После 30-летнего отсутствия в Киев вернулся кинооператор Григорий Сигалов, чьи комбинированные съемки в художественных фильмах славились на весь Советский Союз
Спецэффекты, которые разработал Григорий Сигалов, вошли в фильмы «Максимка», «Белая птица с черной отметиной», «Тени забытых предков», а некоторые — и в учебники по комбинированным съемкам. Это не помешало коммунистам Киевской киностудии имени Довженко исключить Сигалова из рядов КПСС, а руководству — уволить оператора с работы, после чего мастер высочайшего класса вынужден был искать себе кусок хлеба за океаном.
Уехав из Киева в 1977 году, Сигалов вернулся через 30 лет. Зачем? Чтобы прожить свою жизнь еще раз — уже за письменным столом. Он пишет книгу «Виражи памяти».
Работая над книгой, Григорий Давидович иной раз удивляется: да с ним ли все это было?.. Какие люди прошли через его судьбу: Левитан, Параджанов, Винграновский, Форман! И не было практически ни одной случайной встречи — каждая сыграла свою роль в его жизни.
- Григорий Давидович, если говорить о кино — чей перст вам указал туда путь?
- Юрия Левитана. Он женился на моей сестре — так мы познакомились. С его помощью я ушел на фронт, куда меня поначалу не пускали по причине малолетства. Демобилизовался не сразу после Победы. Нашу часть направили еще в Монголию. И в Москву я попал уже в сентябре 1945-го. Сразу — к нему. А там компания: известный киноактер Борис Чирков, писатель Илья Эренбург… Слово за слово, рассказал я, как 9 мая… остался без кальсон. Эшелон идет по назначению, а надо же Победу отпраздновать! Я сменял кальсоны на водку, думая, что потом у кого-нибудь себе достану! Но не вышло: оказалось, подштанники свои все солдаты оставили на станции Берзю… по той же причине!
Гости Левитана от души посмеялись над этой историей, а на следующий день Юрий Борисович мне и говорит: «Ты можешь рассмешить кого угодно — иди в театральный». Но я был такого скромного мнения о своих способностях, что об институте и не помышлял! Поступил в Киевский… гальванический техникум. Но кино запало в душу, и после техникума пошел работать на Киностудию имени Довженко.
Меня заинтересовали комбинированные съемки — и первым, кому мой интерес пришелся по душе, был режиссер-маринист Браун. Он стал приглашать меня во все свои морские фильмы — «Максимка», «Капитан корабля», «Мальва»… В их создании я участвовал уже в качестве оператора комбинированных съемок.
На «Максимке» подружился с Сергеем Параджановым — в то время он был ассистентом по реквизиту, недавним выпускником ВГИКа. Он стал захаживать ко мне в лабораторию вместе с негритенком Толей Бавыкиным, который исполнял роль Максимки. Именно Сережа нашел мальчишку в далеком Архангельске, привез Брауну, и тот сразу утвердил негритенка на главную роль.
Толя и Сергей ко мне, как в цирк, ходили. Наблюдали, как рождались «чудеса». Вот, например, балерина танцует на фужерах. Как это? Ее танец я снимал на фоне черного бархата, а потом подставлял фужеры.
Сергей заботился о Толе прямо по-отцовски. Как он переживал, когда мать забрала паренька после окончания съемок домой в Архангельск! Ведь директор картины Корецкий и его жена — знаменитая актриса Опалова — уже поселили мальчика в своей семье, отдали учиться в школу одаренных детей. Как после этого возвращаться в Архангельск, где сверстники кричат ему: «Негр, умойся!», а мать, мойщица селедочных бочек, не в состоянии его защитить? Но у матери свое право. Увезла. Толя прожил дома полгода, заболел воспалением легких, отказался лечиться и тихо умер. Параджанов со слезами собирал деньги на похороны.
Но это было потом. А пока Толя снимался, они приходили ко мне в мастерскую с Сергеем. Параджанов с большим интересом вникал в кухню комбинированных съемок, как будто готовил себя не в режиссеры, а в операторы. Особенно он мучил меня, расспрашивая о «блуждающей маске». Это серия приемов, которые позволяют создавать эффекты в павильоне, а потом переносить их на натуру — пожар, например, кораблекрушение и всякие стихийные бедствия.
«Блуждающую маску» придумал мой учитель Борис Горбачев. У американцев она тоже была, но для создания эффекта, например, сгорающего внутри машины человека, им нужно было выполнить 17 операций, а мы достигли такого эффекта за три съемки! В картине «Белая птица с черной отметиной» Юрия Ильенко при помощи этой самой маски «сгорал» в тракторе Иван Миколайчук. А в фильме «17-й трансатлантический» Владимира Довганя моряки плыли по горящему морю.
- Когда Параджанов начал снимать «Тени забытых предков», я уже был у власти «под колпаком», — продолжает Григорий Сигалов. — Из Израиля от родной маминой сестры-инвалида пришло предложение «соединить семьи». Мой сын начал оформлять документы — и по студии тут же поползло, что «за эмигрантские настроения» меня могут исключить из партии. Для директоров картин это был сигнал: в группу Сигалова не брать! Параджанов единственный на все это наплевал. Он говорил: «Ты такой выдумщик! Хочу, чтобы тебя прикрепили к «Теням забытых предков».
Он снимал в первом павильоне эпизод «Шинок». Воспользовавшись тем, что оператор Ильенко был занят на другом объекте, Параджанов вызвал меня. Настроение у меня было убийственное. Сергей решил его поднять и говорит: «Ты за сиськи шинкарку подержи, они живые, приятные, подержи, потряси… И сразу снимай!» Все расхохотались, и шинок был снят, как ему хотелось, — «живым».
- Но вернемся к спецэффектам. Насколько я знаю, некоторые ваши приемы вошли в учебники по комбинированным съемкам?
- Это правда. Например, в 1964 году мы с Миколой Винграновским снимали «Берег надежды». Действие происходило в Тихом океане на одном из островов, где американцы проводили испытания водородной бомбы. От этого умирали местные жители-рыбаки. На экране нужно было показать ужас атомного взрыва. Но как? Начали экспериментировать с нафталином. В СССР его было много и стоил он дешево. Соорудили нафталиновый фугас, привезли на пляж в Пицунду, поставили метрах в четырех от него камеру и… рванули.
К счастью, камера зафиксировала все фазы «атомного взрыва» Показали его военным спецам — они пришли в восторг. Попросили изготовить учебный ролик для персонала, обслуживающего полигоны с ракетно-ядерным оружием. На фильм с довольно простеньким сюжетом повалил зритель, чтобы своими глазами увидеть, как выглядит атомный взрыв «в натуре».
«Берег надежды» запомнился мне еще и потому, что ставил его совершенно необыкновенный человек — режиссер и известный поэт Микола Винграновский. В боковом кармане рубашки он всегда носил трамвайные билеты, на которых писал стихи. Ни минуты без строчки! Мы подшучивали: «Микола, поэтом можешь ты не быть, а режиссером быть обязан». И еще он отличался честностью. Диссидентские письма всегда подписывал разборчиво «Микола Вчнграновський», а не так, как другие, — закорючками, чтобы трудно было разобрать. Никогда ни с кем не спорил, носился с замыслом написать мистический сценарий об истории реки Лыбедь. Верил в предсказания. Мне предрек дальнюю дорогу. Она и привела меня в Америку.
- Другого варианта не было?
- Как я уже говорил, сын собирался в Израиль. Он уехал, а меня — и на партком, и на профком! Я в это время работал в двух группах: у Кохана в «Рожденной революцией» и у Ильенко в картине «Жить вопреки». Начал новые эксперименты по комбинированным кадрам. На это никто не посмотрел — уволили! Из титров фильмов с моим участием стали вырезать фамилию «Сигалов». Только Григорий Кохан оставил меня в титрах, но об этом я узнал спустя годы. Тогда же хотел на стоянку охранником устроиться — не взяли. Пришлось «покинуть пределы»…
- А чем занимались в Америке?
- Началось с того, что нашел на улице разбитый кондиционер. Разобрал, посмотрел, из чего состоит, и нанялся к одному арабу ремонтировать кондиционеры. Между прочим, их в США редко кто ремонтирует — покупают новые. Три месяца продержался. Но кто-то поджег мастерскую — и я остался без работы. Узнал о кастинге для тех, кто хотел попасть в кино. Сдал в комиссию свою творческую карточку с 30 фильмами.
И вдруг вызывают меня в Колумбийский университет на собеседование. Вместо собеседования профессор Шерф Стефан выносит камеру «Дебри» и говорит мне: «Сможете зарядить эту камеру? Если да, то сколько времени понадобится?» Отвечаю: «Я заряжу ее за 15 минут, если принесете пленку». Он засмеялся: «Ну и фантазер! Эту камеру нельзя зарядить!» Как я был счастлив в эту минуту! Ведь эту французскую камеру 1925 года рождения я знал как свои пять пальцев. Знал, что Ленина снимали этой камерой, что ее предпочитал Сергей Эйзенштейн… На нашей студии было четыре таких.
Я зарядил камеру за десять минут! Профессор осмотрел ее в лупу. Не обнаружив ни одной царапины, провозгласил: «Он будет работать у нас на кафедре — вести практические занятия». Так я стал сначала ассистентом, потом инструктором — ответственным за съемки в павильоне, за свет, панораму, экспозицию. Можно было вернуться к разработке новых спецэффектов. Но что скажу: есть уже и компьютер, и лазер, а вот того кайфа, который был раньше, я уже не испытывал. Советская школа комбинированных съемок, где «левши» и «кулибины» делали невероятное, этот кайф давала.
- Комбинированными съемками вы перестали заниматься… Что же было дальше?
- В 1980 году умер Высоцкий — мой любимый поэт и певец. Родилась идея: собрать в Америке тех, кто его знал лично, и сделать о нем фильм. Милош Форман, который после своего фильма «Полет над гнездом кукушки» стал кумиром Америки, сказал: «Достань деньги только на пленку. Остальное — за счет моей кафедры». Так я стал продюсером и оператором одновременно. Удалось в Нью-Йорке собрать тех, кого в СССР называли «отщепенцами». Это были легендарные «отщепенцы»: Шемякин, Неизвестный, Барышников, Аксенов, Бродский… В Америке картина имела ошеломляющий успех. Лет десять тому назад я привозил в Киев копию, но ни один телеканал ее не показал. Зато по клубам и корпоративным вечерам копия погуляла достаточно.
- Теперь вы в Киеве. Что заставило вернуться?
- Случилась трагедия — погиб сын. Возникли проблемы, которые надо было решать здесь. Да и могилы предков звали домой. Мне ведь уже 82. В Америке я не чувствовал себя счастливым…