Десять лет назад Эд Ширан буквально ворвался в число суперзвезд мировой поп-музыки, записав альбом со странным названием «+». Тогда британскому музыканту было 20 лет. Сегодня ему 30. В его активе пять студийных альбомов, причем последний из них под названием «=» вышел в нынешнем году. Ширан стал одним из самых высокооплачиваемых певцов в мире. Его концерты неизменно собирают полные залы и стадионы, клипы набирают в YouTube миллионы просмотров, а песни взлетают на вершины хит-парадов в разных странах.
В начале сентября Эд дал первое за четыре года большое интервью. Побеседовать с музыкантом удалось журналисту британского журнала GQ Джонатану Хифу. Поводом для беседы стало вручение Ширану премии GQ «Человек года» в номинации «Сольный исполнитель года».
Певец пригласил журналиста в свою студию в западной части Лондона. Эд был одет в простую белую футболку и темно-синие мешковатые джинсы. Наряд не скрывал татуировок, которыми покрыты руки музыканта…
«ФАКТЫ» подготовили перевод этого откровенного интервью. Знакомьтесь — Эд Ширан!
— Привет, Эд! Тебя не узнать.
— Привет! Почему?
— Ты похудел, и это сразу бросается в глаза.
— Спасибо. Это все рождение ребенка. Похлеще всяких турне, скажу я тебе. Ну и здоровое питание. Я отказался от кукурузных хлопьев. Сидел на них, как на кокаине, ей богу. А теперь пью на завтрак коктейли с капустой и прочими ингредиентами и обязательно делаю зарядку.
Читайте также: Эд Ширан впервые стал отцом и объявил необычное имя ребенка
— Ты всегда так одеваешься или специально к нашей встрече подготовился, чтобы выглядеть простым парнем?
— Ну, я же не на прием во дворце собирался, правильно? А вообще я встречался со Stormzy (популярный британский рэпер, настоящее имя Майкл Эбеназер Овуо-младший. — Ред.).
— А вы друзья с ним?
- До вчерашнего вечера были просто знакомы. Во время пандемии часто общались в FaceTiming. Он очень обрадовался, когда узнал, что у меня родился ребенок. И хотел увидеть Лиру, нашу с Черри дочь. Она родилась в августе прошлого года. А вчера мы встретились. И это было здорово! Мы много говорили. Он сыграл мне несколько своих новых песен, а ему — свои. Мы сели в шесть вечера, а уехал я от него в час ночи. Признаюсь, мы выпили много Hennessy…
— Прости, но все это может показаться странным для многих наших читателей. Люди сегодня не очень верят в искреннюю дружбу звезд такой величины, как ты и Stormzy. Они сразу чувствуют в этом некий подвох. Уверен, что люди скажут: «Какая там дружба?! Бабла они хотят заработать оба еще больше». Так было, когда в 2000 году поклонники узнали, что Робби Уильямс и Крис Мартин стали друзьями. Им почти никто не поверил.
— Меня подобные подозрения бесят, говорю серьезно. Но я не удивлен. В наше время всеобщего буллинга и засилья хейтеров в соцсетях чего еще ждать? Но меня оскорбляет, когда СМИ пытаются сделать из меня этакого маршала поп-музыки. Мол, Ширан давно перестал быть автором песен. Всю свою креативность он якобы пустил на создание бизнес-империи и косит теперь бабло, как ты выразился. Я слышал подобное миллион раз. И меня волнует, каким видит меня мир. Я ощущаю ненависть к себе. Чаще всего я не реагирую, чтобы не дразнить гусей. Но сейчас — извини. Это уже касается не только меня, но и Stormzy. А он настоящий друг. Даже если бы мы не записывали вместе музыку, а у нас это неплохо получается, мы все равно были бы друзьями. Не понимаю, почему люди думают, что у звезд не может быть настоящих друзей. За всех я говорить не могу, но у меня они точно есть. Stormzy не единственный.
— А кто еще?
— Тейлор Свифт. Ты знал, что мы с ней дружим вот уже 10 лет? Мы с Тейлор живем на одной волне. Я так рад за нее. Она за время пандемии записала два великолепных альбома. То, как она это сделала, — это будущее всей поп-музыки! Я бы тоже так хотел работать. Тейлор определенно тот человек, которому я позвоню, если мои дела покатятся в одно место (Ширан нецензурно ругается). Я научился отличать настоящих друзей от прилипал. Помню, как я оказался в Лос-Анджелесе. Это было спустя два года после моего первого успеха. И вокруг меня крутилась куча народу. Сплошь известные люди. А мне было плохо на душе. Я вдруг понял, что все те, кто окружал меня тогда, меня не любили. Им было важно только мое имя. Важно засветиться рядом с Эдом Шираном. Они любили мое имя, но не меня. И я поскорее убрался оттуда. Навсегда. Больше жить в Лос-Анджелесе не намерен.
Читайте также: Не спорт и не диета: Эд Ширан рассказал, как похудел на 23 килограмма
— Тебе нравится жить в Англии?
— Да, и именно в Суффолке. Обожаю это место. Я бежал туда из Америки в 2012 году. Я же вырос в этом графстве. Конкретно — в Фрэмлингеме. И вот купил себе там дом…
— Точнее, несколько домов, так?
— Да, я этого не скрываю. Все они находятся рядом. У меня даже есть там дом на дереве, с четырьмя спальнями.
— Говорят, Эд Ширан пытается создать свое ранчо «Неверленд», как Майкл Джексон…
— Пусть говорят. Я даже слышал, как его называют — Ширанленд! А мне все равно. Мне там нравится. Очень похоже на Шир в книгах Толкина.
— Говорят, у тебя там даже есть собственный паб!
— Есть. Называется Lancaster Lock. Понимаю, что многим кажется чертовски странным, когда у кого-то в саду стоит паб. Но это очень удобно. Когда ко мне приезжают гости, мы едим и пьем в пабе. Если парням захочется продолжать гулянку, я могу спокойно оставить их там, а сам иду домой. Мне это нравится. Особенно стало удобно, когда у меня родилась дочь. Есть и еще одна приятная особенность: можно спокойно поесть и выпить с друзьями, не боясь, что тебя кто-то сфотографирует. Признаюсь, есть и еще одна причина. У меня клаустрофобия. Или что-то вроде того. Проявляется она тогда, когда я оказываюсь в небольших помещениях, заполненных людьми. Это ужасно. До сих пор не могу забыть, что испытал однажды, оказавшись на борту самолета Easyjet в два часа ночи. Мне нужно было срочно вернуться в Лондон из Бенидорма (город в Испании. — Ред.). Я туда полетел на выходные, как вдруг меня вызвали, чтобы переснять клип. Со мной не было никого — ни ассистента, ни телохранителя. Я сидел в салоне со своей рыжей шевелюрой у всех на виду. Ни тебе солнцезащитных очков, ни куртки с капюшоном, ни даже кепки. Другие пассажиры пялились на меня. Мне казалось, что эта пытка длится несколько часов. Это был сущий ад. Худший опыт в моей жизни…
— И ты сделал то, что сделал бы любой мультимиллионер, — построил собственный замок Ширанленд!
— Или собственный Эдем. Мне там хорошо. Нам там хорошо. Я говорю о жене и дочери. Мы стараемся проводить там все свое время.
— Был период, когда ты там надолго скрылся от всех. Почему?
— Это было в августе 2019 года. Я дал последний концерт в рамках свое турне «÷». Это было в Ипсвиче. Ушел за кулисы и подумал: «Всё, с меня хватит»…
— Прости, перебью. Речь идет о турне, которое считается самым кассовым в истории. Оно длилось почти два года. За это время ты дал 260 концертов, которые посетили не менее 9 миллионов зрителей. Выручка от продажи билетов составила 770 миллионов долларов! Ты побил, казалось бы, вечный рекорд группы U2 с их турне 360 Tour 2009−2011 годов…
— Все правильно, а еще моя песня Shape Of You звучала в каждом магазине одежды, такси и точке по продаже кебабов. Меня уже тошнило от первых аккордов. А мне приходилось петь ее на каждом концерте. И вот в Ипсвиче я решил, что уже достиг всего. Забрался на самую вершину. Мне больше нечего желать, не к чему стремиться. В свои 28 лет я достиг всего. Выше нет ничего. Дальше можно только спускаться вниз. Завершение турне стало для меня тяжелым психологическим ударом. Я добрался домой и решил, что нужно взять паузу. Или вовсе покончить с музыкой, которая вдруг превратилась для меня в монстра. Мне срочно был необходим заряд энергии, но только не той, которая питала меня до этого момента. Я начал писать картины. И тут ударила пандемия. Она заставила меня пересмотреть свое решение. Я подумал: «Какого черта?» За последние несколько лет я написал примерно 230 песен. И только теперь достиг той точки, когда готов представить их миру. Над многими предстоит еще тяжело поработать, добиться точного идеального звучания. В январе я выпустил новый альбом «=». И с тех пор занимаюсь шлифовкой других записей.
— Рассказывая о своей вчерашней встрече с рэпером Stormzy, ты сказал, что вы пили коньяк. Однако многие твои поклонники знают, что ты предпочитаешь хорошее вино.
— Это так. У меня свой винный погреб. И там всегда найдется особая бутылка для любого случая. Любовь к вину мне привил Майкл Гудински, легендарный австралийский промоутер.
— Он работал с Кайли Миноуг, да?
— Правильно. В марте он скоропостижно скончался. Умер во сне. Для меня и моей жены Майкл был как родной отец. В начале моей карьеры, когда обо мне еще никто не слышал, именно он взял меня под свое крыло. Одно время я даже жил у него. Я написал в память о Майкле песню. Назвал ее Visiting Hours («Часы посещений». — Ред.). Мы с Черри часто бывали у Гудински в гостях. Знакомы с его семьей. Майкл настаивал, чтобы мы непременно останавливались у него, когда прилетали в Австралию. Я же требовал, чтобы он жил у нас, когда наведывался в Британию. Майкл пьет… Черт, никак не могу свыкнуться с тем, что его уже нет с нами! Майкл пил только вино. Больше всего любил Penfold 707. Оно ему так нравилось, что он мог выпить две-три бутылки за день. Мне же оно напоминает по вкусу Châteauneuf-Du-Pape. Это неплохое столовое вино, которое продается в Tesco примерно по 41,50 доллара за бутылку.
И вот перед последним визитом Майкла к нам я решил сделать ему приятное и заказал 24 бутылки Penfold 707. Иисусе! Оказалось, что оно стоит 553 доллара за бутылку! Когда Майкл умер, я спустился в погреб, чтобы взять пару бутылок и выпить их за упокой души. Оказалось, что у меня осталось всего восемь бутылок. И я заказал еще 24. У меня в пабе стоит теперь статуя Майкла в натуральную величину. Он заказал ее еще при жизни — хотел сделать мне подарок. Иногда я сажусь рядом с ней и наливаю Майклу бокал вина. И разговариваю с ним.
Кстати, Гудински подтолкнул меня к еще одной вещи, которая стала теперь моей традицией. Когда я встречаюсь с человеком, которого уважаю, который мне нравится как личность, как артист, то предлагаю отметить нашу встречу, распив бутылочку хорошего вина. Мне особенно нравится Château Mouton Rothschild. А потом прошу человека подписать уже пустую бутылку, которые мы вместе опустошили. Знаешь, некоторые любят ставить в серебряную рамку фото с автографом, а я сохраняю пустые бутылки. Пусть вино из них давно выпито, зато они полны для меня воспоминаний. А это порой пьянит куда сильнее.
— Ты пьешь, когда работаешь над песнями?
— Совсем немного. Вот сейчас идет работа над новым альбомом. Так я заказал 6-литровую бутылку Opus One за 5 530 долларов. Но выпью ее не один, а с теми, кто помогает мне записывать диск. Нас восемь человек. Так что выходит совсем немного (смеется).
Читайте также: «Я уже давно умерла бы»: Джейми Ли Кертис о наркотиках, друзьях-вампирах и сыне-трансгендере
— Новый альбом уже готов?
— Не совсем. Осталось немного. Потом сделаю небольшой перерыв. Возможно, в следующем году выпущу еще два. Я счастлив снова работать с полной выкладкой. Особенно, учитывая, что меньше двух лет назад собирался вовсе завязать с музыкой.
— Как ты работаешь над песнями? Раскрой секрет!
— Способов множество. Иногда песня рождается в голове практически целиком. Иногда вдруг всплывает какая-то фраза, и вокруг нее начинает все крутиться. Я постоянно нахожусь в процессе написания песен. Это непрерывный поток идей, строчек, мелодий. Для меня это повседневная практика. С подросткового возраста не было ни одного дня, когда бы я не пел. Удивляюсь, как я не утратил голос.
— И ты собирался покончить с этим?!
— Да. Кстати, дважды.
— Про первый раз ты уже все рассказал. А когда был второй?
— Когда родилась моя дочь. Я сказал себе: момент настал. Это был переломный момент в моей жизни. Мне казалось, что меня захлестнула огромная волна. Значение имело только рождение ребенка. Все остальное казалось мелким, не стоящим внимания и усилий. Я почти убедил себя в том, что больше не буду петь, никогда не возьму снова гитару в руки. Не занимался музыкой четыре месяца. А потом вдруг взглянул на окружающий мир иначе — глазами отца. И понял, что мой ребенок делает все вокруг меня прекраснее, чем было прежде. И я снова обрел смысл. Я задал себе вопрос: «Что важнее для моей дочери и моей семьи?» Чтобы я проводил 110% своего времени с ними и не ездил в Лондон по делам, например, чтобы дать интервью GQ, встретиться с друзьями, поработать над альбомом? Или для моей дочери будет потом важно осознавать, что ее папа и мама любили свою работу и научились совмещать ее с семейной жизнью? Я понял, что не могу без музыки. Отсутствие работы вызовет у меня хандру, депрессию. И тогда я вряд ли смогу оставаться хорошим отцом и мужем. И это не эгоизм, нет. Работа, песни дарят мне удовлетворение. Но они же могут нанести и тяжелейший удар. Ведь, когда я представляю новую песню, я будто заново каждый раз открываю душу миру. Я словно говорю: «Эй, я написал новую песню. И мне кажется, что она очень хороша!» А все вокруг отвечают: «Эй, Эд! Твоя песня — дерьмо!»
— Звучит, как ночной кошмар. А тебе сняться кошмары?
— Да, есть один. Я вижу этот сон каждую ночь. Мне снится, как мне стреляют в голову. Я не шучу. Не могу это объяснить. Ложусь, закрываю глаза и засыпаю. А потом выстрел. Каждую ночь. Глупость какая-то. К психотерапевту не хожу. Уверен, что любой из них расскажет мне много всякой ерунды про мой сон…
Читайте также: Быть отцом — мучение! Это тяжелее, чем все, что я делал во время «Игры престолов», — Кит Харингтон
Фото в заголовке www. gq-magazine.co.uk
Перевод Игоря КОЗЛОВА, «ФАКТЫ» (оригинал Jonathan Heaf / GQ)