Первого июня после восьмилетнего заключения вышел на свободу 79-летний американский врач Джек Кеворкян, осужденный за убийство своего пациента
Американского врача Джека Кеворкяна посадили за убийство пациента, совершенное им в 1998 году. Кеворкян утверждал, что избавил больного от страданий. Доктор пытался доказать, что совершил так называемую эвтаназию — помог человеку уйти из жизни, руководствуясь милосердием. Кеворкян заявил также, что это был далеко не первый случай в его практике. «Умереть — не значит совершить преступление», — говорил он. Западная пресса окрестила американского врача Доктор Смерть. Кеворкян не возражал: 4 июня в гости к Джеку приехала съемочная группа телекомпании Си-эн-эн. Доктор Смерть согласился дать эксклюзивное интервью известному журналисту Ларри Кингу.
- Три дня назад Джек Кеворкян вышел из тюрьмы, отсидев восемь лет за то, что помог смертельно больному прекратить агонию. Находясь в заключении, Джек пообещал, что никогда больше не поможет кому бы то ни было совершить самоубийство. Для одних доктор Кеворкян — герой, для других — хладнокровный убийца. Сегодня у нас есть возможность услышать историю этого человека из его собственных уст. Джек был так любезен, что пригласил нас к себе домой в пригород Детройта. И мой первый вопрос такой: «Как вам жилось там, в тюрьме?»
- Последнее место, куда меня отправили, мало было похоже на тюрьму. Скорее это можно сравнить с гериатрическим отделением (отделение для пациентов старческого возраста. — Ред. ). Повсюду больные, инвалиды, кресла-каталки. Но на окнах не было решеток, вход свободный.
- Не так плохо, да?
- Неплохо, если вам нравится жить в гериатрическом отделении.
- Но ведь вам уже 79 лет. Не хочу обидеть, но место вполне соответствует возрасту.
- Возможно, но мне там не понравилось.
- А были и другие тюрьмы?
- Да, конечно. Например, та, куда меня доставили в самом начале, была строгого режима. Я был доволен.
- Почему?
- Во-первых, меня поместили в одиночную камеру — достаточно просторную. Во-вторых, там сидели еще несколько человек, осужденных за те же преступления, что и я. Но контроль со стороны охранников был очень жесткий. Клочок салфетки нельзя было пронести.
- Вас кто-нибудь донимал? О тюрьмах разное рассказывают…
- Нет. Меня никто не трогал, сам не знаю почему. Хотя могу догадываться. В первый же день ко мне подошел какой-то заключенный, положил руку мне на плечо и сказал: «Слушай, старик, если кто-нибудь начнет к тебе приставать, сразу скажи мне».
- Вас не мучил вопрос, почему я здесь?
- Нет, я отдавал себе полный отчет, почему оказался в тюрьме. Я понимал, что моя миссия выполнена. Я закончил работу. И пусть потерпел неудачу, себя самого мне не в чем упрекнуть. Я сделал все, что мог.
- Говорят, вы были самым пожилым заключенным в Америке?
- Это преувеличение. Были люди и постарше. Например, в тюрьме Джексон, где я тоже сидел, один заключенный находился на протяжении 55 лет. Ему около 90 лет.
- Заключенные нуждались в медицинской помощи? Они спрашивали вашего совета?
- Да, но охранники категорически запретили мне что-то кому-то советовать.
- Почему?
- Потому что в каждой тюрьме есть свой врач. И его советы и указания считаются достаточными и единственно верными.
- Вас лишили докторской степени?
- Нет. Я все еще остаюсь доктором. Меня лишили права практиковать.
- У вас отобрали лицензию пожизненно?
- Я не интересовался. Какая разница? В моем возрасте это пожизненно в любом случае.
- Джек, я хотел бы сейчас показать зрителям видеозапись, сделанную вами много лет назад. Ее уже демонстрировали по телевидению. Причем с вашего разрешения.
(Демонстрируется запись процесса эвтаназии, голос Кеворкяна комментирует происходящее. Доктор кому-то поясняет, что он делает и зачем: «Видите, это парализует мышечную деятельность, но пациент еще жив». Слышится другой голос: «Да, я вижу, он еще дышит». Кеворкян продолжает: «Да, но он без сознания. Он ничего не чувствует. А сейчас я введу ему препарат, и эта инъекция вызовет остановку сердца… » Второй голос спрашивает: «Он умер?» Кеворкян отвечает: «Да. Теперь умер. Сердце остановилось… »)
- Джек, объясните, зачем вы разрешили показывать эту запись в эфире?
- Понимаете, я записывал на камеру многих своих пациентов. Делал это для того, чтобы потом предоставить эти кассеты Верховному суду США.
- Думали, вам поможет это?
- Мне казалось, что так я смогу доказать, что поступал правильно. Но Верховный суд даже не принял мое дело к рассмотрению.
- Давайте поговорим об этом позже. А сейчас я хотел бы узнать условия вашего досрочного освобождения. Что вам можно и что нет?
- На протяжении года я должен постоянно отмечаться у своего инспектора. Я могу поехать в другой город, другой штат, но обязан заранее уведомить этого офицера. Я не имею права обсуждать или рассказывать в деталях о том, что делал прежде. О проблемах эвтаназии, о самоубийстве я могу говорить только в общих чертах. С теоретической точки зрения, что ли.
- Мы сейчас не нарушаем ни одно из этих условий? Мне бы не хотелось, чтобы у вас возникли неприятности после окончания этой передачи.
- Нет, я же не рассказываю вам механизм.
- Тогда продолжим. Вас освободили досрочно за примерное поведение?
- В основном, да. Кроме того, сыграл свою роль гепатит С, которым я заболел еще во время войны во Вьетнаме.
- Ваше состояние ухудшилось?
- Не сильно. В принципе я чувствую себя нормально. Для моего возраста, конечно.
- Были еще какие-то причины?
- Хотел бы в это верить. Я надеюсь, отношение общества к тому, что я делал, изменилось. И это чувствуют представители власти.
- Джек, я хотел бы знать, насколько трудно врачу, дававшему клятву защищать человеческую жизнь, помогать людям умирать?
- Вопрос поставлен неправильно. Я не помогал умирать. Я помогал избавиться от невыносимых страданий, от бесконечной боли. И главное, на то была воля пациента. Подчеркиваю, не моя воля. Я никоим образом не нарушал клятву Гиппократа. Чему он учил? Он говорил, что врач является слугой пациента. Понимаете, слугой! А современные доктора об этом напрочь забыли. Они, наоборот, считают себя хозяевами в отношениях с больными. Для меня же всегда воля больного стояла на первом месте.
- Но вы понимали, что нарушаете закон?
- Когда совесть подсказывает вам, что закон аморален, вы вынуждены его нарушать. Вы отказываетесь следовать ему.
- Но ведь формально вы совершали убийства!
- Вы называете это убийством, преступлением, а я — медицинской помощью.
- Значит, ваши взгляды не изменились.
- Нисколько. Произошла лишь определенная переоценка собственных действий.
- Тогда почему же вы, сидя в тюрьме, пообещали больше никогда не помогать больным совершать самоубийство?
- Об этом я и хотел сказать, но вы меня перебили. Я понял, что, если буду продолжать это делать, общество, правительство уже не обратят на это должного внимания. Для меня такие поступки естественны. Значит, они не будут иметь должного резонанса. Поэтому они становятся бессмысленными. Должны появиться те, кто сможет снова громко заявить о проблеме. Она ведь никуда не исчезла.
- Но ведь что-то сдвинулось. Например, власти штата Орегон поддержали вас.
- Нет.
- Но они же разрешили в Орегоне больным добровольно уходить из жизни!
- Да, но тут же ввели множество ограничений. А мои методы назвали слишком радикальными. Например, в Орегоне больной, решившийся на самоубийство, должен сам взять таблетку, положить ее себе в рот и проглотить. Тогда врачу ничего не грозит. Это будет считаться эвтаназией. А сколько пациентов не могут это сделать! Не могут шевелить руками, глотать сами! Разве их мучения не такие же невыносимые?
- Джек, когда вам в голову впервые пришли подобные мысли?
- Я тогда работал в Калифорнии. Это было начало 80-х. В медицинских кругах эта тема уже обсуждалась. И вдруг я по телевидению увидел небольшой репортаж из Голландии. Он меня поразил. Там уже решились на то, о чем мы в Америке только говорили. Я отправился туда, но был разочарован. Мои идеи в Голландии также сочли слишком радикальными. И я вернулся, чтобы попытаться реализовать их в своей стране.
- Простите, кто вы по специальности?
- Патологоанатом.
- Вы работали в больницах?
- Да, конечно.
- Делали вскрытия?
- Да, это была моя работа.
- Значит, вас все время окружала смерть?
- Это верно. Патологоанатомы называют смерть своей профессией.
- Вам не нравится, когда вас называют Доктор Смерть?
- Почему же? Меня так прозвали друзья задолго до того, как все это началось.
- Вы бы поступили так же, будь у вас возможность вернуться назад?
- Да. Возможно, я бы действовал несколько иначе, но, безусловно, да.
- И вы не жалеете ни об одном случае, ни об одном пациенте, которому помогли? Сколько их было, 130?
- Немного больше. Но каждый из этих людей был неизлечим. Каждый страдал, поэтому и дал свое согласие. И знаете, что? Потом их родственники писали мне, что последние дни своего существования эти пациенты прожили спокойно. Они больше не жаловались на постоянные боли. Они увидели, что есть выход. Другой путь. И приняли его.
- И у вас ни разу не возникли сомнения? А вдруг вы ошибаетесь? А вдруг этот человек еще может поправиться?
- Никогда. Иначе я бы этим не занимался.
- А если пациент давал согласие, находясь в состоянии временного помешательства, невменяемости?
- В каждом случае было заключение психиатра. Его получали родственники, а не я. Со мной большинство моих коллег общаться не хотели.
- Ваша медицинская помощь, как вы ее сами назвали, была безболезненной?
- Конечно. Эти люди и без того много страдали, чтобы я еще добавил что-то к их мучениям.
- Почему же тогда на суде некоторые эксперты утверждали, что несколько человек, которым вы помогли уйти из жизни, не были смертельно больны?
- Это ложные показания. Такие же ложные, как и многие заявления прокурора. У него такая работа. Прокурору важно добиться не установления истины, а обвинительного вердикта. А на так называемых экспертов могли оказать давление. Да и сами они были ярыми противниками моих идей. Они заявляли, что их выводы основываются на результатах проведенной аутопсии, а когда, по требованию моего адвоката, осуществляли эксгумацию, оказывалось, что трупы даже не были вскрыты!
- И все же вас признали виновным.
- Да, но я к этому готовился. Для меня главным было добраться до Верховного суда. Я хотел, чтобы дело попало туда, но его даже не приняли к рассмотрению.
- Почему?
- Потому что наше государство все еще живет по надуманным законам. Они противоестественны. Почему самоубийство у нас вне закона? Или аборт? Это пришло еще из темных веков. И продолжает действовать. Я уверен, что и сегодня в Америке десятки врачей помогают своим пациентам уйти из жизни. Только они предпочитают не афишировать это. То есть лицемерят. Не хотят неприятностей, но не могут идти против своей совести.
- Это как-то связано с религией?
- Безусловно. Потому что церковь стоит за названными мной законами. А вы знаете, что большинство моих пациентов были католиками? То есть исповедовали религию, которая наиболее нетерпима к самоубийствам и абортам. По-моему, это псевдорелигиозные убеждения.
- Но ведь нельзя же нарушать законы.
- Мы уже это обсуждали сегодня. Философ Джереми Бентам сказал: каждый закон является ограничением свободы. Каждый раз, когда в стране принимается новый закон, мы, граждане, утрачиваем частичку нашей свободы.
- Джек, нельзя ехать на красный свет.
- Да, нельзя. Но разве для этого нужно принимать закон? Разве это непонятно? А почему я обязательно должен пристегивать себя ремнем безопасности, когда еду в машине?
- Вы против и этого закона?
- Конечно! Я не против ремней безопасности в автомобилях, но считаю, что каждый вправе решать, пользоваться им или нет.
- А что вы скажете о шлемах для мотоциклистов?
- Скажу то же самое. Это ограничение свободы. Мне интересно, когда в этой стране альпинизм объявят преступлением?!
- Во что вы верите, Джек?
- Как Джефферсон, как Франклин, как Мэдисон, я верю в здравый смысл. Они не были христианами. Я себя тоже к таковым не отношу.
- Вы не верите в жизнь после смерти?
- Нет. Но я верю в профессиональную этику. Нельзя делать то, что ей противоречит, хотя порой кажется, что это поможет сделать важные научные открытия.
- Каково ваше финансовое положение сегодня? Насколько мне известно, согласно приговору суда власти штата Мичиган получили 90 процентов от ваших сбережений, а также от вашей персональной пенсии.
- Это правда. Они даже пытались заполучить мою коллекцию картин. К счастью, моему адвокату удалось сохранить их для меня.
- Понятно. Так как у вас с деньгами сейчас?
- Спасибо. Мне хватает. Могу сказать, что живу я достаточно комфортно.
- В этом доме?
- Да. Он принадлежит мне.
- Слышал, вам предлагают читать лекции. И даже готовы платить по 100 тысяч долларов за выступление.
- О таком гонораре узнал впервые от вас. Я, конечно, не против. И дело не в деньгах. Для меня главное — кому читать лекции. Я бы хотел видеть в аудитории студентов, возможно, молодых врачей. Но только не стариков с уже окостеневшим мозгом.
- Спасибо, Джек, за откровенный разговор. А завершить его хочу следующей любопытной информацией. В день, когда вы вышли из тюрьмы, Си-эн-эн провела опрос общественного мнения. Мы спрашивали у наших зрителей, следует ли узаконить эвтаназию? Джек, слушайте внимательно. 92 процента американцев ответили положительно, и только 8 процентов высказались против.
Перевод Наталии ТЕРЕХ, «ФАКТЫ»