Мы общаемся, по сути, ночью, потому что, как оказалось, оба работаем допоздна. Игорь Александрович — военный пенсионер. Ему 66, но об отдыхе даже не задумывается.
— Иногда рабочие совещания в Zoom у меня начинаются в девять вечера, а заканчиваются под утро, — улыбается. — Сейчас активная общественная деятельность и есть моя жизнь.
Игорь Мочалов — председатель наблюдательного совета общественной организации «Полтавские семьи павших защитников Украины», а также член совета семей погибших при Министерстве по делам ветеранов. Говорит, что он как украинец родился на Майдане и сейчас принципиально не говорит на языке оккупантов. Его война началась с того дня, когда единственный сын Александр (кстати, имел «белый» военный билет) ушел добровольцем на фронт.
Сашу хоронили дважды. Первый раз 16 октября 2014 года как неизвестного бойца под номером 679 на Краснопольском кладбище в Днепропетровске, а второй — 6 февраля 2015-го в родной Полтаве под своей фамилией. Чтобы иметь возможность возложить цветы на могилу сына, отцу пришлось пересмотреть горы изуродованных тел и даже усовершенствовать некоторые порядки в государстве.
Искать 36-летнего сына, служившего разведчиком-санитаром батальона спецназначения «Донбасс», Игорь Александрович начал через три дня после Иловайского котла. Сначала отправился в Запорожье, куда свозили тела, собранные на пути прорыва наших войск. Просмотрел около восьми десятков фотографий погибших. Позже, когда городской морг оказался переполнен, останки воинов стали направлять в Днепропетровск.
— 3 сентября туда доставили два грузовика с телами и фрагментами, — подполковник в отставке Игорь Мочалов едва сдерживает эмоции. — Грузовики были без тентов, а девяносто восемь трупов, пролежавших пять дней на солнце, без мешков. В этой куче было и тело моего сына. Но узнать его было невозможно — все казались на одно лицо. Картина не для слабонервных…
По идее, отец должен был забрать в Полтаву для захоронения сильно обгоревшее и совершенно неузнаваемое тело под номером 683. На то, что это может быть Александр Мочалов, указывали личные вещи, обнаруженные в кармане брюк, кусок которых приклеился к телу. В кармане находились наручные часы (они продолжали тикать!) и Сашин старенький мобильный телефон с sim-картой. «Nokia» Игорь Александрович сразу узнал — сам пользовался ею, а потом отдал сыну, когда тот шел на войну. Но внутреннее чутье подсказывало мужчине, что тело чужое. И он отказался забирать его до подтверждения результатов ДНК. Как военный человек Игорь Мочалов понимал, что личные вещи сына могли находиться отдельно от него самого. Пропавший без вести и убитый — не одно и то же. Поэтому вместе с волонтерами и небольшой группой родственников других солдат, не вышедших из Иловайского котла, продолжил поиски.
— Нашел трех сослуживцев Александра, которые видели его последними, — продолжает Игорь Александрович. — Они рассказали, что грузовой автомобиль, в кузове которого бойцы выбирались из оцепления, попал под сильный вражеский огонь. Выжили только четверо — сидевшие у заднего борта. Взрывной волной их просто сбросило на землю. Среди них был и Саша. Ребятам ничего не оставалось, как укрыться в пшеничном поле и ждать попутного транспорта. Тут боевики подбили еще одну машину с нашими ребятами. Александр Мочалов бросился к раненым. Очевидно, он встал, чтобы кого-то оттащить, и в этот момент получил пулю в висок…
Через несколько месяцев, вернувшись из плена, один из Сашиных побратимов опознал его на видео, размещенном на YouTube сепаратистом, который снимал ту местность сразу после боя. Рядом с телом Александра лежали санитарная сумка и рассыпанные лекарства.
— Но почему так долго не удавалось идентифицировать останки?
— Законы нашего государства создавались в мирное время. И следователи (по каждому факту убийства открывается уголовное производство) физически не могли быстро произвести процессуальные действия в отношении большого количества погибших. Сашино дело начинал следователь милиции из Днепропетровска, затем его забрала прокуратура и передала в Мариуполь Донецкой области, по месту гибели сына. Биологические материалы погибших находились в Запорожье, а биологические материалы родителей — в Киеве. И хотя они были сведены в одну базу и анализы ДНК совпали, возникли проблемы с сообщением информации родным. Дело сдвинулось с места только после того, как я попал на прием к Арсену Авакову, в то время руководителю МВД. Рассказал ему о непонятной волоките с оповещением родственников о результатах ДНК. И буквально через три дня после этого мне дали карту опознания для окончательного подтверждения выводов экспертизы.
Игорь Мочалов таким образом в январе 2015 года разблокировал процесс эксгумации и перезахоронения защитников Украины, которые до тех пор числились как неизвестные. Сразу после него около двух десятков семей смогли забрать останки погибших с Краснопольского кладбища и похоронить их на родной земле. К Игорю Александровичу стали обращаться за советами родственники других без вести пропавших защитников. Он не только консультировал их, но и встречался с людьми лично, помогал готовить документы.
Большое значение имело то, что Игорь Александрович хорошо знает военное и гражданское право (до войны много лет занимался юридической практикой). Ну и, конечно, его личный горький опыт и активная гражданская позиция.
— С самого начала боевых действий, провожая в последний путь своих защитников, люди становились перед ними на колени, хотя по закону добровольцы были никем, — говорит Игорь Александрович. — Да и как такового определения воевавших не существовало. Их называли атошниками — производным от аббревиатуры АТО (антитеррористическая операция), которая на самом деле не соответствовала сути военно-боевых действий. Поэтому нужно было нарабатывать новые правовые нормы, вносить поправки в законодательные документы. Ведь в Украине законы, определяющие статус ветеранов войны и льготы для членов семей погибших, принимались в соответствии с Конституцией УССР. Сначала наша общественная организация решала эти вопросы на местном уровне, а с 2019 года меня как главу ее наблюдательного совета включили в общественный совет и совет семей погибших при Министерстве по делам ветеранов. Наша основная задача — сбор и анализ проблемных вопросов, с которыми сталкиваются семьи погибших, их обобщение, оценка и выработка предложений для устранения несоответствий на законодательном уровне. Эти предложения представляются на рассмотрение Минветеранов и Минсоцполитики, которые готовят соответствующие изменения к нормативно-правовым актам.
— Кстати, как правильно теперь называть атошников?
— Правильно говорить — защитники Украины. Защитники и защитницы. Так в прошлом году приняла Верховная Рада, чтобы подчеркнуть роль женщин в войне.
— В нашем календаре знаменательных дат определены два дня для чествования защитников: 14 октября — государственный праздник, который был установлен в 2014 году, и 29 августа — День памяти защитников Украины, погибших в борьбе за независимость, президентский указ о котором появился в 2019 году. Почему так?
— Сначала было отменено празднование Дня защитника Отечества 23 февраля, доставшееся нам в наследство от Советского Союза. Согласитесь, отмечать его вместе со страной-агрессором — позор. День украинских защитников и защитниц отмечаем 14 октября, он совпадает с Днем казачества. А 29 августа — это скорбный день, приуроченный ко дню величайших потерь украинской армии на Донбассе, Иловайской трагедии.
Читайте также: «Во время затишья на что-то присел. Потом понял, что это были тела погибших ребят»: рассказ очевидца Иловайской трагедии
— Статус участников боевых действий добровольцы получили всего два года назад, после того, как в Закон «О статусе ветеранов войны, гарантиях их социальной защиты» были внесены изменения и дополнения. Вы лично как член семьи погибшего добровольца ощущаете социальную защиту?
— Этот закон был принят еще в 1993 году и базировался на правовых нормах Украинской ССР. Он защищал ветеранов Великой Отечественной войны, участников боевых действий на территории иностранных государств, семей погибших военных, лиц с особыми заслугами, детей войны, чернобыльцев… И распространялся на участников продолжающейся войны. Это был нонсенс. Но подготовка законопроектов занимает довольно много времени, поэтому не так все быстро было изменено.
— Слышала, в Полтаве до недавних пор жила почти столетняя бабушка, дочь погибшего или умершего участника бывшей гражданской войны, которая также имела льготы…
— Ничего удивительного. Закон 1993 года гарантировал социальную защиту детям участников гражданской войны в том случае, если они не создали свою семью и не имели детей.
В общем, льготы, связанные со службой в армии, только в Полтаве имеют 7,5 тысячи человек. По Украине — около 170 тысяч. А защитников Украины, погибших в российско-украинской войне, в Полтавской области — 195. У них осталось 388 членов семей. И эта небольшая категория граждан не получала должной защиты со стороны государства.
А вот относительно того, восстановлена ли справедливость в полном объеме, я бы не сказал. Иногда право есть, но человек не может им воспользоваться. К примеру, право на бесплатное получение лекарств. Его обязаны обеспечить местные власти, согласно программе «Доступные лекарства». Но на программу всегда не хватает денег. Я хорошо знаком с этой проблемой, потому что моя жена живет на лекарствах, и мы практически всегда покупаем их за свой счет.
Семьи погибших, кстати, имеют самый низкий уровень социальной защиты по коммунальным платежам.
С обеспечением санаторно-курортным лечением тоже много нюансов. Скажем, супруги погибших могут воспользоваться путевкой, если они уже пенсионного возраста. Если кто-то не получает пенсии по потере кормильца, то для получения путевки должен стать в очередь в управлении соцзащиты населения, которая двигается очень медленно.
Очевидно, что государственного бюджета не хватит на финансирование всех льгот в полном объеме.
— Каких проблем касаются последние наработки вашей группы?
— На завершающем этапе отдельный — что очень важно — законопроект «Об особом статусе защитников и защитниц Украины». Наша позиция такова: статус участника боевых действий, связанных с российско-украинской войной, должен отличаться от предыдущих. Президент уже подписал указ на основе нашего представления «О некоторых мерах по социальной защите ветеранов войны, семей погибших, защищавших независимость, суверенитет и территориальную целостность Украины», которым, в частности, предусмотрена денежная компенсация за получение жилья. Думаю, эти правовые документы, если они будут приняты, устранят многие спорные моменты, порождающие несправедливость и дискриминацию по отношению к упомянутым категориям лиц.
Сейчас работаю над документами, касающимися повышения пенсионного обеспечения военных и членов семей погибших в связи с потерей кормильца. В последнее время им уже дважды поднимали выплаты, и с 1 января будет еще одно повышение.
Кроме того, нарабатываем украинские традиции увековечивания памяти павших. Мы прописывали также процедуры поднятия самых больших флагов в областных центрах на День независимости этого года и их приспускания.
Многие законодательные нормы осовремениваем, подводим под них новую экономическую почву. Потому что уже давно никто не нуждается в установке домашнего телефона или льготного обслуживания в спецмагазинах.
А началась общественная деятельность Игоря Мочалова с обустройства сектора почетных военных захоронений на центральном кладбище в Полтаве.
— Часто навещая могилу сына, обратил внимание на то, что на аллее военных захоронений все разное — памятники, ограждения, что противоречит Закону «О погребении и похоронном деле», — рассказывает он. — Стал общаться с родителями других погибших, и пришли к выводу, что в Полтаве Аллея Героев должна быть обустроена по всем канонам и содержаться за счет городского бюджета. Депутаты нас поддержали, архитекторы разработали проект. И мы поняли, что вместе нам по силам решать вопросы, наболевшие для каждого и назревающие в обществе.
P. S. Недавно за значительный личный вклад в развитие Украины и многолетний добросовестный труд президент Украины наградил Игоря Мочалова орденом «За заслуги» ІІІ степени.
На фото в заголовке: Игорь Мочалов многое сделал для увековечивания памяти погибших воинов
Фото «Новости Полтавы»