Перемирие перемирием, но ПТУРом по украинцам ударили метко. На месте погиб один боец, второй получил тяжелые ранения. И случилось это там, где мы с комбригом «прогуливались» за пару дней до этого. Несколько раз Дмитрий Валерьевич попросил меня быстрее пройти по открытому участку местности, еще раз обозначив давно известный тут факт: с двух бетонных стволов шахты на окраине Донецка когда-то элитный поселок Пески просматривается отлично. И враг наблюдает за всеми нашими передвижениями, используя для этого самую разнообразную технику…
Полковник Кащенко выглядит так, каким в моем представлении и должен быть современный украинский офицер. Крепкий, явно уважающий спорт, никогда не жалующийся, умеющий принимать решения, не всегда популярные, но справедливые, за что комбрига уважают солдаты. Шутками и историями Дмитрий Валерьевич сыплет легко и непринужденно даже в самые сложные моменты. Такая натура у человека: даже в страшном находить веселое и забавное. На войне без этого — никак. Тем не менее во время нашей «прогулки» комбриг несколько раз становился серьезным — рассказывал о моментах, когда сам был ранен, оказывал помощь пострадавшему добровольцу, принимал решение, кто поедет в Донецкий аэропорт, который тогда был форпостом обороны. При этом во время «экскурсии» мы обрывали спелые абрикосы — каждый год они созревают здесь, на линии огня, несмотря ни на что. Отсюда, от плодового дерева, видны почти все места, о которых рассказывал мой собеседник: село Водяное, бывшая военная часть противовоздушной обороны, известная под названием «Зенит», новый терминал Донецкого аэропорта, который ныне похож на пустые соты, авдеевский коксохим…
— Вот здесь я оказывал помощь раненому «правосеку», — полковник Дмитрий Кащенко привел меня к небольшому домику (сторожке при воротах) то ли на какую-то базу, то ли производство. Теперь и не поймешь, что здесь было до войны. Но в больших ангарах-гаражах можно было прятать технику. — У бойца была сломана рука, предплечье. Кости торчали наружу. Когда я его увидел, он попытался объяснить: «По-моему, у меня рука сломана». «Да уж, — ответил я, — она у тебя конкретно сломана». На полу валялась проволока, ею пытался зафиксировать руку к какой-то доске.
— Ты сам был после ранения уже? — давнее знакомство с комбригом позволяет нам «тыкать» друг другу.
— Я бы сказал, между двух ранений, — полковник осматривается, ведь за годы войны здесь многое заросло, изменилось. — Первое ранение я получил 21 июля 2014 года, в день штурма Песок. Тогда в 93-й бригаде, в которой тогда служил, были и первые погибшие…
Мы должны были деблокировать дорогу, идущую от Карловки в Донецк через села Нетайлово, Уманское, Первомайское и Пески. Под недостроенным мостом на въезде в Пески, который со временем стал известен как «Республика мост», у сепаров был мощный опорный пункт. Я тогда командовал батальонно-тактической группой (БТГР). Мое подразделение должно было зайти в Пески сбоку и выйти на улицу Мира, ведущую как раз к мосту. Перед выездом построил своих 67 человек, технику разделил на две части: четыре танка и две БМП — у меня, один танк и одна БМП — у Саши Лавренко. Он поехал к вражескому блокпосту возле «Вольво-центра», чтобы прикрыть нам спину. Моя группа должна была взять мост, пехота зачистила бы Пески, и село стало бы наше… Мы так планировали. В результате эта операция стоила жизни Саше и его экипажу. Вечная моя боль…
Мы дошли до моста, как и планировали, там разделились еще на две группы по два танка, чтоб окружить сепаратистов. Один танк из второй нашей группы прорвался в Первомайское, где и получил из гранатомета в бок. Танк сгорел… Я думал, что люди в нем погибли. И тут мне на мобильник звонит незнакомый номер. Я обычно на незнакомые номера не отвечаю, тем более во время боя. Даже не знаю, почему тогда взял трубку, но это оказался Саша Вряшник — механик-водитель сгоревшей машины: «Комбат, мы живые, но танк сгорел, и сепары вокруг». Я спрашиваю: «Где вы?» — «В огородах, сейчас будем как-то выбираться». Нужно было их выручать. За экипажем со мной пошли Паша Вовк и Олег Посохов. Нас прикрывали два танка. Паша держал сектор впереди, мы с Олегом слева и справа, а те, кто остался под мостом, — за нашими спинами. Объехали сгоревший танк, и начался обстрел. Я позвонил Вряшнику: «Слышишь, где работают двигатели? Там же ваша сгоревшая машина стоит. Выходи к ней».
Наши выбежали. Когда мы их увидели, я махнул Паше рукой, что отходим, а он дал команду механикам двигаться назад. И в этот момент по нам отовсюду начали стрелять. Олежку Посохова ранило. Пуля (хорошо, легкое не зацепила) прошла между ребер навылет. В следующий момент обе ноги прострелило мне. Я упал от боли. Сначала подумал, что их оторвало, но нет. Ребята танкового экипажа положили меня на броню, откуда… столкнуло на землю: танк начал разворачиваться и пушкой меня сбросило. Вдобавок броня еще чуть на меня не наехала. Я ползу, ноги не работают, асфальт горячий, жара, вокруг стреляют… Меня снова закинули на танк. Когда мы вернулись под мост, мне перетянули ноги. Паша Вовк доложил, что у нас практически не осталось боеприпасов, отходить будет тяжело. Я успел объяснить ему, что людей нужно поставить между танками и таким образом, прикрыв их броней, отходить. Так и сделали, но я уже периодически терял сознание от потери крови.
Отступили мы в сторону «Вольво-центра», где находился Саша Лавренко. Там организовали пункт сбора раненых. Саша к тому моменту хорошо повоевал: три сепарских автобуса расстрелял. Потом на него выскочили два танка, он один подбил, а со второго экипаж выскочил и убежал. Еще Саша взял блокпост, на котором мы потом все встретились. Когда его начали крыть вражеские минометы, Саша поехал прямо на них и давил трубы гусеницами. Вот тогда его и подбили. Механик и наводчик погибли сразу, а Саша, понимая, что он на вражеской территории, подорвал себя гранатой. Если бы попал в плен, сепары его четвертовали бы за все, что он им натворил. Для меня Саша Лавренко навсегда — Герой Украины. В 2016 году он получил это высокое государственное звание. Он и весь его экипаж посмертно получили также звание Народных героев Украины. Это справедливо.
Читайте также: «Мы спускались на парашютах и видели, как наш самолет падал в вихре огня»: пилоты «сушки» спаслись после того, как их сбили российские оккупанты
Тогда в Песках нам здорово помогли «правосеки». Если бы они вовремя не подъехали, то все было бы намного хуже. С ними вместе мы выровняли ситуацию, удалось вывезти раненых. Один был средней тяжести, а остальные тяжелые. Меня тогда тоже эвакуировали и отправили в госпиталь. После реабилитации я вернулся на войну, в октябре. Приехал сюда же, в Пески. И очень скоро снова был ранен. На этом месте осколки меня и посекли.
Дмитрий Валерьевич проходит по дороге туда и обратно.
— Ну да, вот здесь я и лежал, — уверенно останавливается. — Краем глаза видел это здание. Когда теперь иногда меня подштармливает — болит голова и рябит в глазах, — возникает именно этот момент… Как будто запись пересматриваю.
— Как все произошло?
— Женя Межевикин как раз уехал в отпуск. А именно он на танке гонял в аэропорт постоянно. Сопровождать колонну в терминал — это не моя была задача. Но что-то у танкистов без Жени не складывалось, пришлось самому показывать, что к чему. Мы готовились к выезду, когда ко мне подошел механик одного из танков: «У меня в машине „ночник“ не работает». Когда мы с ним шли к броне, начался обстрел. Там, за поворотом, у эстакады, стояли минометы 79-й бригады. Противник постоянно пытался их вычислить. Вот и бил по этому квадрату… Два обстрела мы переждали в боксах, после чего пошли к машине, тут третья волна нас и накрыла. Осколки ударили так, что я упал. Один из них голову проломил, кровь потекла… Потом с сослуживцем, который меня перевязал, я еще пытался раненых таскать. Правда, с трудом получалось, потому что был сильно контужен, осколки застряли в обеих ногах и спине. Ходить было тяжело. Когда доставили в днепропетровский госпиталь, я перестал понимать, кто я, где, узнавать родных и знакомых… Недели две ходил «удивленный», не мог вспомнить ничего. Постепенно память начала возвращаться. Но лечился я долго… Контузия и закрытая черепно-мозговая травма регулярно дают о себе знать. Врачи говорят, это теперь навсегда. Головная боль со мной постоянно. Я даже к ней привык.
— Дима, насколько ты был готов к войне?
— Сложно быть готовым к войне. Я отношусь к службе, как к работе. Это просто мое дело — защищать страну.
— Хотелось вернуться в эти места?
— Интересно, конечно, было все это увидеть снова. Как в 2015 году ушел отсюда на учебу в академию, так до этого лета здесь не был. Не могу сказать, что все знаю, что тут мне легче управлять бригадой. Прошло много времени, тут образовалась линия обороны, понятно, где наши позиции, где враг находится. Сам характер войны изменился. Нет таких лютых пострелух, как в 2014 году. Хотя у каждого свое понятие про активность боевых действий. Полтора месяца назад враг умудрился точно попасть в командный пункт батальона, расположенный более чем за 20 километров от передовой. У нас было семеро раненых, из них четверо — девчата. В первую очередь я принял это на свой счет — недоглядел, не просчитал, не продумал. Ну и, конечно, бойцы расслабляются, слушая о перемириях и договоренностях. Солдат становится беспечным, если по нему не стреляют. Булки расслаблять нельзя никогда. Сделали выводы, провели свою работу… Война продолжается. У меня в бригаде за эту ротацию на линию огня уже десять погибших. Это все во время перемирия… Надеюсь, больше не будет. Каждый боец бесценен. И важно воевать так, чтобы потерь не было. Иногда думаешь: все будет хорошо, а получается фигня. А подумаешь: будет фигня — и как в воду глядел.
Читайте также: «Во время затишья на что-то присел. Потом понял, что это были тела погибших ребят»: рассказ очевидца Иловайской трагедии
Мы идем мимо совершенно разбитых многоэтажек. В них — ни одного целого окна, не говоря уже о многочисленных попаданиях снарядов в стены.
— Когда мы штурмовали Пески, здесь еще кипела жизнь, — вспоминает Дмитрий Валерьевич. — Люди огороды пололи. Увидев, что боевые действия пришли непосредственно сюда, спешно все бросали, уезжали, кто в чем. Улица, по которой мы сейчас идем, раньше была нулевой. Тут шли бои.
— Что, господа, загораете? — обращается комбриг к бойцам, когда мы проходим мимо гаражей, в которых живет подразделение. Солдат вышел из здания в тапочках и трусах — развешивал постиранное белье. — Я горжусь своими отношениями с командирами подразделений.
— Если случается какое-то ЧП, можно же выслушать, что да как, обсудить, решить вместе, что делать, а не кричать на подчиненного, требовать невозможного, — продолжает Дмитрий Кащенко. — В армии частенько младшего по званию унижают, гнобят. Это не по мне. Тех, кто служит, нужно уважать, о личном составе следует заботиться. Прежде чем что-то требовать, необходимо обеспечить возможность помыться, поесть и отдохнуть. В этом году наша бригада создала прецедент: нам привезли полугнилые овощи, которые мы просто не приняли. Составили акт и отправили обратно. С тех пор с обеспечением продуктами проблем нет.
Оглянувшись на перекрестке возле известной на весь мир недостроенной церкви, которую за годы войны почти полностью разрушили сепаратисты, стреляя по ней с околиц Донецка, Дмитрий Кащенко вспомнил и о том, как он именно по этим дорогам проскакивал в Донецкий аэропорт.
Читайте также: «Ребята, мы сейчас огонь на себя вызовем, так что особо не высовывайтесь»
— Когда мы оказались в Песках в 2014 году, ближайший к нам блокпост, где находились бойцы нашей армии, был аж в тридцати километрах отсюда, — говорит полковник. — Мой БТГР, отряд 3-го полка спецназа и рота 72-й бригады — никого больше. Вокруг — сепары. В один из дней я трижды ездил туда-сюда по «серой зоне», по тылам противника на совещания в аэропорт. Гоняла тут украинская БМП с восемью солдатами и одним подполковником. Это сейчас я понимаю, кто стоит справа от меня, кто слева. А тогда… Специально обошел весь аэропорт, чтобы оттуда осмотреться и понять, кто где находится, какие дороги нужно взять под контроль, где минные поля сепары сделали. Был я и на пожарной станции, и на вышке управления полетами. Так составил себе общую картину. Карт тогда не было, у меня имелся какой-то обрывок. Ни современных планшетов, ни оптики… В одну из поездок по Пескам у меня на броне ехал боец 3-го полка Женя Подолянчук. На перекрестке с улицей Мира мы пожали друг другу руки, и он рванул в аэропорт, а мы — дальше… Вскоре Женя там, в новом терминале, и погиб…
После второй реабилитации и отпуска я вернулся в эти же места. Мои танки уже стояли не только в Песках, но и в соседнем Водяном, Опытном. Я увидел, что третья рота, собранная из призывников новой волны мобилизации, в работе ни разу не была. Пришлось учить их всему. Тогда же мы начали работать из закрытых огневых позиций. Особых боев не было, но на Пасху Пески снова крыли так же активно, как осенью. Саша Чапкин, совсем юный боец, со своим механиком Андрюхой Галатом работали там постоянно. Потому что, когда по нам начинают бить, следует отвечать.
Со многими бойцами, с которыми Дмитрий Кащенко познакомился в боях, он общается до сих пор. И для него нет разницы, кто перед ним — офицер в генеральских погонах или доброволец, который до сих пор защищает страну, не подписывая контракт с армией. Одинаково шутит со всеми, рассказывает анекдоты, серьезно обсуждает текущую ситуацию на фронте и возможность совместной работы. Прошлую ротацию 58-я бригада под командованием полковника Кащенко провела под Торецком и Горловкой. Комбриг смеется, что «удачно» совпал локдаун с их пребыванием в окопах.
— Бойцы ни с кем не контактировали, в город не выходили, поэтому заболевших у нас не было, — рассказывает он. — Полгода назад начали проводить вакцинацию прямо здесь, под Донецким аэропортом. Надеюсь, прививки уберегут моих подчиненных от тяжелого течения болезни. О солдате нужно заботиться в первую очередь. Ведь именно он копает траншеи и дежурит на опорных пунктах. Вот это и есть главные люди на войне. А я что — так, пошутить, побалагурить…
Следует отметить, что с начала октября оккупанты усилили обстрелы позиций ООС на Донбассе, информация о ранении бойцов поступает практически каждый день.
На фото в заголовке: «Именно здесь меня настигли осколки, — показывает Дмитрий Валерьевич. — Один из них мне голову проломил, но я еще пытался раненых таскать» (фото автора)