Выдающийся украинский композитор, автор легендарной «Червоной руты», «Водограя» и еще более ста популярных песен, музыки к нескольким спектаклям и свыше полусотни инструментальных произведений Владимир Ивасюк родился 4 марта 1949 года в небольшом городке Кицмань Черновицкой области в семье писателя и историка буковинского края и учительницы. В 1966 году семья переехала в Черновцы. Там юноша поступил в медицинский институт, однако вскоре его исключили за участие в «политическом инциденте» (позже продолжил учебу во Львовском мединституте, который окончил в 1973 году, спустя год после этого поступил на композиторское отделение Львовской консерватории). Устроился работать на завод «Легмаш», где руководил заводским хором.
13 сентября 1970 года впервые исполнил вместе с Еленой Кузнецовой песни «Червона рута» и «Водограй» в телепередаче «Камертон хорошего настроения». Однако настоящую путевку в жизнь этим песням дал ансамбль «Смерічка» (солисты — Назарий Яремчук, Василь Зинкевич и другие). В 1971 году в Яремче сняли музыкальный фильм «Червона рута», где главные роли исполнили София Ротару и Василь Зинкевич. Песня «Червона рута» победила на 1-м Всесоюзном фестивале «Песня-71», а «Водограй» — в следующем году. С этой песней София Ротару победила в международном песенном конкурсе «Сопот-74», а через три года на этом же фестивале заняла первое место с песней Ивасюка «У долі своя весна…»
24 апреля 1979 года Ивасюк, которому незадолго до этого исполнилось 30 лет, вернулся из Хмельницкого домой во Львов. Днем его кто-то вызвал по телефону якобы в консерваторию. Он оделся, вышел из квартиры. Больше родные его не видели.
Родители сразу же заявили об исчезновении сына в милицию. Тело Владимира в Брюховичском лесу нашел 18 мая солдат, случайно наткнувшийся на полувисящий-полустоящий труп. Официальной версией смерти было названо самоубийство. Лишь через тридцать лет, 13 июня 2019 года, судебная экспертиза установила, что это было убийство. Согласно неофициальной версии, к смерти Ивасюка мог иметь отношение КГБ.
Проводить Ивасюка в последний путь пришли тысячи людей. Гроб, украшенный ветками калины и вышитым рушником, несли на руках до самого Лычаковского кладбища. Это была невиданная в те годы акция непослушания властям, ведь в вузах именно на этот день назначили комсомольские собрания с обязательной явкой. Всюду давали указания не идти на похороны, а о месте и времени похорон нигде не сообщалось. Некролог появился только в одной газете, выходившей малым тиражом. Но в тот день во Львове невозможно было купить цветы…
А потом началась страшная травля уже мертвого Владимира. Могилу трижды поджигали… Тем не менее она круглый год утопает в цветах.
О своей дружбе с Владимиром Ивасюком вспоминает известный украинский композитор Игорь Поклад.
Однажды мы с женой проезжали мимо «Жулян». Я взглянул на здание аэровокзала и тихо сказал: «Сколько раз я подвозил сюда Володю Ивасюка!» Таксист встрепенулся: «О, так мы с вами коллеги, оказывается?» — «В каком смысле «коллеги»? — удивился я. — «Ну, раз Ивасюка подвозили, таксовали, значит? Шабашили?» — «А, ну да… В этом смысле, наверное, коллеги».
В столице Володя бывал часто. Когда сейчас читаю интервью разных деятелей, удивляюсь: каждый был его другом. Но настоящих друзей у него было немного. По крайней мере, в Киеве. Семья Рыбчинских, Юра и Сашенька, с которыми у Володи были самые теплые отношения, Коля Мозговой да я.
Нельзя сказать, что Володя был общительным, скорее интровертом. Была у него одна особенность — он работал по ночам и не любил ночь за то, что вообще не мог спать. Не хотел. Поэтому часто перед отлетом домой он приезжал ко мне. Мы сидели, разговаривали, выпивали, разбирали новые песни, спорили и радовались свежим идеям. Именно так, под вечер, он однажды появился в моем доме.
К тому времени мы оба были уже довольно известными композиторами, наши песни звучали на радио и по телевидению. Естественно, мы не могли не знать друг о друге. Тогда мы расположились в моей однушке, мама накормила нас, и вдруг Володя вынул из-за пазухи газету:
— Игорь, держи. Почитай. Я должен тебе это показать.
Я взял страницу и среди всего прочего увидел фразу: «Не знаю, смогла бы появиться моя „Червона рута“, не появись чуть раньше песня Игоря Поклада и Юрия Рыбчинского „Зелен клен“. Она оказала сильное влияние на меня. И именно под этим влиянием я и работал над своей песней».
В ту ночь мы, естественно, проговорили до утра, как будто хотели наговориться на всю жизнь. И именно в ту ночь я впервые предложил отвезти его в аэропорт, что стало нашей традицией на долгие годы. Да и поймать такси под утро в Киеве в 1970-х — это что-то из области фантастики.
Ту невероятную зимнюю ночь я запомнил на всю жизнь. Где-то на окраине Киева в занесенной снегом по самую крышу машине спали два композитора…
Несколько дней подряд в столице бушевала метель. Город постепенно засыпало снегом, кусты давно скрылись под толстыми сугробами, дворники уже не справлялись со своей работой. Аэропорты отменяли рейсы, но билеты все же были в продаже. Один из них лежал в кармане у Володи.
Мы надеялись, что к утру все утихнет, согласно прогнозу Гидрометцентра. Главной задачей было добраться до аэропорта. Как обычно, досидев почти до утра, мы стали собираться, с трудом откопали мой автомобиль из огромного сугроба, сели и поехали. Этой дорогой мы ездили десятки раз, но в ту ночь мне казалось, что мы где-то в снежной пустыне: дома, остановки, магазины, даже уличные фонари были залеплены толстым слоем снега. Вот уж поистине «такого снегопада давно не знали здешние места».
Читайте также: «Если бы я набрал Мишу Ткача из ада и попросил о помощи, он бы ответил: «Тримайся. Я спускаюся», — Игорь Поклад
Чем дальше мы ехали, тем большее беспокойство охватывало меня. Мы петляли какими-то улочками, оглядывались по сторонам и не понимали, где находимся. Вероятно, в полной темноте во время метели я просто свернул в какой-то момент не туда. Я припарковал автомобиль, выехав на тротуар, чтобы никто не врезался в нас сзади, и сказал:
— Все, Володя. Приехали мы с тобой, похоже. Понятия не имею, куда нам двигаться дальше. До самолета еще пара часов, давай-ка мы сейчас перекемарим, дождемся рассвета и поедем. Я не понимаю, где мы находимся.
— Согласен. Выхода-то все равно нет.
Мы выключили печку, чтобы не угореть, укутались поплотнее в свои дубленки, нахлобучили на лоб шапки, немного откинули сиденья и постарались уснуть.
В какой-то момент, услышав совсем близко гул ревущего двигателя самолета, мы чуть не выпрыгнули из салона. Я рывком открыл двери автомобиля, выскочил в сугроб, которым почти занесло наше временное пристанище и обомлел. На расстоянии вытянутой руки, метрах в ста от нас, был аэропорт «Жуляны». На здании аэровокзала светились четыре огромные буквы «Киев». Не доехали всего чуть-чуть…
Мы обнялись на прощание, пожелали друг другу удачи и успеха, и он улетел во Львов. Я смотрел на взмывающий в небо лайнер и еще не знал, что отпускаю его туда, в небо, навсегда. Больше мы не встретились. Никогда. Весной того же года его не стало.
Несколько лет спустя в моей квартире раздался телефонный звонок:
— Игорь Дмитриевич, у нас к вам просьба. Мы готовим к выпуску сборник песен Владимира Ивасюка и хотели бы попросить вас написать рецензию к нему.
— О чем вы? Какая рецензия? Я сроду этого не делал. И сейчас не возьмусь. Я не умею.
— А если мы вам скажем, что об этом вас просит его отец? Именно он попросил разыскать вас.
Я замялся. С одной стороны, дело для меня новое, я действительно не представлял, с какой стороны к нему подступиться, с другой — просьба отца, потерявшего сына. И я согласился.
Читайте также: «Благодаря Магомаеву у меня в Москве всегда был номер в самой современной тогда гостинице «Россия», — Игорь Поклад
Мы познакомились с отцом Володи Михаилом Григорьевичем. Теплым летним днем он приехал ко мне в Киев. Потрясающий человек. Удивило, что он казался гораздо старше своих лет. Потеря сына сказалась на его здоровье. Приехал он ко мне с огромной стопкой нот Володи — от самых первых, никому не известных песен, до шлягеров, заполонивших все радиостанции Союза. Он тихо рассказывал мне о сыне, я ему — о дружбе с ним. И тогда он произнес:
— Если бы сегодня Володя был жив, никому, кроме вас, он не показал бы эти ноты. И эту ответственную работу никому бы не доверил. Я это точно знаю. Надеюсь, вы справитесь. Пишите все как есть. Он не обидится. И я тоже. Спасибо.
Я сел разбирать записи. Вот Володя совсем юный: каждая нота выписана каллиграфическим почерком ученика музыкальной школы. А вот они уже «прыгают» — он торопится записать, чтобы не забыть. А вот они несутся, я не поспеваю за ними. Какой же верной оказалась теория моего преподавателя. По нотам я реально видел взросление композитора Ивасюка.
Но моей задачей было оценить его творческий багаж. От песни к песне он становился все ярче и ярче. Что греха таить, есть композиторы «одной песни» — написал и почивает на лаврах. Есть такие, у которых миллион песен, но все они «одна песня длиною в жизнь» — ничего нового, одна гармония и практически одна мелодия. Володя не повторился ни разу! От песни к песне он становился все выше и выше в своем мастерстве. Его песни были совершенно разными, и каждая уникальна по-своему. И, безусловно, все они зрелые, профессиональные, глубокие. Я написал: «Это золотой фонд украинской песни. Это клад, которому нет цены…»
Читайте также: Игорь Поклад: «Я помню каждое мгновение, проведенное рядом с Алексеем Петренко»
Мне и сегодня очень сложно говорить о Володе в прошедшем времени. Просто позволю себе предположить, что мы потеряли огромный бриллиант из драгоценной короны под названием «украинская песня». Его некем заменить. Ивасюк неповторим и уникален. Подобные ему рождаются редко. Только если Господь хочет одарить народ, он спускает на Землю душу, вложив в нее талант.
Уходит та эпоха. Что остается? Память. Я благодарен Богу, что он дал мне возможность дружить с невероятными людьми. Самобытный, неповторимый, скромный, бесконечно талантливый, навсегда оставшийся молодым, Володя в этом ряду стоит немного особняком. Несмотря на небольшую разницу в возрасте, он относился ко мне как к наставнику. Я этого не замечал, пока мне не рассказал об этом его отец.
А еще Володя был трудягой. Мединститут, неоконченная консерватория, сотни песен. Если учесть, что все это богатство он накопил к 30 годам, можно представить, как он работал.
…Я уже много раз писал о том, что там, наверху, компания намного интереснее, чем на Земле. Знаю, что Володе там не скучно.
Ты ушел в небо. Неожиданно и несправедливо. Но ничего уже не исправить. Знаешь, а ведь твоя «Червона рута» до сих пор звучит с грузинским, литовским или казахским акцентом? Что уж об украинцах говорить? «Червона рута» жива, Володя. И будет жить, пока жива память. И да, твоя «пісня буде поміж нас». Храни тебя Господь, друг. Светлая тебе память и огромная благодарность от всех, кто тебя знал и любил.
Читайте также: Композитор Игорь Поклад: «Моя новая книга — об эпохе, о людях, о творчестве»