В августе 2014 года развернулись ожесточенные бои за Иловайск — крупный стратегически важный железнодорожный узел, расположенный в 43 километрах от Донецка. Около двух с половиной тысяч человек — бойцов ВСУ и добровольческих батальонов — попали в окружение. 29 августа при выходе по обещанному зеленому коридору обессиленных от жажды, голода и недосыпания людей расстреляли из всех видов оружия регулярные войска Российской Федерации, открыто вторгшиеся на территорию Украины. По данным СБУ, в боях под Иловайском участвовали три с половиной тысячи военнослужащих страны-агрессора: три батальонно-тактические группы, у которых было 60 танков, 320 боевых машин и 60 пушек.
Украинская военная прокуратура официально заявила, что тогда погибли 366 человек, 429 получили ранения, 128 попали в плен, 158 пропали без вести. Однако очевидцы говорят, что потерь было гораздо больше.
Об одной из самых трагических страниц в истории российско-украинской войны «ФАКТАМ» рассказал 46-летний бывший снайпер-разведчик Василий Ковальчук (позывной «Славута» — по названию города в Хмельницкой области, где родился и жил до войны). Именно он со своим боевым побратимом Иваном Журавлевым поднял 5 июля 2014 года флаг над освобожденным Славянском. Затем ему довелось пройти через нечеловеческие испытания — выход из окружения под Саур-Могилой и ад Иловайска. Сейчас Василий живет в Ирпене. У него растут сын и дочь.
— Василий, после того как россияне под Иловайском в упор, словно в тире, расстреляли выходивших из окружения наших военных и бойцов добровольческих батальонов, вы выбирались из той кровавой мясорубки в одиночку. Как вам это удалось?
— Мне просто повезло. И все.
— Вы же попали в район Иловайска после боев за Саур-Могилу?
— Да. Хронология событий была такой. Нас отправили на курган на ротацию, буквально на двое-трое суток. Вскоре Саур-Могилу полностью окружили. Мы ушли оттуда 24 августа, в День независимости. В Киеве шел парад, а мы прорывались к своим. Телефоны Генштаба и штаба АТО в Краматорске были вне зоны. Гордийчук (Герой Украины, генерал-майор, начальник Киевского военного лицея имени Богуна.- Авт.) безуспешно пытался дозвониться, чтобы получить хоть какую-то информацию, какие-то установки и корректировки, потому что на тот момент удержать высоту было нереально. Запаса боевого комплекта (БК) хватало на один бой. Мы распределились сверху, каждый занял какие-то ямы и щели — окопом это не назовешь.
Читайте также: «Ребята, мы сейчас огонь на себя вызовем, так что особо не высовывайтесь»
Мой друг Иван Журавлев, с которым мы познакомились весной 2014 года в Новых Петровцах, и потом прошли много всего, был тяжело контужен — снаряд танка практически прямо попал в его опорник. У Ивана начался отек мозга. А медикаментов нет, медика нет. В Петровском был медик Назар Гордыняк из 51-й бригады, но они накануне покинули село. Ване было очень плохо. Он просил: «Брось меня, и все. Я не выйду. Пацаны, или застрелите меня, или что-то сделайте». А Темур Юлдашев (позывной «Тренер», мастер спорта международного класса по пауэрлифтингу из Луганска; погиб 24 августа 2014 года. — Авт.) получил осколочное ранение глаз и практически ничего не видел. Они с Иваном лежали в каком-то подвальном помещении (у подножия кургана стояло здание музея. — Авт.), где располагался штаб обороны Саур-Могилы. Вместе с ними там же находились десантник Самойлов, у него был сердечный приступ, и еще несколько бойцов.
Нас обстреливали с территории России, со стороны Тореза и Снежного. Утюжили по полной всем подряд. Устраивали ковровые обстрелы «Градами» и минометами. Ситуация была критической. Надо было выходить из окружения, пока мы могли двигаться и по очереди вести Ивана и Юлдашева (ноги у них не были повреждены). Я предложил выходить двумя-тремя группами и сказал, что это последний шанс уйти. Оставаться смысла не было никакого, все были очень серьезно истощены.
Мы не понимали, что делать дальше. Кто-то идет к нам на прорыв? Как доставят БК? Как эвакуируют раненых? Что вообще планируют? Где воду взять? Стояла жара. Мы отрыли в окопах какие-то присыпанные землей баклажки, но это был мизер.
Это уже потом мне стало понятно, что происходило тогда на фронте. Иловайск окружен, там огромное количество людей. Руководству было не до нас. Просто махнули рукой, и все. Что там те тридцать человек?
К нам прорвались бойцы 3-го полка спецназа на гражданском джипе. Они промчались через блокпост боевиков на скорости, те вообще ничего не поняли — думали, что едут свои. У этих спецназовцев не было с собой ни воды, ни БК. «Нам сказали прорваться и забрать раненых». Я не присутствовал при этом, потому что держал свою позицию с другой стороны кургана и даже не видел, как их машина подъехала. Во время затишья пришел посмотреть, как там Иван, а его, оказывается, уже увезли.
Читайте также: Он пошел на войну ради меня и детей, — вдова луганского патриота Темура Юлдашева
Спецназ забрал Юлдашева, Журавлева, Самойлова, еще к ним в кабину впрыгнул парень из кировоградского 42-го батальона. Спустя какие-то минуты мы услышали звуки боя в районе Петровского. Было непонятно, что с ними — погибли, не погибли. Это уже потом мы узнали, что Темура расстреляли, Ивана взяли в плен в бессознательном состоянии, а двум бойцам 3-го полка удалось бежать.
До сих пор считаю, что парней нельзя было отпускать. Можно было поискать иные варианты эвакуации раненых. А они в лоб к боевикам поехали… Я очень разозлился, что Ивана отпустили. Уже после того, как он освободился из плена, спросил его: «Вань, ты же понимал, что не выберетесь. Зачем сел в машину?» Он: «Мне было так плохо — все равно, в какую сторону ехать». — «А что ж мне ничего не сказал?» — «Ты не отпустил бы».
— Как дела сейчас у Ивана? Вы общаетесь?
- Конечно. Но не так часто, как хотелось бы. Он в Корсунь-Шевченковском возглавляет общество ветеранов АТО, борется с местной бюрократией, пытается прокормить семью.
Боевики его оставили в живых, потому что у него случайно оказались с собой документы. Мы вернулись из Горловки 17 августа, на следующий день нас отправили удерживать этот курган, и он в спешке забыл о документах. Это его и спасло. В плену над ним сильно издевались. Он там чудом выжил.
Читайте также: «Подключали провода к глазам, зубам, гениталиям, на морозе голого обливали водой»: разведчик о пытках боевиков «ЛНР»
В общем, 24-го мы решили уходить двумя группами — ближе к ночи с определенным интервалом. Дело в том, что вечером был короткий промежуток относительной тишины — буквально час-два, во время пересменки в российских подразделениях. А потом снова начинались обстрелы. Но харьковчане (из добровольческой роты при штабе АТО на Саур-Могиле было три группы бойцов — «Крым», «Харьков» и «Луганск». — Авт.) решили уйти еще раньше. Они потом попали в плен. Слава Богу, все живы.
Наша же группа 27 августа добралась до восточной части Многополья. Мы вышли к нашим благодаря майору Александру Мельничуку из 143-го центра разминирования. Он очень грамотный офицер и патриот. Мы остановились возле какого-то хутора. Гордийчук вышел на связь со штабом АТО и доложил, что мы находимся в таком-то квадрате, слышим бои и наблюдаем противника. Ему велели, чтобы мы присоединились к нашим войскам, находившимся в окружении под Иловайском. Я прокомментировал, что это полный бред. Но он приказал выдвигаться. Это было рискованно. Нас могли там положить и россияне, и наши. Но в итоге как-то обошлось. Мы зашли внутрь кольца.
В окружении, устроенном россиянами, были бреши. Если действовать грамотно, тем, кто оказался в кольце, можно было оттуда выходить, только малыми группами.
Хотя я не соглашался идти под Иловайск, но видел, что бойцы очень сильно измотаны. На некоторых приходилось орать: «Чувак, мы просто тебя оставим здесь и тебя расстреляют». Пугал как мог, только чтобы они шли вперед. Не раз слышал в ответ: «Оставьте меня тут, я больше не могу идти».
Выйдя с Саур-Могилы, мы часов десять добирались до Кальмиуса. Двигались от источника к источнику, которые указаны на карте, но они были уже давным-давно высохшими. К тому же у источников нас могла ждать засада, так что шли медленно, чтобы не нарваться. К утру уже было тяжело говорить, потому что пересохло в гортани. Поэтому мы и согласились войти в окружение, чтобы люди немного отдохнули, пополнили БК, запасы еды и воды. Планировали после этого двигаться дальше.
Нас встретил генерал Хомчак. Там все были весьма удивлены, что мы выбрались живыми с кургана, ведь мы выключили все телефоны, чтобы нас не отследили по сигналу, так что о нашей участи мало что было известно. Я иногда выходил на связь, чтобы передать координаты, и получал вводные, куда двигаться. Фронт проваливался все глубже…
Хомчак нам вкратце рассказал, что происходит, и где российские войска. Что там меня удивило? Продукты были, вода, пусть не так много (колодцы полупустые), но была, много БК, а тяжелой техники — мало. Всего два танка, если не ошибаюсь, и то один трофейный Т-72, добытый в бою. На эти два танка только один экипаж. Я так понимаю, что люди боялись садиться в те танки, потому что это очень легкая мишень.
Читайте также: «Вижу пылающее авто, а в нем ребята горят, как куклы»: 5 лет назад Россия устроила ад под Иловайском
В Многополье стоял «штаб окруженных войск» (кажется, в здании школы). 27-го вечером меня от нашей группы позвали на совещание. Собрались разведчики из разных подразделений, человек десять. Мы обсуждали сложившуюся ситуацию и как действовать дальше. Нам озвучили следующую информацию: идут переговоры с россиянами, их ведет Хомчак с кем-то на высоком уровне. Россияне говорят: «Мы вас выпускаем, будет коридор, только вы выходите без оружия и без техники, потом передаем Красному Кресту». А мы предлагали наши условия: «Выходим с оружием. Оставляем Многополье и близлежащие к Иловайску села без боя».
— Вы понимали, что россиянам категорически нельзя верить?
— Естественно. Многие понимали. Хотя кто-то верил. Но Хомчак их предложение тоже не принял. В общем, все сошлись на том, что это плохая идея. Я настаивал: «Нам нужно больше информации. Давайте проведем доразведку. Где конкретно расположения российских войск? На каких высотах, в каком количестве? Мы же вошли к вам. Гарантирую, что можем выйти и отсюда. Понятно, что такое количество людей вывести незаметно практически нереально. Поэтому кто-то должен вступить в бой и оттянуть их силы, а остальные в это время будут пытаться прорваться. Тем временем пусть наши нанесут россиянам удар в спину. Нужно серьезно подойти к этому делу». К сожалению, в штабе информация была скудной. Разведку проводили, но малыми силами. В общем, договорились, что проведем доразведку, запросим у штаба АТО всю возможную развединформацию. Когда будет ясная картина, поймем, что делать дальше.
Наша группа не была задействована в обороне. Нам дали отдохнуть, так как мы трое суток почти не спали. Однако в пять утра нас подняли по тревоге. По словам Гордийчука, россияне дали зеленый коридор, так что: «Ищите технику, ищите места, чтобы выходить отсюда». Я отреагировал жестко: «Они не дадут коридор». Он заверил, что с россиянами договорились: «Поступил приказ, сейчас встанем в колонны. Выходим с оружием, без боя».
Не было ни разведки, ни боевого порядка, ни фланговых рейдов — ничего. То есть мы выходили практически наобум. До сих пор считаю, что выход был организован преступно неправильно.
Нам нужно было найти какой-то транспорт (мы же пришли пешком). Нас никто не хотел брать. Людей много — техники мало. Вспомнили, что при заходе обнаружили во дворе какого-то дома на окраине села самосвал «КамАЗ». Я отправил парней (у нас были водители, умеющие управлять крупногабаритной техникой) за ним. Но он стоял с пустыми баками. Еле выпросили у вэсэушников десять литров соляры. Те поделились, хотя топлива у самих было мало. Залили топливо. Слава Богу, «КамАЗ» завелся. Еще успели набрать в мешки песок, чтобы укрепить борты машины. Это нас потом защитило. На том «КамАЗе» и выезжали.
Читайте также: Сергей Мищенко: «КамАЗ с ранеными, под белым флагом с красным крестом, подбили первым…»
— Было две колонны.
— Да. Их формировали долго. В итоге мы выдвинулись в семь или в восемь утра. Одни выбирались на «Жигулях», другие на автобусах — кто на чем. Почему-то нас так разделили, что в одной колонне были добробаты (самый многочисленный — батальон «Донбасс»), в другой ВСУ. Мы выходили с добробатами. Наша колонна пошла южнее Червоносельского, вторая (в ней на бронированном «бусике» «Приватбанка» ехали Хомчак с командиром батальона «Днепр» Березой) — севернее.
Едва мы уселись в «КамАЗ», ребята расслабленно задремали. Все без патрона в патроннике. Мысленно уже дома: сейчас выедем, осталось чуть-чуть, и все будет хорошо.
В кабине «КамАЗа» находились три человека: минер Андрей, он был водителем, его непосредственный командир майор Мельничук и Гордийчук. Рация находилась у Гордийчука, он был на связи с Хомчаком.
Вблизи Червоносельского нас начали обстреливать минометами — слева и справа. Как бы пугая и указывая, чтобы мы ехали прямо. Так нас планомерно вели к засаде. Колонна продолжала двигаться, хотя руководству следовало бы подумать, что что-то тут не то, развернуться и выбрать другой путь.
Мы находились где-то в середине, ближе к голове колонны. Некоторые автомобили развернулись и уехали. Началась неразбериха. А Хомчак командовал: «Двигаемся вперед, не обращаем внимания на обстрел». Видимо, он думал, что нас специально провоцируют, чтобы обвинить в срыве договоренностей, мол, мы сами на них напали. О том, что никакого коридора нет, информации не было.
А затем из посадок по нам открыли огонь на поражение. Мы были у них как на ладони. Первой попала под удар впереди идущая бронированная техника. Но некоторым удалось прорваться и уйти вперед. Однако они не развернулись, не зашли в тылы противника и не ударили по нему. Наверное, думали, что мы тоже как-то прорвемся. Но как прорваться на гражданских автомобилях?
В самом начале обстрела мина разорвалась буквально рядом с нашим автомобилем. Ее осколком ранило в затылок Гордийчука. Он потерял сознание.
Вскоре колонна намертво остановилась в поле. Мы объехали несколько подбитых автомобилей и уперлись на краю села в очередную машину, преграждавшую нам дорогу. Слева какой-то полуразрушенный дом, две брошенные хаты, небольшой сад, овраг.
Нам еще повезло, что у «КамАЗа» был металлический кузов, что калибр был некрупный и его борта выдержали. Когда волна пулеметного обстрела немного сместилась, я дал команду об эвакуации. Володя Бражник выпрыгнул чуть раньше и сразу же получил смертельное ранение в голову.
Гордийчук остался в машине, он истекал кровью и не подавал признаков жизни. Но, когда его кто-то вытащил из машины, то увидел, что он жив. Тут же вторая мина попала в «КамАЗ», и он загорелся.
Кто-то закрепился в саду, кто-то в домах. Наши позиции были невыгодными — в низине. Нас постоянно обстреливали минометами и из БМП, периодически выкатывался танк. Мы отстреливались как могли. Но БК было мало. К тому же оружие только стрелковое. Никто же не дал никакого РПГ (ручной противотанковый гранатомет.- Авт.).
Хаос полный. Кто руководит боем? Рация Хомчака замолкла и не отвечала. Не знаю, сколько часов мы продержались. Во время краткого затишья (можно было пару минут посидеть спокойно) я на что-то присел и облокотился. Думал, это какие-то мешки. И только потом понял, что это были тела погибших ребят. Они уже закоченели.
— Ужас!
— Пули свистели рядом, мины разрывались буквально в нескольких метрах. На наших глазах парня разорвало миной. Несколько раз сердце начинало так бешено колотиться, что чуть не выпрыгивало из груди. Ты просто понимаешь, что все — приплыли, нужно прощаться с жизнью. Однако быстро взял себя в руки и продолжил бой.
Я неоднократно видел людей в ступоре. Они перестают сопротивляться и мыслить — просто зависают на месте. И это гибель. Нужно двигаться, и голова должна быть ясной. Хотя это чрезвычайно сложно в такой ситуации.
Общая картина была следующей. Левый и центральный фланги держали бой. А правый фланг ушел лесопосадкой, ничего не сообщив. Потом, правда, выяснилось, что какая-то часть правого фланга осталась и отстреливалась еще несколько часов. У нас было очень много убитых и раненых. Раненые взывали о помощи. Их же не бросишь. Надо их забирать или договариваться, что кто-то с ними останется, а остальные уходят. Спустя время левый фланг начал сдаваться. От россиян передали условие: «Или вы сдаетесь, или мы сейчас расстреляем ваших». Уже не было никакого смысла обороняться.
Я думал, что мы дождемся темноты и получится вывести ребят. Но понимал, что до темноты не продержимся и что выходить рискованно. Справа был какой-то коридорчик через лесопосадку. Но ее тоже обстреливали. Те, кто пошел туда, погибли.
В общем, для себя решил так: я в плен не сдамся, а ребятам надо это сделать, так как это шанс остаться в живых. Осмотрелся и пополз в поле прямо под носом у россиян. Поле было скошено, осталась желтоватая стерня. Мой мультикам слился с ней…
Сначала рядом тоже прорывались какие-то бойцы из других подразделений. А потом я оказался один.
Читайте также: После боя россияне собрали три КамАЗа своих «двухсотых», — ветеран АТО об Иловайском котле
— Как же вы выходили?
— Я не полз лесопосадкой — все лесопосадки простреливались. Полз прямо по полю, по открытой местности где-то километр. Затем дождался темноты, чтобы можно было встать и идти.
— Ночами ведь уже было очень холодно.
- Холод был дикий. Шел ночью, а днем прятался в малозаметных укрытиях. С собой был только нож. Тащить оружие без патронов смысла не было, поэтому спрятал его. Мобильный поломал и выбросил. Оставил только запасной кнопочный телефон. Включал его и выходил на связь со своим ротным Константином Вьюгиным (позывной «Вихрь») — мы обсуждали, где он меня заберет и что вообще происходит.
Ориентировался по звездам. Двигался в западном направлении. Пересек два кольца окружения. Одно непосредственно у Многополья, а второе — у Нового Света по реке Кальмиус. Прошел по околицам Донецка, через базы боевиков, через центр Нового Света. Перед этим зашел на окраину какого-то села (сначала убедился, что там нет боевиков) и рискнул пообщаться с местной пожилой жительницей: «Разбили подразделение, добираюсь к своим». Думал: если поднимет хай, то уйду.
— Она как отреагировала?
— Нормально. Я не понимал, что будет дальше, хватит ли сил. Мне нужна была гражданская одежда, чтобы можно было идти не только ночью. Она дала мне вещи покойного мужа, два помидора с огорода и два сырых яйца. Еще в этом хуторе набрал воду. Свою форму потом закопал.
После этого шел уже днем. Причем по дорогам, ближе к людям. Запоминал населенные пункты, улицы
Ротный нашел проукраинского местного водителя. Был риск, что попадем к боевикам. Но водитель хорошо ориентировался.
— Сколько километров прошли за это время?
— Около шестидесяти.
Мы добрались в Краматорск. Меня тут же пригласили в штаб АТО — рассказать, где какие войска врага стоят. Я ведь один из первых вышел из окружения. Высказал им прямо, что зеленый коридор — это было предательство.
Когда уже все было позади, силы покинули меня. Ни с кем не разговаривал и замкнулся. Потом попал в госпиталь. Там врачи обнаружили, что я в Иловайске на ногах перенес инфаркт.
Ближе к зиме вернулся на службу.
Читайте также: Евстратий Зоря: «Единство украинцев и россиян — имперский миф»
— Чем вы занимались до войны?
— И тогда, и сейчас я частный предприниматель. В 2013 году мы реализовывали коммерческий проект — планировали открыть сеть фитнес-залов. В итоге запустили только один. И тут началась Революция достоинства. В принципе я никуда не собирался, но, поскольку разворачивались такие события, пришлось в них участвовать. Мы как могли поддерживали протестующих, притащили на Майдан первую полевую кухню.
Что касается войны, то я еще в 2008 году, когда Россия напала на Грузию, понимал, что Крым следующий. И это подтвердилось весной 2014-го.
В марте я должен был лететь в Штаты на соревнования по пауэрлифтингу (когда-то немного сам занимался, тренером работал) с моим близким другом, старшим тренером сборной. Но сказал ему: «Давай отложим, сейчас не время, на пороге война».
Читайте также: Валентин Наливайченко: «Боевое оружие „Альфы“ вывезли в Донецк еще в феврале 2014-го, а оперативные материалы СБУ — в Симферополь»
Как раз формировали добровольческие батальоны. Ведь тогда многие военные, особенно внутренние войска, уходили из армии: «Зачем нам это нужно?» На тот момент мой племянник проходил службу по контракту в 8-м полку специального назначения в Хмельницком. И вот молодой парень, для меня он ребенок, остался в армии (он потом всю войну прошел), а мне что, отвернуться и остаться дома? Естественно, я сказал: «О`кей». И мы отправились на полигон.
— Вы же взрослый человек. Понимали, что это может быть билет в один конец?
— Безусловно, понимал. Мы только не понимали, насколько масштабной будет война. Тогда нам казалось, что все пройдет проще и быстрее. А страха особого не было. Я был в самой гуще событий на Майдане во время февральских расстрелов. Вот там страх и остался.
В марте в Новых Петровцах подписал контракт с Национальной гвардией, ее как раз создавали. Там же познакомился с Иваном Журавлевым. Оказывается, мы стояли на Майдане совсем рядом. Поскольку я в свое время служил в армии, а Ваня вообще «афганец», мы готовили оружие, сами пристреливались и ребятам помогали. Где-то месяц ушел на подготовку.
— Как дома отреагировали на то, что вы едете на фронт?
— Родителям не сообщал, у меня мама старенькая, часто болеет. Выкручивался как мог. Она узнала обо всем потом, когда я попал в телерепортажи. Добавил ей седых волос.
В августе мы с Иваном перешли из Нацгвардии в ВСУ. Нас позвали в отдельную роту разведки при штабе АТО, в прямое подчинение Гордийчуку. Чтобы попасть в ВСУ, ты должен быть мобилизован — такая процедура. Нас мобилизовали в славянском военкомате.
— Вы же один из трех человек, поднявших флаг над горсоветом Славянска.
— Это сделали я, Иван и военный корреспондент Влад Волошин.
Мы с Иваном знали, что творится в оккупированном Славянске и на его околицах, знали, где можно войти и где относительно безопасно въехать. Поэтому именно мы и заводили в город колонну, сформированную из разных подразделений.
Читайте также: «Гиркин — дурак, Россия его бросила»: Александр Сурков о том, почему ВСУ не дошли до границ РФ
— Откуда заводили?
— Со стороны Славкурорта. В ночь с 4 на 5 июля мы получили информацию, что в городе началось непонятное движение — боевики куда-то собираются, бросают позиции. Уходят они, не уходят, что происходит? Мы с Иваном решили пойти в город. Сообщили командиру 2-го батальона Нацгвардии Андрею Тирону, он дал команду работать. Иван взял велосипед у местного жителя, привязал какой-то мешочек — типа мужичок едет за продуктами. Доехал до центра и вернулся. А я его ждал на окраине. Он сказал: «Они отступают». Мы решили, что нужно пользоваться моментом и занимать позиции. Доложили командованию батальона: «Идем в город». Но нас остановило руководство спецназа: «Стоп. Там работает спецназ, но как безопасно войти, не знают». Попросили нас завести колонну.
Словом, мы оказались в Славянске в числе первых. Как-то спонтанно все происходило. Сначала дошли до центральной площади, закрепились по периметру. Хотя мы не собирались водружать флаг, но кто-то кинул клич об этом. Флаг был у меня. Помню, на коленях рисовал маркером на полотне — «2-й батальон НГУ».
Понятно, что мы не сразу же полезли на крышу. У нас была информация, что в горсовете и в здании управления СБУ держат заложников. А вокруг все ждут команду, чтобы зайти в здание. Но мы-то тогда были в Нацгвардии, ВСУ не подчинялись (наши немного отстали, батальон был разбросан по блокпостам по периметру Славянска и Краматорска), поэтому особо никого не слушали. А Влад попросился: «Я с вами».
Еще прихватили с собой местного полицейского. Эти деятели ведь все попрятались, а потом, когда поняли, что наши вошли в город, надели форму и вышли: «Мы вас просто заждались». Хотя многие из них остались в оккупации, патрулировали город и всячески помогали боевикам.
Я навел на этого полицейского дуло винтовки: «Чувак, ты местный. Что внутри здания? Пойдешь первым». К сожалению, приходилось так действовать в тех условиях. Боевики могли там заминировать все.
Проверили здание — заложников нет. Боевики часть заложников увезли с собой. Поднялись наверх. Иван спустил флаг так называемой «ДНР», я его прикрывал. Ведь вокруг горсовета очень много многоэтажек. Запросто могли работать снайперы.
Какие чувства были? Потом, понятно, что чувство гордости. Но в тот момент как-то не думал об этом. Когда флаг был водружен, я этому милиционеру сунул свой телефон, чтобы он нас сфотографировал. И тут же это фото отправил в соцсети. Затем мы быстро спустились вниз и пошли дальше.
А в это время на центральной площади спецвойска (там были ребята из 3-го и 8-го полков спецназа и 140-го центра) ждали тогдашнего министра обороны Гелетея — чтобы он приехал и поднял флаг. Но там же уже висел наш. Они собрались его спустить. Когда мы через время вернулись на площадь и услышали, что к приезду Гелетея флаг снимут, предупредили, чтобы даже не думали делать это. Так они его немного спустили, и Гелетей снова поднял под фанфары и телекамеры…
Завершая, скажу вот о чем. Война оставляет глубокие раны. Уважаемые украинцы, отнеситесь с уважением к ветеранам. Ветеранам же советую не терять чести, держаться вместе и больше развиваться.
Читайте также: «Весной 2014-го мы были готовы полностью зачистить Донецк»
Фото предоставлено Василийем Ковальчуком