдавайся!
Шел второй час пытки шахматами. Я понимал, что партия проиграна, выиграть или свести ее к ничьей у меня не было ни малейшего шанса, но не сдавался. Я думал, передвигал фигуры, понимая, что все бессмысленно, а Гринько сидел, подперев голову кулаком, и смотрел на мои муки, периодически загоняя в новые ловушки.
— Игорь, ну хватит. Все. Проиграл!
Сражаться с ним было нереально. Он владел искусством игры в шахматы в совершенстве. А я… Нет, я играю неплохо, но точно хуже его. Но как сдаться? Это не в моем характере.
Читайте также: Игорь Поклад: «Мы были молоды, бесшабашны, веселы, свободны от предрассудков и догм»
Грохот был ужасным. Выскочила Айшенька:
— Боже! Что у вас происходит?
— Ничего, Шиша, все в порядке, — не повысив ни на полтона голос, ответил муж. — Я выиграл. Как всегда!
А на полу в беспорядке валялись шахматы. Николай Григорьевич просто поднял доску и бросил ее на пол. Партия закончилась полной его победой.
— Идем пить чай? Шиша, накрывай, мы закончили наконец.
В то утро мы собрались на рыбалку. Он был «теоретиком», а я «практиком» рыбной ловли. Весь вечер он сидел со снастями в ванной, готовил спиннинги, окунал их в воду, что-то мастерил и налаживал. Снасти у него были отменные, не то что у меня — бамбуковые удочки-поплавчанки. Он просто болел новыми рыболовными штучками-дрючками. Привозил их отовсюду — из командировок и зарубежных поездок. Когда на 60-летний юбилей Айше подарила мужу 61 белый тюльпан, он торжественно пообещал ей:
— Шиша, в день твоего 60-летия я подарю тебе 60 удочек!
И вот мы на озере. Мне всегда выдавали разрешение на ловлю в том месте. Я предупредил Николая Григорьевича:
— Если подойдут, скажите, что разрешение у Поклада, я буду недалеко.
Мы расселись в разных «окнах» из камыша. Я ушел готовить свои удочки, а Гринько извлек свои — уникальные, японские. Ближе к обеду я подошел — пора было перекусить. Картина, которую застал, привела меня в замешательство. Он сидел над спиннингами с огромными «бородами» и распутывал леску. Вот как забросил в семь утра, как намотал леску в клубок, так и распутывал. Опыта для обращения с таким чудом техники, как японский спиннинг, у него было маловато. Рыбалка не удалась. Пришлось делиться своим уловом.
— Вас тут не дергали? Все в порядке? Вы сказали, что разрешение есть?
— Меня? Вообще-то меня узнали и удивились, увидев тут. Так что все нормально.
Я замялся. И в самом деле: сидит на берегу человек, чье лицо в стране знают все, а я со своим разрешением…
Иногда мы собирались вечером. Я слушал его воспоминания о Высоцком и Марине Влади, с которыми они с Айшей подружились во время съемок «Сюжета для небольшого рассказа».
Кстати, с этим фильмом связана забавная история. Гринько был невероятно похож на Чехова. Даже рост такой же — под два метра. Когда Юрию Яковлеву показали фотографии Чехова и Гринько в гриме, попросив указать, кто есть кто, тот уверенно ткнул пальцем в снимок Гринько: вот, мол, Антон Палыч. А режиссер Сергей Юткевич говорил: «Вы похожи на Чехова больше, чем сам Чехов»!
После смерти Высоцкого дружба между семьями не прекратилась. Они часто общались с Мариной Влади, а после ухода Николая Григорьевича она постоянно поддерживала Айшеньку в те тяжелые 1990-е. Они переписывались практически до последнего дня…
Мы прожили рядом несколько лет, но виделись редко: я постоянно работал, Николай с Айшей пропадали на съемках. Великий Андрей Тарковский не начинал новый фильм и ждал, если Гринько был занят в другом. Николай Григорьевич, по признанию режиссера, был его талисманом, а Айше — ангелом-хранителем. Во всех своих картинах он находил для него пусть крохотную, но роль. Даже в «Солярисе» придумал героя, которого не было у Станислава Лема.
Но была у Гринько мечта — сыграть Дон Кихота. И вот в конце 1980-х ему пришла телеграмма: «Николай Григорьевич, приглашаем вас на кинопробы. Снимаем Дон Кихота». Снимал Резо Чхеидзе. Все понимали, что второго такого благородного рыцаря не найти. Ну нет такого типажа в Советском Союзе!
Однако сам Гринько сказал жене: «Шиша, я не буду сниматься. Поздно. Не в моем возрасте и не с моими болячками скакать на лошади девять серий. Резо просто подарил мне кусочек мечты и эти три дня. Спасибо».
А потом он слег. Как слегли почти все актеры, снимавшиеся в «Сталкере». Они уходили один за другим со схожими симптомами и болезнями.
У меня был тогда изумительной красоты шоколадный ирландский сеттер Черри. Он всегда мчался в соседнюю квартиру к Гринькам, зная, что его там любят и угостят чем-нибудь вкусненьким. Но в те дни, когда Николай Григорьевич лежал в больнице, пес стоял грустный возле двери и взглядом показывал: «Пустите меня к Айше!» И я разрешал.
Читайте также: Игорь Поклад: «Юра, твое право на реванш остается»
Айше написала мужу записку: «Сейчас я сижу в кресле. У моих ног, опустив свою лохматую голову на мои колени, сидит Черрик и смотрит своими печальными глазами мне в глаза. Коленька, он плачет, представляешь? А я представляю, что это я сижу у твоих ног и смотрю в твои глаза. Возвращайся!»
Но он не вернулся. Их дом опустел.
Айше пережила мужа на долгих 23 года.
Не знаю ни одной женщины в этом мире, которая так трепетно хранила бы память о муже. Казалось, он и не уходил никуда: в холле их квартиры висели его знаменитые шляпы, на стенах — портреты и кинопробы, на тумбочке стояла крохотная шкатулка из слоновой кости — пара той, которая хранится в доме-музее Чехова в Ялте (невероятное мистическое совпадение).
Айше потратила практически все средства, чтобы поставить достойный памятник мужу на Байковом кладбище. Вандалы два раза отпиливали зонт, на который опиралась рука, а она восстанавливала снова и снова. Потом такие же уроды решили отпилить руку у барельефа, установленного на нашем доме, но их отогнали прохожие.
Айше написала чудесную книгу воспоминаний и назвала ее трогательно — «Прикосновение». Я имел счастье прочитать ее еще в черновиках…
Середина 1990-х, канун Нового года. Мы с женой накрываем стол. За стеной, в соседней квартире, заканчивает приготовления к новогодней ночи Айше.
— Айшенька, — звоню я ей, — ну что вы там одна? Приходите к нам. Мы вас ждем.
— Игорь, спасибо большое, но я же не одна, я с Гриней. Вот с ним встречу, а потом подойду, хорошо?
Это была поздняя по советским меркам любовь. Ему на момент встречи было 37 лет, ей — всего 25. Они любили друг друга так, как любить уже не умеют. Айше посвятила свою жизнь мужу, ездила с ним на съемки, хотя могла сделать карьеру блестящей скрипачки. И даже после его смерти она набрасывала на плечи его пиджак, накрывала стол на двоих и встречала Новый год со своим НиГри.
Она ушла в 2012-м, в день, который майя объявили «концом света». Погода в Киеве в те дни была близка к нему — снега по пояс. Уходила Айше тихо и спокойно. Она не просто не боялась смерти — она ждала этого дня. «Вот уже скоро. И мы снова будем вместе».
Уверен, они вместе. И им там хорошо. Они молоды и снова счастливы, как были счастливы на Земле.
А мне остается сказать еще одно спасибо судьбе за то, что эти два человека — Дон Кихот и его очаровательная Дульсинея — были в моей жизни. А Николаю Григорьевичу — за то, что принес столько добра и света во все его роли.
Читайте также: Игорь Поклад: «Уверен, что и там, наверху, стоит гомерический хохот от шуток Тарапуньки»