Накануне дня защиты детей популярная артистка рассказала «ФАКТАМ» о своих юных годах, которые она провела в Киеве
Когда популярная юмористка Клара Новикова начинает говорить о своих детских годах, у нее загораются глаза. Родилась будущая звезда в Киеве, в доме, расположенном на улице Красноармейской, 41. Комната, в которой жила семья Герцер, была всего 18 метров. Но из-за высокого расписного потолка (5 с половиной метров), изразцовой кафельной печи с ангелами наверху помещение казалось маленькой Кларе огромным. В комнате стоял шкаф из орехового дерева с большим зеркалом и, конечно же, здоровенный старинный стол, который раздвигали, когда приходили гости. «У нас всегда пахло мамиными вкусностями: пирогами и фаршированной рыбой», — вспоминает с улыбкой Клара. Теперь она сама не только мама, но уже дважды бабушка.
- Клара, как-то трудно представить вас в роли бабушки.
- Начнем с того, что никакая я не бабушка! Говорю всем, чтобы знали: я Грэндмаза (Grandmather). В переводе с английского — СТАРШАЯ мама. Я материально помогаю семье дочери, поэтому считаюсь старшей мамой. Как только сяду на диван и стану вязать носки, буду бабушкой.
И вообще, где вы сейчас уже видите бабушек?! Есть женщины в возрасте. Причем порой даже в 80 лет язык не повернется назвать их бабушкой.
- Ага, при нынешнем уровне пластической хирургии…
- Говорю честно: я пластических операций не делала! Спортзал тоже не посещаю — не получается, поскольку катастрофически не хватает времени. Я, конечно, слежу за собой: хожу к косметологам, благо, есть возможность и деньги. Наступает время, когда неприлично не смотреть за собой. Тем более при моей публичной профессии. Это когда-то мы все мазались сметаной, в лучшей случае кремом «Вечер». А сегодня можно многое себе позволить. Если мне понадобится мезотерапия (подкожные инъекции для омоложения — ботокс. — Авт. ), буду делать. Но главное — оставаться молодой в душе. Например, мне все интересно. Я до сих пор учусь.
- И чем овладели?
- Пытаюсь освоить компьютер — даже вожу его с собой. Хотя самое сложное — научиться себя понимать.
- Часто себя не понимаете?
- Да. Я жуткая самоедка. Сама с собой разговариваю, не люблю себя, ругаю. Всем могу сказать: «Я И-ДИ-ОТ-КА!». Причем это не самобичевание. Я жуткий комплексант. Но при этом, стоя перед зеркалом, особенно когда хорошо высплюсь, могу иногда и полюбоваться собой: «А я ничего! Можно и на фотосессию».
- С внуками легко находите общий язык?
- Левочку и Анечку я последнее время реже вижу. Они живут во Франции — там работает мой зять. Конечно же, я очень люблю их, балую, но не позволяю, чтобы они садились на голову. Могу и гаркнуть. Иногда ТАК скажу: «Пре-кра-тить!», что малый сразу прижимается к стенке и перестает баловаться.
- Сами-то спокойной девочкой были?
- Я совершенно не была девочкой — такая, знаете ли, пацанка. Стреляла из игрушечного пистолета, бегала с мальчишками по крышам сараев. Куклы меня мало интересовали. С моим пупсом подружки во дворе играли в дочки-матери, а я любила лапту, штандеры, волейбол. Ходила в бассейн, который находился на углу Красноармейской и Жилянской улиц. А еще мы делали секреты. Вырывали в земле ямку, выкладывали ее фольгой, насыпали разноцветные стеклышки, накрывали их стеклом и закапывали все это.
При всей моей непоседливой натуре я уже тогда понимала, что хочу быть артисткой. И желание, наверное, было таким сильным, что не могло не осуществиться. Я не должна была оказаться в Доме пионеров, в кружке художественного чтения. Но когда услышала, как у нас в классе девочка Люда Долинная читала отрывок из Анны Карениной, испытала настоящее потрясение. Я спросила, как это она так. Люда сказала, что ходит в кружок, и привела меня туда.
- С тех пор и ведете летоисчисление своей творческой жизни?
- Вспомнила один случай. Как-то в школе в драмкружке мы ставили стихотворение Маршака: «Собирались лодыри на урок, а попали лодыри на каток. Видят, видят лодыри: из ворот хмурый и ободранный кот идет». Роль этого кота досталась именно мне. Надо было на кота стать похожей, и я придумала как. Взяла свой спортивный костюмчик, в котором, прячась от мамы, вырезала дырки. Раньше ведь ничего нельзя было купить — сплошной дефицит. На последние денежки купила маску кота, оставалось найти хвост. Все зимние вещи уже убрали в диван, ведь на дворе весна. И я, пока родителей не было дома, достала свою меховую шубку, оторвала рукав и сделала из него хвост. Набила чем-то этот рукав и пришила к штанам. Он получился таким тяжелым, что тоненькие спортивные штанишки сползали с меня, и я все время ходила, придерживая их. Естественно, после выступления я выбросила этот кусок шубы, чтобы дома не было скандала. А когда пришла зима, и мама достала шубу, вдруг выяснилось, что нет рукава…
- Моль съела!
- Я так и сказала: «Наверное, это моль (копирует детский голосок. — Авт. ), я не знаю». Говорила я это очень искренне. Мама отнесла одежку в починку, и к пятнистой шубе пришили абсолютно черный рукав. Мама сказала: «Вот теперь ходи ТАК!» Сегодня мне на подобное было бы плевать — я из этого сделала бы фишку, но тогда ужасно комплексовала в школе.
- Комплексом гадкого утенка, как многие девочки, тоже страдали?
- Конечно. Я ведь всегда была рыжей.
- Рыжей-бесстыжей дразнили?
- Меня и сейчас муж называет Рыжик. А в детстве дразнили Рыжухой. Дикий комплекс был по этому поводу. Мне казалось, я ТАКАЯ некрасивая! К тому же папа очень «постарался» — всегда повторял, что я не красавица. Когда я говорила, что хочу быть актрисой, у него это вызывало не то что недоумение, а просто раздражение. Отец дико этого не хотел. Считал, что профессия женщины — это все, что в белом халате: от поварих до врачей, вплоть до тетечек из санэпидстанции, которые травили тараканов и крыс. Они ведь тоже носили белые халаты. А меня это бесило. Все, что мне навязывалось, оборачивалось внутренним протестом. Может быть, я стала актрисой только потому, что сопротивлялась. В детстве я даже собирала книжки и уходила из дома — протестовала.
- Представляю, как вам доставалось…
- Очень. Папа так мог дать настоящего солдатского ремня, что попа горела. Мама каждый раз при экзекуциях начинала кричать: «Ужас, ребенка убивают!» Отец воспитывал меня очень строго. Однажды на улице я захотела пирожок с ливером за 4 копейки и томатный сок. Папа сказал: «Нет». Я опять: «А я хочу!» Упала на землю и закатила истерику. Подобное случилось впервые — я не была капризным ребенком. А произошло это на площади Толстого. Папа схватил меня за руку, завел в какой-то подъезд и ТАК надавал. Шла и ревела. «Если еще хоть звук услышу — убью!» — сказал он. Я держала его за руку и всхлипывала. Вот так! Часто получала и за отметки.
- Ты вы еще и учились так себе?
- Мне прощали химию, физику и математику. Я была гуманитарием. Учителем физики у нас был Петр Петрович Солдатенков. Замечательный педагог, отпускал меня со своих уроков со словами: «Иди, от тебя все равно толку нет». А я в то время очень увлекалась фотографией. И Петр Петрович разрешал мне в своей лаборатории проявлять и печатать снимки. Я ведь была школьным фотокором. В мои обязанности входило снимать прогульщиков, лодырей, хулиганов. А я никогда никого не закладывала, поэтому меня и любили. Например, прогуливал в школьном дворе парень, который мне очень нравился, по фамилии Коренев. Я открывала окно и снимала его так, что лица не видно. Фото есть, а кто прогуливает — непонятно. Я была дамой с характером.
- Влюбчивая?
- Очень. Первым был у меня Вовка черный, тогда мне лет пять исполнилось. У нас во дворе были Вовка черный и Вовка белый. Черный мне нравился, а белый был противным (если бы я знала! Теперь он какой-то очень крутой). А Вовка черный хотел стать летчиком. Я ему всегда говорила, если он упадет с самолета, я буду врачом и стану лечить его.
- Если бы не сцена, кем стали бы сегодня? Может, ресторатором — говорят, вы прекрасно готовите.
- Мне нравится готовить, но очень быстро надоедает. Могу три-четыре дня постоять у плиты, а потом плюнуть на хозяйство.
- Слышал, вы варенье из помидоров и баклажанов готовите. Раневская говорила, что есть два извращения: балет на льду и хоккей на траве. По-моему, это — третье!
- Вы что? Это не извращение. Варенье из баклажанов готовят на Кипре, у них это считается национальным блюдом. А попробовали бы вы варенье из помидоров, будучи в Одессе… Невозможно определить, что это такое.
- И на что же похоже?
- Слива! Только цвет красивей. Слива темная, а из помидоров варенье получается ярко-красное.
- Читал, что вы вегетарианка.
- Не совсем. Рыбу я кушаю, не ем мяса, почти не употребляю яйца. Как-то летом я была на гастролях в Израиле — жара, мяса не хотелось. Свежая рыба — другое дело. Я подумала: «Если могу без мяса обходиться, почему должна этот мороженый труп поедать?!» И перестала.
- У вас как у настоящей артистки тоже есть райдер?
- Конечно же, как и полагается, теперь у меня тоже есть свой райдер. Но в нем все так написано странно. Каждый директор там что-то прибавляет. Когда я обнаруживаю в холодильнике кефир, который, оказывается, числится в моем райдере, сильно удивляюсь. Мое обязательное условие — фрукты в номере и много воды без газа. Раньше у меня было написано: «коньяк Хенесси VSOP». Его мой директор любил, вот и написал. А меня в интервью спрашивают: «Что ж вы так много коньяка пьете? По бутылке в каждом городе!» Мне надо выпивать после концерта 50 граммов для расслабления связок, но не литр же. Вот так в прессе может появиться информация о том, что я алкоголичка.
- Чему-то научились на гастролях? Макаревич рассказывал, что в гостиничном номере в раковине борщ готовил.
- У меня до этого не доходило! Я всегда возила сумку, которая называлась кухней. Там были кастрюльки, салфеточки, ситечка, даже маленькая плиточка. Иногда брала на гастроли свою маленькую дочь. По ресторанам ее не таскала, а старалась побаловать чем-нибудь домашним. Она до сих пор вспоминает, какую бесподобную курицу или творожники я готовила на масипусенькой плиточке в номере. Мы всегда возили с собой и освежитель воздуха. В гостиницах ведь нельзя было пользоваться электроприборами. И чтобы дежурная по этажу не разнюхала, что в номере пахнет чем-то вкусным, мы разбрызгивали перед дверью освежитель.
- На гастролях разное случается. Не так давно в поезде у вас сперли гонорар — восемь тысяч долларов. Часто становитесь жертвой аферистов?
- Жертвой, к счастью, я не становилась никогда. А в поезде — было дело. Я ехала из Питера в Москву в СВ-вагоне одна. Часа в три ночи на пару минут вышла в туалет. Этого времени ворам хватило, чтобы обчистить мое купе. Только утром обнаружила пропажу. У меня был конверт с деньгами, где лежали восемь тысяч долларов. Конверт остался, а денег не было! А недавно мне позвонили: «У вас квартира открыта». Я примчалась домой. Смотрю: вроде все на месте. Лишь потом выяснилось, что взяли мой янтарь, который я так любила. Грабители просто хапнули первое, что попалось на глаза, и убежали, потому что сигнализация сработала. Ничего — пережила. Главное, чтобы чувство юмора никогда не подводило. Я ведь придумала единицу измерения юмора. Называется она Жван!
- И сколько же в вас Жванов?
- Не знаю, я себя не оцениваю. Об этом вы лучше у Михал Михалыча Жванецкого спросите.