20 мая 2019 года Владимир Зеленский торжественно принял присягу президента Украины. В своей программе и во время избирательной кампании он щедро раздавал разные обещания — от нулевой толерантности к коррупции на всех уровнях, детенизации экономики и прозрачных налогов до профессиональной армии, честных судов и выборов по открытым спискам. А еще он говорил о завершении войны, возврате временно оккупированных территорий и возмещении агрессором нанесенного нам ущерба.
Его инаугурационная речь была очень эмоциональной и образной. Цитировать ее одно удовольствие. Вот несколько фрагментов.
«Мы должны стать исландцами в футболе, израильтянами — в обороне родной земли, японцами — в технологиях, швейцарцами — в умении счастливо жить друг с другом, несмотря на разногласия».
«Чтобы наши герои больше не погибали, я готов на все. И я точно не боюсь принимать сложные решения, я готов терять свою популярность, свои рейтинги. Если будет нужно — я без колебаний готов потерять свою должность, чтобы только наступил мир. Не теряя наших территорий».
«Безусловно, кроме войны, есть еще много бед, которые делают украинцев несчастными. Это шокирующие тарифы, унизительные зарплаты и пенсии, болезненные цены, несуществующие рабочие места. Это медицина, об улучшении которой говорят в основном те, кто никогда не лежал с ребенком в обычной больнице. Это мифические украинские дороги, которые строятся и ремонтируются только в чьем-то бурном воображении».
«Мы построим страну других возможностей. Где все равны перед законом, где существуют честные и прозрачные правила игры. Одни для всех».
«В течение своей жизни я старался делать все, чтобы украинцы улыбались. Это была моя миссия. Теперь я буду делать все, чтобы украинцы по крайней мере больше не плакали».
Что у команды президента получается реализовать из «громадья планов», а что — нет и почему? Об этом «ФАКТЫ» поговорили с генеральным директором информагентства «Интерфакс-Украина» Александром Мартыненко.
— Александр Владленович, два года назад президент Зеленский вступил в должность. Одни надеялись, что с его приходом во власть наступят долгожданные перемены, на которые на самом деле был запрос общества, другие испытывали как минимум скепсис по этому поводу, третьи — всерьез опасались развала страны. Как, на ваш взгляд, Украина под руководством Зеленского прожила этот период?
— Давайте начнем с того, почему собственно Зеленский стал президентом. Действительно, было 73 процента поддержки и все остальное. Но, будем реалистами, его избрали прежде всего потому, что люди не хотели, чтобы победил Порошенко. Это было классическое протестное голосование, поэтому абсолютно никакого значения не имеет, что Зеленский обещал в своей программе и что сделал.
— Почему же?
— Потому что его реально избрали для того, чтобы завершить период президентства Порошенко. Было лишь желание, чтобы все стало не так, как раньше, чтобы куда-то делись те, кто, как считали избиратели, находились у корыта достаточно долго. А Зеленский был только инструментом для реализации этого ожидания. И все.
Когда сейчас вспоминают его предвыборную программу… Я, например, уже и не помню, что там было. Более того, мне это совсем не интересно.
— Главное обещание Зеленского — полная перезагрузка власти.
— Безусловно, она случилась. У нас прошла настоящая электоральная революция. Власть — и исполнительная, и законодательная — действительно перезагрузилась. После парламентских выборов впервые в нашей истории (правда, думаю, и в последний раз) появилось парламентское монобольшинство — власть принадлежит одной политической группе. Сперва она была просто группой товарищей, собранная случайным образом, потом начался процесс оформления ее в политическую группу, который длится до сих пор. Мне кажется, что на месте этой группы товарищей со временем появится несколько команд, сформированных по политическому принципу, по эстетическим предпочтениям, по принципу любви и нелюбви к тому или иному политику. «Слуга народа» — это некий питательный бульон. Из него может получиться суп, может — компот или что-то вообще несъедобное. У нас ведь нет опыта прогнозирования подобных процессов, поэтому нельзя предсказать, чем все закончится. Чистый эксперимент.
Перезагрузка власти случилась еще и потому, что из «обоймы» выпало очень много представителей предыдущей власти, которые там пребывали долгие годы, а попали те, кто даже не мечтал там оказаться. Причем многие не понимали, зачем туда шли, а некоторые не понимают до сих пор. Есть те, кто понимает, только получая зарплату.
— И как с этой радостью быть? Ждать, когда они станут профессионалами? Не очень большая роскошь для воюющей страны, стоящей к тому же перед новыми колоссальными вызовами?
— На самом деле, как это ни странно звучит, профессионалами некоторые из них (не все!) становятся. И действительно учатся искусству управления. Историю двух лет правления Зеленского было бы логично разделить на два периода — когда главой Офиса президента был Богдан и когда им стал Ермак.
Период Богдана — это такая классическая начальная школа, где люди абсолютно не понимали, куда попали, творили все, что им заблагорассудится. Этакий праздник непослушания, который продолжался примерно до весны 2020 года. Причем по мере того как их несло, они делали всякие вещи — и хорошие, и плохие. Например, был турборежим, когда парламент принимал по восемь законов в день. Как к нему относиться? С одной стороны, на выходе сырые тексты, с другой — принятые тогда законы (их, кстати, приветствовали все наши партнеры, включая и страны G7) во многом изменили и меняют страну. То, что они не очень качественные, — правда, потому что их мало кто читал.
— Некачественные законы — это же отвратительно.
— Ответьте на вопрос: что лучше — принять не очень качественный, с какими-то пробелами закон или профессионально написанный лоббистский, благодаря которому некоторые персонажи украдут миллиарды долларов? Понятно, что в идеале в парламенте должны работать честные профессионалы с кристально чистой, ничем не запятнанной репутацией. К сожалению, имеем то, что имеем.
Теперь о втором периоде. Когда главой Офиса стал Ермак, появилась хотя бы попытка создать какие-то государственные механизмы (не говорю институты, их еще у нас нет) принятия решений и их реализации. Все это идет очень сложно и далеко не всегда получается, но усилие это я вижу. О нем говорит многое, в том числе и попытка синхронизировать работу правоохранительных органов. Все ли получается? Нет. Потому что все-таки в этой команде собраны разные люди, как мы уже говорили, а многим из них стоило бы отправиться обратно на улицу, где их нашли.
Среди них есть обучаемые (навскидку в «Слуге народа» 20−25 процентов депутатов имеют шанс в будущем остаться в политике), какую-то часть вообще никто не видит — они где-то попрятались, плюс люди, совершенно непригодные к работе. То, что есть группа тех, кто учится и прогрессирует, дает мне повод сохранять какой-то оптимизм. Потому что два года назад он был, прямо скажем, ни на чем особо не основанный — просто на ощущениях. Сейчас этого оптимизма, может, стало меньше, но теперь я понимаю, на чем базируется его небольшая оставшаяся доля.
Я не согласен с теми, кто говорит, что это все — тупиковый путь развития государства и надо срочно вернуть во власть профессионалов. Профессионализм, как я уже говорил, не гарантия радости для всех.
— В феврале 2020 года Зеленский дал вам эксклюзивное интервью. Вы потом сказали: «Я увидел человека, который действительно хочет войти в историю и что-то сделать для Украины». Зеленский войдет в историю Украины?
— Безусловно.
— Как реформатор?
— Как он войдет в историю Украины, сегодня не скажет никто, и я в том числе, потому что он сейчас даже не на середине своего пути.
— Но два года — это все-таки много. Уже можно делать какие-то выводы.
— Много, но, повторю, — даже не середина пути. Как показывает опыт, определяющими становятся последние годы каденции, по которым мы и помним президентов. Как правило, они значительно хуже, чем начальные, и если Зеленский поломает такую традицию, буду страшно рад.
С одной стороны, президент во второй части своей каденции становится опытнее и лучше понимает процессы управления государством. С другой — появляется масса соблазнов и желание, конечно, сохранить власть. Практика показывает, что вторая часть первой каденции президента — это история сохранения власти и работа на второй срок.
Читайте также: «Зеленского после прихода к власти Байдена как будто подменили»: Фурса про три события
— Не могу не спросить о роли Ермака в команде президента. СМИ пишут о нем в исключительно негативном ключе — безграничное влияние на Зеленского, доступ к телу только через него, искусные интриги против оппонентов. Шлейф тянется тот еще.
— Конечно, его демонизируют. Любой человек, находящийся на таком уровне, всегда подвергается атакам. И с Богданом было то же самое. Его тоже демонизировали, излишне, с моей точки зрения. Ермак важный человек в команде, но не взявший Зеленского в плен.
— Его прежде всего обвиняют в том, что он создал для Зеленского теплую ванну…
— Это не так. Хотя действительно, как мне кажется, без него ключевые решения не принимают. В большей степени он важен во внешней и в кадровой политике, в экономике меньше. Конечно, он важный, но еще ведь есть и Тимошенко, и Шефир, и другие люди, имеющие определенный вес.
— Одна из основных претензий к Зеленскому — отсутствие четкой стратегии. Мы до сих пор не понимаем, куда и как он собирается вести страну. Вы тоже об этом неоднократно говорили. Цитирую: «Президент и его команда заняты только тем, что разгребают текущие проблемы. Никто реально о стратегии не думает. У нашей власти уровень стратегического планирования — до конца текущей недели. Потом приходит понедельник, проходит совещание, где определяется новый уровень стратегии — до пятницы».
— В последние несколько месяцев вижу какие-то намеки на то, что они уже стремятся представить, что будет через два месяца.
— Горизонт видения в два месяца — как-то совсем негусто.
— По сравнению с тем, что было, это очень много, поверьте мне. Это, может, и маленький шаг для обычного человека, но это огромный скачок для президента и его команды. («Маленький шаг для человека — гигантский скачок для человечества» — историческая фраза американского астронавта Нила Армстронга, когда он ступил на поверхность Луны. — Авт.). Раньше действительно было совсем грустно, потому что в пятницу заканчивалась одна жизнь, а в понедельник начиналась следующая.
— И когда этот подход стал меняться?
— Наверное, этой зимой — в декабре-январе. Во всяком случае, в это время и законы некоторые приняты, ну и история с Медведчуком случилась совсем недавно. Ведь понятно, что она не спонтанная и не вчера придуманная. Это политическая и юридическая операция, если хотите.
Если бы это произошло полтора года назад, все закончилось бы очень громким брифингом, а на следующий день все забыли бы об этом. А сейчас мы видим конкретные действия и собранную доказательную базу, хотя ее качество нам пока непонятно.
Практика решений СНБО, которые несколько раз разнообразили наши пятничные вечера, значительно менее эффективна. Однако во всяком случае был послан сигнал (думаю, это было главной задачей) всем элитам, в том числе региональным: ребята, мы готовы на самые разные шаги, даже, может, не совсем законные, но вы потом долго будете это доказывать, а пока мы вам устроим проблемы. И этот сигнал многие услышали. Поверьте, они к нему относятся достаточно серьезно.
— Однако есть и такие комментарии: «Пусть эти мальчики резвятся, а наш караван-то идет».
— Это не так. Потому что выяснилось, что мальчики в пятницу вечером способны если не остановить, то притормозить любой караван и нанести тем самым ощутимый материальный ущерб взрослым солидным дядям. Поэтому к мальчикам многие стали относиться гораздо серьезнее, чем раньше. Может, над ними еще хихикают. Может, говорят: «Да ничего у них не получится, эти санкции СНБО — ерунда». На самом деле понятно, что без уголовных дел эти санкции висят в воздухе. Но они приносят конкретные убытки конкретным бизнесменам.
Так что происходящее дает основания говорить, что определенным механизмам работы в политике, экономике и бизнесе они учатся.
— Назовите два-три глобальных достижения власти и два-три прокола.
— Наверное, по значимости — это закон о приватизации земли. Мы эту действительно революционную историю когда-нибудь оценим. Других глобальных достижений, кроме этого, честно говоря, пока не вижу.
Читайте также: Глава Госгеокадастра Роман Лещенко: «Большего бардака с землей, чем в Укране, нигде в мире нет»
Что касается внешней политики, можно сказать, что мы за эти два года много не проиграли, может, даже вообще ничего не проиграли. Понятно, что мы не становимся намного сильнее, но, как вы помните, весной 2019-го многие предрекали и ждали поражения в этом сегменте. Дрейфа в сторону России не случилось просто потому, что этот конкретный президент всегда будет оглядываться на общество и его ярких представителей. Даже тогда, когда делать этого не следует…
Теперь о проблемах и ошибках. Конечно, это кадры. В центре и в регионах иногда назначают вообще неизвестно кого — по принципу знакомств и личных симпатий. Обязательно нужен профессиональный и качественный отдел кадров или, как говорят, HR-служба (Human resources — человеческие ресурсы.- Авт.). И власть, и мы все из-за ее отсутствия теряем немало. Ведь многие из тех, кого назначают руководителями госкомпаний и областей, не должны даже на пушечный выстрел подходить к власти.
Еще нельзя не сказать о пандемии. Как мне представляется, если бы ее не было, перемены происходили бы немножко лучше и эффективнее.
— Но пандемия уже данность, так что сослагательное наклонение тут не подходит.
— Пандемия повлияла, кроме всего прочего, и на поступление инвестиций, и на экономический рост, и на настроение общества. Не будь ее — в стране появились бы деньги. Когда приходит новый президент, особенно популярный, инвесторы априори надеются на формирование эффективной власти. А потом все встало на паузу. Локдауны, закрытие границ и все остальное привели к тому, что эти деньги не пришли. Это первое.
Второе. Понятно, что все учатся, в том числе и на своих ошибках. Просто получилось, что действительно слабая, не очень эффективная, неопытная и не стратегически мыслящая власть вдруг столкнулась с вызовом, с которым не смогла, прямо скажем, справиться. Этот колоссальный вызов не все в мире выдержали, причем даже страны с хорошими экономиками и налаженными системами здравоохранения (у нас, как известно, здравоохранение было в состоянии полуразвала). Зеленскому не повезло. И всем нам не повезло, так как фактически на полтора года мы были выбиты из жизни. Это не в оправдание, но когда мы говорим о результатах двухлетнего правления, такое обстоятельство нельзя игнорировать.
Думаю, если бы эта команда смогла реализовать все, что хотела (провести налоговую амнистию, закончить историю с приватизацией земли и привлечь деньги), была бы иная ситуация. С другой стороны, если не появится какая-нибудь очередная зараза и если все опять не замрет, во второй половине срока обстановка может измениться в лучшую сторону. Дело в том, что экономисты ожидают взрывного роста мировой экономики, начиная со второго полугодия 2021 года, так как освобождаются новые рынки, снимаются преграды и так далее. Раз мир возвращается к росту экономики, то и мы вернемся. И это, кстати, может сработать на Зеленского в контексте второго срока.
— В апреле 2019 года, накануне второго тура, в интервью «ФАКТАМ» вы сказали: «В политтехнологии есть такая категория — пластилиновый кандидат. Это тот, кого люди лепят сами». Кого мы слепили?
— Мы слепили на самом деле что-то среднее между героем сериала «Слуга народа» и классическим президентом Украины. Все-таки и по психологии, и по характеру, и по повадкам Зеленский отличается от предыдущих глав государства. Главное, мне кажется, что у него нет желания заработать деньги и превратиться в олигарха. Это то самое желание, которое у многих его предшественников было базовым.
Чего пока нет, так это, наверное, глубины понимания стратегии. Появится ли она — не знаю.
«Пластилиновый кандидат» — это человек, образ которого каждый лепит как хочет. Теперь просто надо спросить: а народ именно этого хотел? А затем открыть социологические опросы (слава богу, их неимоверное количество). Все сходятся в одном: Зеленский остается самым популярным политиком с отрывом в 10−12 процентов от ближайших конкурентов. Это означает, что как минимум процентов 40 тех, кто за него голосовал, в общем им довольны. С другой стороны, можно сказать иначе: эти 40 процентов не видят никого, кроме него, за кого можно было бы проголосовать, что тоже правда. Потому что все остальные политики, чьи фамилии находятся в строчках опросов ниже Зеленского, — традиционные. Выбрать их — это вернуться в прошлое, а этого, мне кажется, не хочет никто. Даже далеко не все из тех, кто поддерживал Бойко и ОПЗЖ, хотят вернуться в 2013 год.
— «Верните все, как было до войны…»
— Ну да. Прошло восемь лет, кто-то повзрослел, кто-то постарел. Жизнь для нас разделилась на до и после 2014 года. Надо смотреть в будущее, а не в прошлое. А в будущем наш народ, можно сказать пафосно, не видит никого из старых политиков.
— Очень часто появляется информация о серьезных конфликтах в команде президента. «В товарищах согласья нет»?
— Я, например, такого не вижу. Честно.
— Но смотрите. Его прошлые соратники — бывший глава Офиса президента Богдан, бывший премьер-министр Гончарук, экс-генеральный прокурор Рябошапка — перешли в лагерь оппонентов и теперь серьезно критикуют Зеленского. Это один момент. Второй — говорят, на Банковой много времени и сил уходит на интриги и выяснение отношений. Это нормальное явление?
— История с Рябошапкой, Гончаруком, Богданом не очень нормальна. Во время первого периода людей принимали на работу, не думая о том, подойдут они под эту должность — не подойдут, годятся — не годятся. То есть был такой хаотичный поиск соратников. Но поскольку он был хаотичным, то так же хаотично соратники потом и разбегались.
— А как Зеленский реагировал на это?
— Тяжело. Потому что все прекрасно понимали, что это были ошибки, а признаваться в своих ошибках не любит никто. Думаю, что эту историю уже прошли. В конце концов, в ошибках нет ничего страшного и зазорного, главное — их не повторять.
Теперь, мне кажется, у них появилась другая крайность — они боятся ошибиться. Очень долго подыскивают людей («может, он не подойдет», «этого, наверное, не надо, давайте другого посмотрим»), а время идет, работать некому. Еще раз повторю — очень нужна кадровая служба.
Что касается разногласий в самой команде, знаете, они бывают разные — деструктивные и те, с которыми можно жить. Деструктивный процесс — это когда один член команды целый день думает, как «замочить» коллегу. Никто не работает, все занимаются исключительно этим. А есть процесс рабочий, когда дискуссии по поводу, условно говоря, принятия какого-то решения переходят в конфликты. Но конфликт должен чем-то разрешаться. Например, поспорили, поругались, обиделись друг на друга, а потом президент принял решение, все вздохнули и начали работать.
— Третейским судьей выступает Зеленский или кто-то другой?
— Могу ошибиться, потому что не сижу на совещаниях, но мне кажется, что он часто приходит уже со своим мнением. Когда есть несколько вариантов, а у него какой-то свой взгляд формируется до того, подчиненным нередко приходится очень много поработать, чтобы его изменить. Иногда мнение интуитивное, иногда логичное, иногда нелогичное, тем не менее — свое.
— А кто влияет сейчас на Зеленского?
— Шефир, Ермак, Тимошенко, Баканов, Костюк.
— А Ахметов?
— Мы сейчас же про членов команды говорим. На самом деле ближайшее окружение Зеленского не изменилось. По большому счету, все, кто пришли весной 2019-го во власть (сказал бы, такой ближнекриворожский круг), остались при нем. Не ожидаю появления кого-то принципиально нового, потому что Зеленский, думаю, — человек консервативный. Он очень долго привыкает к людям. С одной стороны, это неплохое качество. С другой, негатив тоже есть, потому что если ты не веришь человеку, а вынужден с ним работать, то ничего хорошего не будет. Впрочем, мы видели очень много доверчивых президентов, рядом с которыми находились аферисты.
— Сериал «Слуга народа» завершается тем, что Голобородько все-таки удается сшить страну. У Зеленского это получится?
— В сериале страна сначала распалась на княжества. Помните, там была карта поделенной Украины? И опасность в начале президентства Зеленского, кстати, такая была, и некоторые члены команды это понимали. Как сказал один человек, имеющий отношение к созданию сценария фильма «Слуга народа — 3», «эта карта — моя боль». Имею в виду не раздел Украины на две части, как планировала Россия, а опасность феодализации. К слову, многие считают, что этот процесс идет и сейчас. Нам рассказывают, что это прекрасно и замечательно — власть переходит на места и так далее. Это все хорошо, но параллельно существует риск формирования этакой клановой структуры, причем на региональном уровне.
Еще в прошлом году я достаточно высоко оценивал угрозу того, что распад страны по феодальному принципу может произойти. Угроза не прошла, но для этого необходимы как эффективное местное самоуправление, так и центральный государственный механизм.
Тем не менее все равно у меня острое ощущение, что еще не до конца есть понимание, как в процессе децентрализации избежать этого разделения. Имею теперь в виду уже не столько западно-восточное сшивание — теперь нужно сшивать немножко глубже.
Очень часто социологи задают респондентам правильный вопрос: кем вы себя больше ощущаете — жителем города, области или гражданином страны? Я глубоко убежден, что люди должны ощущать себя прежде всего гражданами Украины, а уж затем жителями Одессы, Харькова, Львова и остальных городов. Ответ на этот вопрос — это всегда показатель того, насколько страна склонна к дезинтеграции.
Дело в том, что власть никуда не девается, она всегда есть. Центральная и региональный власть — это как сообщающиеся сосуды. Идеальная история — это баланс, когда свои полномочия есть у центральной власти и у региональной.
— В марте-апреле нам пришлось очень серьезно поволноваться из-за провокаций, которые устроила вечно играющая мускулами Россия. Ряд весьма авторитетных экспертов считает, что угроза полномасштабной войны была вполне реальной. Готова ли была президентская команда к самому худшему варианту развития событий?
— Честно говоря, не думаю, что они до конца верили в возможность такого сценария и что кто-то серьезно готовился к тому, что придется отражать танковые атаки, условно говоря, на Херсон. Мне представляется, что вся эта история, затеянная Россией, больше показательная.
— Некое тестирование?
— Да. Это в большей степени была информационная операция, чем реальная. Ну и тренировка по переброске войск — армия не должна сидеть на месте, ей надо постоянно двигаться, чтобы жирок не появлялся. Кремль получил какие-то ответы на свои вопросы — как будет реагировать и действовать Запад, какие механизмы он включит
Выполнили ли мы свою? Вот тут следует просто ответить на следующие вопросы. На что способны украинская армия и украинское общество в случае, если вторжение произойдет? Какая часть нашего общества встретит иностранные воинские части с цветами, какая — молчаливо, а какая — будет сопротивляться? Какая часть нынешних чиновников тут же пойдет наниматься на работу в качестве глав райадминистраций? Эта проблема сложнее и глубже, чем просто технические действия в ответ на агрессию.
На самом-то деле люди в основной своей массе не политизированы. Мы иногда думаем, что все принимают решения (нравится кандидат — не нравится, он за «русский мир» или нет), исходя из каких-то высших политических соображений. Нет.
Называли же тех, кто голосовал за Зеленского, «молчаливое и совершенно непонятное большинство». Так вот, этих людей, многие из которых живут на юго-востоке (где Зеленский получил во втором туре 85 процентов поддержки), он как президент Украины (даже в нынешней борьбе с Медведчуком и закрытием пророссийских телеканалов) все равно устраивает.
О чем это говорит? О том, что многие наши политики придумали юго-восток Украины как некую политическую силу, а ее просто нет. Понятно, что есть пророссийские избиратели, эти условные 10−12 процентов, которые считают, что Советский Союз распался неправильно и подлежит восстановлению. Но жители юго-востока сейчас воспринимают президента Украины как президента своей, а не чужой страны (это, кстати, заслуга не столько Зеленского и его деятельности, сколько самого факта его существования). Это важно. Потому что, будем реалистами, Порошенко для них был президентом не их страны. Но тех, кто ждет прихода России…
— …очень много. И это страшит.
— Нет-нет. Еще раз говорю — люди в основном живут своими обычными обывательскими интересами. И то, что сейчас происходит в Украине, многим их интересам соответствует. Конечно, кому-то хочется иметь крепкого всемогущего «батьку» — как Путин и Лукашенко. Но Украина все-таки страна другая. У нас так исторически сложилось, что мы ко всем президентам относимся скептически. И это уже наша традиция, что, кстати, хорошо.
Так вот, мечтаний о Путине (об украинском Путине, о российском Путине, о настоящем Путине — неважно), мне представляется, будет с каждым годом все меньше и меньше. Это ведь в основном старшее поколение. А молодому поколению не нужны ни Путин, ни Лукашенко, ни Саддам Хуссейн. Им хочется нормально жить и работать. В Украине или не в Украине — они космополитичны. И к этому тоже надо готовиться. Потому что со временем люди перестанут уж так любить свои национальные государства. Особенно украинское — не очень эффективное и не очень лояльное к своим гражданам. Но вот именно эта прослойка, которая с каждым годом будет все больше и больше и которая, может, не очень предана идеям построения государства Украина, скажем так, уж точно не потерпит иностранного вмешательства и появления какого-то внешнего правителя.
— Во время избирательной кампании Зеленский заверил, что идет на один срок. Однако уже есть немало сигналов, что на Банковой вовсю готовятся ко второй каденции. Нам всегда приводят традиционные аргументы — «не могу бросить все на полпути, оставить недоделанное, я обещал людям выполнить то-то». Необходима ли стране вторая каденция Зеленского?
— Я этот вопрос задавал в своем интервью год назад. Но, поскольку ответ не вошел в итоговую версию, не могу его озвучить. Когда-нибудь расскажу.
На самом деле президент отвечает на вопрос о своей второй каденции каденцией первой. Вот где-нибудь к концу четвертого года вся его деятельность (текущая государственная работа, о которой мы сейчас говорили, экономическая, и политическая ситуация в стране) и станет ответом на вопрос о втором сроке. К нему не надо готовиться. Сегодня, мне кажется, следует выбросить из головы эти идеи всем — и во власти, и где угодно, и думать о том, как проработать оставшиеся два-два с половиной года. А потом жизнь покажет. Ребята, если у вас не будет реальных конкурентов (а я, честно говоря, не совсем понимаю, кто ими может стать), конечно, вы пойдете на второй срок и выиграете эти выборы.
Но если у вас будут серьезные проблемы в первом сроке, и ими воспользуются оппоненты, тогда хоть пишите программы, хоть не пишите, — все равно можете проиграть. Поэтому на их месте я сейчас об этом вообще не думал и не говорил бы. Наверняка на Банковую уже бегает народ и рассказывает, как «мы будем выигрывать выборы». Но это совершенно бесполезное сегодня занятие. Нужна ли вторая каденция Зеленского стране — вопрос философский, потому что для этого нужно спросить у страны, а не у отдельного ее гражданина.
2024-й во многом определит ближайшую перспективу, ведь в течение этого года пройдут президентские выборы в Украине, в Соединенных Штатах и в Российской Федерации. Можно ли допустить, что после этих трех кампаний все мир изменится? Можно. Но на самом деле он меняется уже сейчас — ежедневно и ежемесячно с такой скоростью, какой никогда не было. В 2024 году президента Украины может избирать совсем другая страна. Не та, которая избирала Зеленского на первый срок.