Ровно 80 лет назад в мариупольском Бабьем Яру нацисты расстреляли около 12 тысяч евреев. Среди немногих, избежавших в те трагические дни гибели, оказался восьмилетний Вениамин Борисковский, которого спасла украинская семья Олейниченко.
— Во время оккупации гитлеровцами Мариуполя мои родные целый год прятали в своем частном доме еврейского мальчика Веню Борисковского, чудом спасшегося во время массового расстрела евреев нашего города 20 октября 1941-го, — говорит Таисия Лобанова из Мариуполя. — Мои дедушка Яким и бабушка Полина Олейниченко не испугались взять мальчика, несмотря на то, что в двух комнатах их дома поселились немцы (хозяевам оставили лишь одну самую маленькую комнатку). Причем у бабушки и дедушки были собственные дети, жившие вместе с ними: 14-летняя Валентина (я ее дочь) и мой дядя Виктор, которому тогда было 16 лет. А старший сын Константин в это время воевал в рядах Красной армии. Семья Олейниченко очень рисковала, ведь нацисты расстреливали за укрывательство евреев. В самой маленькой комнате, в которой вчетвером ютились мои родные, стояло пианино немецкой фирмы Uebeld & Lecheiter. До войны на нем играли бабушка и мама. Во время оккупации города в этом музыкальном инструменте наша семья прятала Веню от незваных постояльцев.
Читайте также: Украинские Шиндлеры: во время Холокоста украинцы, рискуя жизнью, спасли тысячи евреев
— Историю спасения Вени Борисковского я слышала не только от своих родных, но и от него самого, — рассказывает Таисия Лобанова. — Ведь после войны он вернулся в Мариуполь, дружил с нашей семьей. Вениамин запомнил, как их с мамой вместе с большим количеством других людей гитлеровцы гнали по дороге, затем в каком-то месте заставляли снять с себя одежду. Он запомнил, что мама шла в колонне раздетая впереди него и нелюди в военной форме ударами палок подгоняли ее и других евреев.
Потом их поставили у края оврага. Как только раздались пулеметные очереди, мама толкнула Веню в ров — чтобы спасти. Мальчик потерял сознание. Когда очнулся, лежал под телами убитых. Он сам был ранен, но нетяжело. К тому времени уже было темно, в октябре у нас темнеет рано.
С трудом выбравшись изо рва, ребенок наткнулся на подростка лет 15—16, который тоже чудом остался жив. Они направились в ближайший поселок Агробаза. Постучали в хату. Хозяин их не пустил, сказал, что могут отдохнуть в сарае. «Но помните: я вас не видел», — добавил он.
Мальчики перевели дух и пошли в Мариуполь к Вениной тете Анне Вениаминовне. Она еврейка, была замужем за украинцем (как сложилась ее судьба, я не знаю). Оставлять у себя племянника тетя побоялась, поскольку к ней в дом могли в любой момент нагрянуть гитлеровцы, чтобы арестовать. Решила отвести Веню к Олейниченко. Она хорошо знала эту семью: в мирные времена заказывала моей бабушке пошив одежды и постельного белья. Бабушка работала, как тогда говорили, модисткой. Она шила и по заказам Вениной мамы, в том числе детские вещи.
До войны Веня неоднократно бывал в нашем доме со своей мамой. Его тетя понимала, что мои родные — отзывчивые и надежные люди. Она не ошиблась. Привела мальчика, и бабушка с дедушкой без лишних слов забрали его в дом, несмотря на то, что под одной крышей с Олейниченко поселились гитлеровцы.
Я неоднократно мысленно ставила себя на место дедушки с бабушкой, чтобы понять, как сама поступила бы, окажись в такой ситуации. Уверена, ни секунды не сомневаясь, я взяла бы мальчонку.
— Как пришла идея использовать пианино в качестве укрытия для мальчика?
— Как я понимаю, бабушка с дедушкой опасались, что гитлеровцы могут отнять пианино и отправить в Германию, поскольку оно изготовлено немецкой фирмой. К тому же моим родным нужно было на чем-то спать — незваные «квартиранты» пользовались их кроватями. Поэтому Олейниченко придумали положить пианино спинкой вверх. Это позволило использовать музыкальный инструмент в качестве тахты. На него положили матрац, застелили простынь, покрывало. Причем покрывало взяли большое — до самого пола, чтобы из-под него не было видно клавиш и при беглом осмотре нельзя было понять, что это пианино. Оно упиралось о пол панелью с клавишами. Благодаря этому под пианино находилась небольшая ниша. В ней и прятали Веню.
— Его выводили на улицу?
— Конечно. Нужно было промывать и перевязывать раны на теле мальчика, кормить его, давать возможность подышать свежим воздухом, подвигаться. Пока была зима, все это делали по ночам. Прогуливали Веню во дворе своего дома. Мама вспоминала, что Веня был смышленым и послушным. Они его очень любили. Когда на улице стало тепло, начали выводить мальчика днем. Немцы уходили по своим делам, и тогда он мог играть во дворе.
Мой дядя Виктор становился на стражу на улице, мама — возле калитки. Когда на дороге появлялись немцы, Виктор давал знать сестре (моей маме), и она командовала, чтобы Веня бежал прятаться. За целый год никто из посторонних его не увидел. Однако однажды хлопчика случайно заметил один из гитлеровцев, бывших у Олейниченко на постое. Бабушка с дедушкой сказали, что мальчик — их родственник. Но немец заявил: нет, он еврей. Однако не донес. Это было осенью 1942 года. Как раз тогда оккупанты расстреляли в Мариуполе несколько семей за укрывательство евреев.
Продолжать прятать у себя Веню стало уж слишком рискованно. Тем более что если бы тот немец увидел его еще раз, то это могло бы обернуться роковыми последствиями и для мальчика, и для моих родных. Поэтому дедушка увез его из Мариуполя к родственникам в Киев (по другим сведениям, в одно из соседних сел к знакомым. — Авт.). Если я все правильно запомнила, после освобождения столицы Веня рос в детском доме. А затем его призвали в армию. Отслужив срочную службу, он вернулся в Мариуполь. Конечно, пришел навестить моих родных. Они стали с ним регулярно общаться.
Вениамин устроился механиком на завод и пошел учиться в вечернюю школу, чтобы получить полное среднее образование. В школе познакомился с девушкой Аллой, впоследствии ставшей его женой.
Я до девяти лет жила в доме по улице Советской (ныне Харлампиевской), 30, в котором мои родные прятали во время войны Веню. Потом мои родители получили квартиру в многоквартирном доме-сталинке. А в соседнем доме жил Вениамин Борисковский с женой и дочкой Ириной. Мы с ними дружили.
В 1990-е они уехали в Израиль. Видимо, там Вениамин и рассказал, кто спас его. В результате в 1998 году мои дедушка, бабушка, мама и дядя были удостоены звания праведников мира (его получают неевреи, которые во время Холокоста, рискуя жизнью, спасали евреев. — Авт.). Их имена написаны на Аллее праведников народов мира в Иерусалиме. Я мечтаю побывать там.
Мои мама и ее брат Виктор еще были живы, когда получили звания праведников. Виктор скончался в 2000-м, а моя мама — в 2010-м.
— Вениамин еще жив?
— К сожалению, нет. Он с женой Аллой каждый год вплоть до 2010-го приезжали в Мариуполь повидаться с родственниками супруги, друзьями и знакомыми. Затем Вениамин заболел, и они перестали ездить на родину. А Алла жива. Мы с ней регулярно общаемся по телефону. У нее есть уже не только внуки, но и правнуки.
— Пианино, которое семья Олейниченко использовала в качестве схрона для еврейского мальчика Вени, сохранилось, — говорит Виталий Горобец, старший научный сотрудник Национального музея истории Украины во Второй мировой войне. — В нынешнем году Таисия Александровна Лобанова передала этот музыкальный инструмент в наш музей. Сейчас он демонстрируется на выставке «Холокост», которую мы открыли в сентябре.
Во время массового расстрела евреев, который учинила в Мариуполе эсэсовская зондеркоманда 10-а, погибли 11 родственников Вениамина Борисковского, в том числе мама и трехлетний братик.
Многие подробности тех жутких событий мы знаем из дневника и интервью Сарры Глейх. В начале войны она была молодой девушкой, приехала в Мариуполь из Харькова к своим родным, устроилась на работу в местный узел связи. Вся семья Сарры должна была уехать в эвакуацию 10 октября 1941 года. Однако за два дня до этого город захватили гитлеровские войска. Оккупационная администрация одним из первых своих распоряжений обязала евреев носить на одежде шестиугольную звезду. Вскоре всем евреям Мариуполя и окрестностей приказали явиться с документами, ценностями и минимально необходимым запасом вещей к казармам, где прежде размещалось одно из подразделений Красной армии (ныне это корпус Приазовского технического университета).
— К месту сбора Сарра пошла с родителями, сестрой Фаней, маленьким сыном сестры Владом и тетей, — продолжает Виталий Горобец. — В казармах мест всем не хватило, хотя люди заняли даже подвалы и чердаки. Некоторым пришлось оставаться на улице. Немецкие солдаты охраняли, чтобы никто не сбежал. Приходила домохозяйка Сарриной сестры, предлагала отдать ей Владика, чтобы спрятать его. Но Фаня отказалась.
Еды им не давали. Сарра и ее родные голодали — продуктов у них вообще не было. Через день (в понедельник, 20 октября) утром гитлеровцы подогнали автобусы. На них увозили пожилых людей и женщин с маленькими детьми. На автобусах увезли Сарриных родителей и сестру с маленьким Владом.
Остальных нацисты построили в колонны и пешком погнали к месту расстрела — к поселку Агробаза. Там находились противотанковые рвы, которые вскоре стали братской могилой. Сарра с тетей шли в колонне. Немцы уверяли, что евреи следуют к новому месту жительства.
Возле поселка Агробаза Сарра догнала Фаню и ее сына. Спросила, где родители, но Фаня их не видела. Вскоре им приказали раздеться до нижнего белья. Какой-то немец сорвал с руки Фани часы. Их погнали к краю одного из противотанковых рвов. Фаня взяла на руки сына. Эсэсовцы открыли огонь в спину. Это последнее, что запомнила Сарра во время расстрела. Она очнулась во рву под трупами погибших, когда уже смеркалось. Сильно болела рана возле лопаток. Трупы над ней как бы вздрагивали — эсэсовцы стреляли по ним, чтобы добить раненых. Раздавался плач еще живых малышей, погребенных под телами взрослых. Сарра стала звать Фаню. Но лежавший рядом живой мужчина потребовал молчать, чтобы их не обнаружили палачи.
Выбираясь наружу из-под тел, Сарра сорвала ногти на пальцах на ноге. Было уже темно. Вскоре она встретила еще одну чудом уцелевшую женщину Веру Кульман, и они пошли вместе. В поселке они постучались в одну из хат. Их не пустили. В следующей — тоже отказали в помощи. Хозяйка третьего дома дала старенькую одежду. Окровавленные, они пошли по ночной степи. Отдыхали днем в стогах сена. Дорогу в темноте найти не могли. Поэтому в конце концов пошли в город при свете дня. В Мариуполе их приняли знакомые — семья Рояновых. Им принесли теплую одежду, которая осталась в доме Сарриных родителей.
Немного отдохнув, Сарра пошла на восток. Минуло больше месяца, пока она наткнулась под Ростовом на советских разведчиков. Те поначалу приняли ее за немецкую шпионку и хотели было расстрелять. Но все же привели в расположение своего подразделения, и командир решил ее отпустить. Оказавшись на советской территории, Сарра сначала не афишировала то, что находилась на оккупированной территории. Тогда это было опасно, ведь чекисты запросто могли обвинить ее в шпионаже. Но все же она написала дневник и отослала его знаменитому писателю Илье Эренбургу. Он помог: власти проверили, действительно ли она та, за кого себя выдает, и выдали ей новый паспорт.
Читайте также: «Есть теперь куда класть цветы и где молча постоять, уронить слезу»: первый памятник в Бабьем Яру появился спустя 35 лет после трагедии
На фото в заголовке: Пианино, которое семья Олейниченко использовала для спасения Вени Борисковского, сейчас демонстрируется на выставке «Холокост» в Национальном музее истории Украины во Второй мировой войне
Фото с сайта Национального музея истории Украины во Второй мировой войне