Звезда Голливуда Шэрон Стоун, которой 10 марта исполнилось 63 года, опубликовала мемуары. Она назвала книгу The Beauty of Living Twice, что можно перевести как «Красиво жить дважды». Тем самым актриса намекает на то, что врачи осенью 2001 года чудом вернули ее с того света после кровоизлияния в мозг. Она не раз уже рассказывала в интервью различным изданиям эту историю.
Сейчас Стоун активно продвигает автобиографию. Обладательница премий «Золотой глобус» и «Эмми», номинантка на «Оскар» дала за последний месяц множество интервью. «ФАКТЫ» выбрали из них беседы Шэрон с журналистом Дэйвом Итцкоффом из американской газеты The New York Times и Полли Вернон из британской газеты The Times.
— Шэрон, почему вы решили написать мемуары?
— Признаюсь, я долго сомневалась. Не считаю мою жизнь какой-то особенной. Если бы не стала кинозвездой, вряд ли представляла бы какой-то интерес для других. Такую книгу могли написать многие — те, кто родился и вырос в маленьком городке. Для миллионов людей это самая обычная жизнь. На самом деле я написала несколько коротких рассказов и искала издательство, которое согласилось бы их опубликовать. Но куда бы ни обращалась, ответ был один: ваши рассказы никого не заинтересуют. А вот ваша частная жизнь! В итоге мой друг — писатель Каэл Уэстон — свел меня с Тимом О’Коннеллом из издательства Knopf. К этому моменту я уже работала вместе с агентом, который помогал мне разобраться во всех тонкостях сотрудничества с издательствами. Knopf выделило человека, который занимался исключительно мной. Это был Сонни Мехта. К несчастью, он умер в 2019 году. Но Сонни вселил в меня уверенность. Он убедил меня в том, что я прекрасная рассказчица.
— Можете описать процесс работы над книгой?
— Когда я окончательно решила, что буду писать мемуары, у меня шли съемки в Нью-Йорке. Сразу в двух фильмах. Каждый свободный от них день я приходила в офис Knopf, садилась за компьютер и писала. Иногда так увлекалась, что просиживала за работой от 8 до 15 часов. Еду приносила с собой или что-то заказывала.
— Поклонники не мешали? Вас ведь наверняка узнавали на улице или в самом издательстве.
— Дело было зимой. И это была снежная зима. Я закутывалась в пальто, на голове была шапка. Так что на улице на меня никто не обращал внимания. А в офисе люди работали. До меня им не было дела.
— В книге вы раскрываете очень личную информацию о вашем детстве, семье. Например, пишете, что вы и ваша сестра Келли были жертвами сексуального насилия со стороны дедушки по материнской линии. Вы обсуждали это с родственниками? Предупреждали их, что намерены включить такие вещи в мемуары?
— Решение рассказать всем об этом мы с Келли приняли вместе. Поговорили с мамой, и сначала она была категорически против. Написала мне письмо, в котором подчеркивала, насколько разрушительной и болезненной является данная информация. «Я не хочу обсуждать эти ужасные вещи. О таких вещах не говорят открыто…» — писала она. Тогда моя сестра откровенно поговорила с мамой. Келли воспользовалась тем, что мама в то время жила у нее. И это помогло. Мама изменила свою позицию. Когда книга была завершена, я прочитала ее маме. Это заняло три дня. Я тогда болела гриппом. Мама приехала ко мне. Она ложилась со мной в кровать, я читала ей, и мы разговаривали. Я записала наши беседы. Потом выделила только то, что говорила мама. Она рассказала мне много новых деталей о своем отце. Получилось примерно полтора часа записи. Я прислушалась к ней. И добавила в книгу ее рассказ. В итоге эти мемуары посвятила маме.
— Вы помните подробности того, что делал ваш дед с вами и Келли?
— Нет. Это происходило с нами в раннем возрасте. Мне было восемь лет, Келли — пять. Помню, что мы с сестрой жили в одной комнате, но боялись разговаривать друг с другом. Дед запрещал. Кое-что мне удалось восстановить в памяти уже потом. Для этого потребовалась помощь психотерапевта. Например, меня пугал вид детского платья. Я не помнила, чье это было платье — мое или Келли? О, я точно знала, что с ним связано сексуальное насилие, которое пришлось пережить моей сестре и мне. Дед много раз угрожал убить меня, если я начну болтать. Я не понимала, о чем он говорит, чего боится. Потом причина стала ясна.
— Вы не боитесь агрессивной реакции многих людей на подобные откровения, когда они прочтут книгу?
— Знаете, на протяжении всей своей жизни я чего-то боялась. Мне указывали другие, что я должна делать, что говорить. Понимаю, что так жили миллионы людей во всем мире. Увы, начиная с 60-х мы переживаем самый разрушительный, психологически агрессивный период в истории человечества. И я хлебнула всего этого предостаточно. Надоело бояться. Я не защищаюсь. Просто хочу быть откровенной в настоящем. Это и есть цель, которую преследую.
— В мемуарах есть несколько жестоких фрагментов, например, история о том, как вы получили травму шеи, когда подростком катались на лошади, или гибель вашего дяди, который замерз до смерти. Но вы пишете об этом с юмором. Почему?
— Черный юмор всегда был частью моей индивидуальности. На самом деле уверена, что доля юмора, самоиронии помогают нам переживать многие беды. Мне часто доводилось в кино играть отрицательных персонажей, злодеек. Еще в школе учитель театрального мастерства говорил мне, что нужно не бояться искать в себе темные стороны. Их нужно изучать. Это помогает потом играть злодеев. В жизни не бывает черного и белого. В каждом из нас есть как хорошее, так и плохое. Копните поглубже. Я так делаю. И говорю себе: «Эй, а ты не такая уж стерва!» Может быть, поэтому мне удаются такие роли. Их продолжают предлагать и сегодня. Иногда мне надоедает. Кажется, что играю одно и то же. Чтобы избавиться от этого ощущения, начинаю искать в своих персонажах что-то смешное. Это помогает. Так что не вижу в черном юморе ничего ужасного.
— В книге уделяется мало внимания двум вашим бракам. Почему?
— Перед тем как выйти замуж во второй раз — за журналиста Фила Бронштейна, я подписала соглашение о неразглашении. Поэтому молчу.
— И все же кое-что вы написали…
— Да, я же на стала рассказывать о нашей жизни в браке, причинах развода. То, что я написала, не подпадает под соглашение. Я поделилась другим. Мой первый брак — с продюсером Майклом Гринбургом — продержался шесть лет. Мы развелись в 1990 году. Второй брак был разрушен, когда осенью 2001 года у меня произошло кровоизлияние в мозг. Мне потребовалось семь долгих мучительных лет, чтобы научиться жить заново. За это время меня предали все — Фил, Голливуд. Никому не была нужна больная актриса. В 2004 году мой второй развод был окончательно оформлен. Я попыталась возобновить карьеру. Понимала, что со мной обошлись бесцеремонно. Просто вышвырнули на ходу из мчавшегося скоростного поезда. И мое возвращение было похоже на жалкие попытки взобраться по усеянной битым стеклом насыпи, чтобы затем вскочить все в тот же несущийся на полном ходу поезд! А Филу это было не нужно. Мы познакомились с ним, когда я была на пике славы. В 1995 году вышел фильм «Казино» Мартина Скорсезе. Я доказала всем, что у меня есть талант драматической актрисы, а не только эффектная внешность. С Бронштейном мы поженились в 1998 году. Я мечтала о счастливой семейной жизни, новом браке, ребенке. Да, в тот момент была готова распрощаться с Голливудом и посвятить себя семье. Но вместо этого потеряла все — мужа, карьеру, ребенка.
Господи, я мечтала о детях. Но сама так и не смогла родить. У меня было три выкидыша. Последнего малыша уже чувствовала у себя внутри. Слышала, как бьется его сердце. Но он умер. Это было ужасно. Когда возвращалась из больницы домой, мне позвонили. Мы с Филом ранее подали документы на усыновление. И вот мне звонят и говорят, что через шесть недель должен родиться ребенок, которого мы можем взять, если, конечно, не передумали. Понимаете, я только что потеряла своего малыша. Во мне еще бурлили гормоны, которые ощущает каждая беременная. И мне казалось, что это будет мой ребенок, что я сама его рожу… Мы взяли малыша. Это был мальчик. Мы назвали его Роэном. Фил отсудил у меня сына. Роэну было три года, когда я проиграла в суде дело об опеке над ним…
В 2005 году я усыновила Лэрда, спустя год — Куинна. И сейчас все мои мальчики живут со мной. Роэну 20 лет. Когда суд позволил ему самому решать, с кем он хочет жить, он выбрал меня. Признаюсь, до этого нам было нелегко обоим. Потребовалось время, чтобы он стал снова доверять мне. Мы ходили на специальную терапию. Но теперь все в порядке. И с младшими братьями Роэн нашел общий язык. Лэрд на пять лет младше него, Куинну — 14. Я их очень люблю.
— Вы не пытались найти нового спутника жизни?
— Если честно, не уверена, что являюсь человеком, способным найти подходящего спутника. Но очень на это надеюсь. Даже пыталась воспользоваться сайтами знакомств. Это смешная история. Я зарегистрировалась на Bumble, но мой аккаунт вскоре заблокировали. Они решили, что он фейковый! На какое-то время я оставила эти попытки. Однако сейчас во время пандемии возобновила их. За минувший год многие ушли в Интернет, нуждаясь в общении. У меня появилось несколько интересных собеседников. Я узнала немного больше о том, что на самом деле думают мужчины, чего они ждут от интимных отношений.
Читайте также: Шэрон Стоун помирилась с молодым любовником: появились фото с отдыха
— Но эти разговоры онлайн не привели к чему-то большему?
— Нет, в полноценные отношения ни одно из этих онлайн-знакомств не превратилось. Поэтому я по-прежнему одна, но стараюсь при этом ценить то, чего лишаешься в партнерстве, — свободу.
— С кем еще из ваших родственников поддерживаете отношения?
— Пыталась наладить их с моим братом Майклом. Давно уже стала буддисткой. Общалась с Далай-ламой. И это он предложил мне попробовать возобновить общение с братом. Увы, оказалось поздно. Майкл зашел слишком далеко. Статус наших отношений можно определить одним словом — несуществующие. У нас были хорошие и плохие периоды. Но плохих оказалось больше. Сейчас он считает, что мама в долгу перед ним за то, что произвела его на свет. Вот такая грустная история. Майкл наркоман. И его сын Колин тоже был наркоманом. В этом виноват мой брат. Колин умер от передозировки в 2014 году. Ему было всего 22 года…
— Говорят, вы уволили всех своих агентов?
— Да, это произошло около месяца назад. Впервые в карьере у меня нет представителя. Все вопросы с продюсерами теперь решаю сама. Знаю, что в Голливуде так не принято. Но меня все достало. Агентов совершенно не интересуют твои проблемы. Актеры нужны им, чтоб стричь купоны. Знаете, мне не очень хочется чувствовать себя газоном, по которому каждый день кто-то ходит с косилкой! Это порочная система. Они ведут себя так со всеми. Я дружила и дружу со многим звездами. Например, с Джеком Николсоном. Агенты не слазили с него даже после того, как Джек заболел. Ни капли жалости. А потом они бросают нас как отработанный материал.
— Не боитесь бросить вызов системе?
— Далай-лама однажды сказал мне: «Тигр никогда не просит прощения». Лучше я буду тигром, который не боится и не извиняется за свои действия. Как я уже говорила сегодня, мне надоело бояться.
— Кстати, вы никогда не производили впечатления испуганной. С момента выхода «Основного инстинкта» у вас репутация сильной, уверенной в себе сексапильной женщины, которой во всем сопутствует успех.
— Это обманчивое впечатление. На самом деле «Основной инстинкт» при всем его коммерческом успехе принес мне множество проблем. Чего не скажешь о моем партнере Майкле Дугласе. Когда в 1993 году меня номинировали за роль Кэтрин Трамелл на премию «Золотой глобус» и я пришла на церемонию, все в зале рассмеялись, когда со сцены зачитали мое имя в числе претенденток. Это было очень неприятно, унизительно.
— Как думаете, почему к вам было тогда такое отношение?
— Полагаю, я сыграла так хорошо, что ассоциировалась в их сознании с Кэтрин. Им просто очень хотелось верить в то, что я такая же, как моя героиня.
— Но это же говорит о вашем таланте!
— Слушайте, так это не работает. Увы, отношение к женщинам мало изменилось. Мы можем быть либо красивыми, либо умными и талантливыми. Но все сразу — никогда! Вот такой стереотип. Никто не бегает за женщиной и не говорит ей: «Поздравляю! Ты такая, мать твою, талантливая! Я даже не мог себе представить, насколько!» А еще во многих по-прежнему живет архаичное предубеждение к женской красоте. Не знаю, почему, но это так.
— Возвращаясь к «Основному инстинкту»… Фильм и сегодня пользуется популярностью. В своей книге вы подчеркиваете, что нисколько не стыдитесь своей роли в нем. Даже гордитесь ею…
— Двенадцать актрис отклонили сценарий. Они не захотели играть Кэтрин Трамелл. Тогда пригласили меня. На тот момент я была еще малоизвестной актрисой. И Майкл Дуглас даже не хотел присутствовать на пробах со мной. Он был настроен категорически против моей кандидатуры. Он считал, что его партнершей должна быть актриса, соответствующая его звездному статусу. Иначе это могло навредить ему. К тому же у нас с Майклом отношения не задались задолго до этого. При первом же нашем знакомстве он начал спорить со мной. Причем очень яростно. Дело чуть до драки не дошло. И тут вдруг я могу стать его партнершей! Он себе не мог представить подобное даже в ночном кошмаре. Майкл кричал тогда: «Я знаменит! А кто она такая?» На что я ему ответила: «О, мой Бог! Ты стал знаменитым, как только появился на свет!»
— А что это была за ссора при вашем первом знакомстве?
— Подробностей не помню, честно. Мы случайно оказались в одной компании. Людей было много. Речь зашла об одной семье, и он позволил себе резкие высказывания, не зная, что я имею отношение к этим людям. Тогда я язвительно заметила, что он, видимо, отлично понимает человека, о котором говорит. Ведь он тоже значит вполовину меньше, чем его отец. Майкл при этих словах злобно уставился на меня. Он весь кипел, сжал кулаки. И тут я еще добавила: «Предлагаешь выйти на улицу?»
— Вы вызвали Майкла Дугласа на драку?!
— Да! И он согласился! Мы вышли на улицу, все повалили за нами. Человек 20 окружили нас и стали подстрекать возгласами. Он мне говорит: «Ты меня не знаешь!» Я ему в ответ: «Ты меня тоже не знаешь!» Короче, все это было похоже на выяснение отношений двух старшеклассников на школьном дворе.
— Кто-нибудь из вас ударил другого?
— Нет.
— А вы были готовы ударить его?
— Конечно! Я же выросла на ферме со старшими братьями и суровым папашей.
— Как думаете, Майкл мог попытаться вас ударить?
— Вряд ли. Все-таки он имел дело с девушкой. Но он мог попытаться толкнуть меня или схватить, повалить на землю.
— Эта история помогла вам во время съемок «Основного инстинкта»?
— Да, безусловно. Между нами сразу возникла химия на площадке. Мы оба мгновенно поняли, как завести друг друга, на какие кнопки нажимать. И это были чудесные отношения.
— Позвольте спросить о той самой сцене…
— Без трусов?
— Да.
— Долго обсуждать тут нечего. Меня просто обвели вокруг пальца.
— Это как?
— Мне обещали, что снимут все под таким углом, что на экране ничего не будет видно. И я согласилась. В сценарии, конечно, все было описано. Но это бумага. Любой эпизод можно снять так, чтобы не выйти за определенные границы. Отснятый материал я не видела. Меня пригласили только на просмотр уже смонтированной картины. Причем это не был просмотр только с режиссером или хотя бы только с другими актерами. Этого можно было бы ожидать в подобной ситуации. Чтобы потом спокойно обсудить все, возможно, учесть мое мнение. Нет! В зале набились люди. Это были продюсеры, какие-то агенты, юристы. Причем подавляющее большинство из них мужчины. И вот в таком окружении я впервые увидела, как выглядит на большом экране моя вагина. И это после всех обещаний вроде: «Тебе нужно только снять трусы! Мы так направим освещение, что зрители ничего не увидят, но будут понимать, что у тебя под платьем ничего нет».
— И что вы сделали? Выбежали из зала?
— Нет. Я спокойно досмотрела фильм до конца. Потом встала и отвесила при всех пощечину режиссеру Полу Верховену…
— Вы сделали себе операцию по увеличению груди. Зачем?
— Это еще одна смешная история. Во всяком случае, я к ней так стараюсь относиться с присущим мне черным юмором. После операций, которые я перенесла из-за кровоизлияния в мозг, мне пришлось обратиться к пластическому хирургу. Мне ведь удалили гигантскую опухоль, которая была больше любой из половинок моего бюста. И я хотела лишь слегка подправить себя. Но, когда очнулась после наркоза, выяснилось, что хирург увеличил мне грудь! Он сказал, ему показалось, что такой размер будет лучше соответствовать объему моих бедер! Представляете? Он сделал это без моего согласия и ведома! Он так решил! И изменил мое тело.
— После всего услышанного сегодня и прочитанного в вашей книге хочется назвать вас бесстрашной!
— Сомнительный комплимент в мой адрес. Я себя такой не считаю.
— Почему же?
— Мартин Скорсезе однажды сравнил меня с Джоном Фордом (известный американский режиссер и актер. — Ред.). Я сначала не поняла и попросила объяснить. «Шэрон, ты, подобно Джону Форду, боишься всего вокруг. Но у тебя интересная реакция на это. Будучи трусом, ты не прячешь голову в песок, а в страхе атакуешь все, что тебя пугает», — ответил Мартин. Я не обиделась. Но мне больше нравится другое сравнение. Мой друг Бретт говорит, что я похожа на Ferrari. «Со стороны выглядишь великолепно, но ломаешься каждые пять миль!» — считает он. Мне кажется, Бретт мне льстит. Ломаюсь я значительно чаще…
Читайте также: Шэрон Стоун заявила, что больше не собирается заводить романы с мужчинами — и назвала причину
Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ» (оригинал Polly Vernon / The Times and Dave Itzkoff / The New York Times)