Ровно 16 лет назад, 22 августа 1991 года, в Москве после провала путча член ГКЧП Борис Пуго покончил с собой. Пистолет «Вальтер» ему принес сын Девятнадцатое августа 1991 года вошло в историю как день, когда была предпринята последняя попытка сохранить СССР. В учебниках истории нынешним старшеклассникам об этом событии сообщают, что антиконституционный мятеж возглавил Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП). В него вошли семь высокопоставленных чиновников Советского Союза: вице-президент СССР Геннадий Янаев, председатель Совета министров Валентин Павлов, председатель КГБ Владимир Крючков, министр внутренних дел Борис Пуго, секретарь ЦК КПСС Олег Бакланов, председатель Крестьянского союза Василий Стародубцев и вице-президент Научно-промышленного союза Александр Тизяков. Чтобы придать своим действиям видимость легитимности, члены ГКЧП заявили, что президент СССР Михаил Горбачев не может исполнять свои обязанности по состоянию здоровья, поэтому его функции возложили на вице-президента Янаева. В Москву ввели войска, а Горбачева блокировали на даче в Крыму. Путчисты рассчитывали на поддержку простых людей, но ошиблись. Уже через три дня, 22 августа, народ праздновал победу демократии.
В этот же день с санкции Генпрокуратуры России были арестованы зачинщики переворота. Все, кроме одного. Министр внутренних дел СССР Борис Карлович Пуго, который, как утверждают свидетели, отдал приказ о введении внутренних войск в Москву, решил свою судьбу сам, застрелившись в собственной квартире.
На проходившей в это время сессии Верховного Совета РСФСР докладчик прервал выступление, чтобы сообщить о самоубийстве Бориса Пуго. В зале раздались аплодисменты. Присутствовавшие тогда еще не знали обстоятельств жуткой смерти министра. Многие из них потом пожалеют о своей реакции на известие о самоубийстве главы МВД СССР…
Двадцать второго августа около
10 часов утра арестовывать Бориса Пуго приехали председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко, первый заместитель министра внутренних дел РСФСР Виктор Ерин, заместитель Генерального прокурора РСФСР Евгений Лисов и… Григорий Явлинский. Они поднялись на 5-й этаж дома по улице Рылеева в Москве и позвонили в квартиру Пуго. Им долго не открывали. Наконец на пороге появился дряхлый старик. Это был 90-летний тесть Пуго. «У нас несчастье… » — сказал прибывшим дед.
О том, что увидели непрошеные гости в доме министра, позже в одном из телеинтервью каналу «Совершенно секретно», подготовившему передачу «Роковая ошибка генерала Пуго», рассказал Виктор Иваненко: «Это одно из тяжелейших воспоминаний в моей жизни: Пуго в предсмертных судорогах лежал на кровати, а напротив у другой кровати сидела на полу в луже крови его супруга… »
Жена министра, Валентина Ивановна Пуго, кандидат технических наук, доцент Московского энергетического института, умерла в больнице через сутки, так и не придя в сознание. Но о том, что из дома ее увезли еще живой, сын Вадим, в то время сотрудник КГБ, невестка Инна и отец Валентины Пуго узнали гораздо позже. Все тогда праздновали победу демократии, и в эйфории не сочли нужным сообщить родственникам такую «мелочь»…
Бориса Пуго и его жену власти велели кремировать без лишнего шума. Причем за городом, почти секретно. Но и после этого директора всех московских кладбищ отказывались предоставить место для погребения опального министра. Урны с прахом еще долго стояли на подоконнике в квартире сына. Только через четыре месяца после смерти Бориса и Валентины Пуго их прах предали земле на Троекуровском кладбище. На похороны пришли лишь несколько сослуживцев, но они не проронили ни слова.
Ни машины, ни дачи, ни счета в банке после смерти отца его единственному сыну Вадиму в наследство не осталось. Только скромная по нынешним меркам квартира. Участвовавший в расследовании обстоятельств смерти главы МВД СССР следователь по особо важным делам Генпрокуратуры СССР Леонид Прокшин позже рассказал журналистам, что «по квартире нельзя было сказать, что здесь живет министр внутренних дел такой большой страны, член ЦК КПСС, все было предельно скромно. Но было видно, что здесь живут люди очень интеллигентные и порядочные». На общей сбер-
книжке Бориса и Валентины Пуго было 6000 рублей, и еще 1000 в сейфе в кабинете министра — остатки зарплаты главы МВД СССР. Впрочем, Вадим на наследство и не рассчитывал. Отец воспитывал его в строгости и верности коммунистическим идеалам.
После школы Борис поступил в Рижский политехнический институт. Там и познакомился с Валентиной. Они прожили вместе почти 30 лет и были для окружающих примером верности и счастливой семьи. «Это просто чувствовалось, насколько они друг другу преданны и как любят, уважают друг друга. Гуляли они обязательно за ручку… » — рассказал телеканалу «Совершенно секретно» бывший секретарь ЦК КПСС Олег Шенин. Знавшие семью Пуго подтверждают его слова — такие семьи, где царят любовь и уважение, редкость.
Двадцать второго августа 1991 года, прежде чем выпустить себе в висок пулю из пистолета «Вальтер», Борис Пуго выполнил последнюю просьбу своей жены — он застрелил ее первой. «Это была именно ее воля, — уверен Вадим, сын Бориса и Валентины Пуго. — Другого и не могло быть. Разве что, если бы отец отказался сделать это, мама застрелилась бы сама».
… В начале 1960-х Бориса Пуго пригласили на работу в райком комсомола. Через десять лет его перевели в Москву — в ЦК ВЛКСМ. А в 1975-м он занял пост, на котором когда-то работал его отец, — стал первым секретарем Рижского горкома партии. Ему было всего 38… Переехав из Москвы в Ригу, почти год Борис Карлович с женой и сыном жили в гостинице. «Неудобно раньше других получать квартиру», — отвечал на недоуменные вопросы родственников и друзей Борис Карлович. В 43 года он стал председателем КГБ Латвии, первым секретарем ЦК Компартии Латвии — в 47, председателем КПК при ЦК КПСС — в 51 год. Министром внутренних дел СССР его назначил Горбачев в 1990 году. Они были знакомы еще с «комсомольских времен» и явно симпатизировали друг другу. В 1987 году Генсек ЦК КПСС лично прибыл в Латвию на 50-летие Пуго. Вручил Борису Карловичу орден Ленина. «Отец был в очень хороших отношениях с Горбачевым. Уважал его: «Это человек, с которым можно смело войти в следующее тысячелетие», — вспоминает Вадим Пуго. Но в начале 90-х что-то между ними не заладилось. Да разве только между Пуго и Горбачевым?
Во время допроса, состоявшегося 22 августа 1991 года, маршал Дмитрий Язов рассказал: «С конца 90-го — начала 91-го мы с Крючковым, Баклановым и Шениным регулярно встречались. Говорили о том, что партия разваливается, государство влезает в долги, народ бедствует — за все это кто-то должен отвечать. Вольно или невольно приходили к выводу, что во всем виноват президент… » Неизвестно, разделял ли Борис Пуго эту точку зрения, но и его отношение к Горбачеву стало меняться.
«Ближе к лету 1991 года все чаще в разговорах Пуго, оценках, высказываниях сквозило легкое разочарование», — вспоминал Юрий Голик, в то время председатель комитета по взаимодействию с правоохранительными органами при Президенте СССР. А Вадим Пуго признался, что отец ему как-то сказал: «Мы прекрасно понимаем, что Горбачев ведет страну к голоду, хаосу, разрухе».
Восемнадцатого августа около полудня семья Пуго вернулась из Крыма в Москву. Прямо из аэропорта отправились на служебную дачу. Собрались обедать. Борис Карлович еще не знал, что в Форосе уже шли переговоры между членами ГКЧП и Горбачевым. Разрезали арбуз, открыли привезенное из Крыма вино. И тут зазвонил телефон правительственной связи. Это был председатель КГБ СССР Владимир Крючков. «Положив трубку, отец, совершенно расстроенный, напряженный, сказал нам: «Все, ребята. Я уезжаю, там проблемы начались», — вспоминает Вадим. — Я спросил: какие проблемы? Он ответил: «В Карабахе начались беспорядки… » Я уверен, что, когда Крючков вызывал отца в Москву, он не назвал ему истинной причины вызова».
Так же считает и Александр Яковлев, который еще весной 1991-го сложил с себя полномочия члена Политбюро ЦК КПСС, а 17 августа публично заявил о возможности переворота. «Я думаю, что его (Пуго. — Авт. ) просто надули, — говорит Александр Николаевич. — А он человек дисциплинированный. Думаю, ему было сказано, что Горбачев в курсе дела, поддерживает и благословляет ГКЧП. Просто предать Горбачева он не мог».
К одиннадцати вечера 18 августа из Фороса вернулись посланники с сообщением, что Горбачев ГКЧП не поддерживает… Путчисты разошлись по своим рабочим кабинетам около четырех утра — уже 19 августа. Министр внутренних дел Борис Пуго дома так и не появился. В пять часов утра он отдал ГАИ приказ обеспечить сопровождение входящей в Москву бронетехники. Танки должны были взять под охрану все важнейшие объекты страны. Когда же утром 19 августа в перерыве трансляции балета «Лебединое озеро» по телевидению объявили о болезни Горбачева и переходе страны на чрезвычайное положение, люди вышли на улицы Москвы. Чтобы объясниться с народом, члены ГКЧП в 16. 00 собрали пресс-конференцию. По правую руку от Геннадия Янаева сидел Борис Пуго. Многие не узнали главу МВД. Он очень изменился за прошедшую ночь. Увидев мужа по телевизору, почувствовала неладное и Валентина Ивановна. Она замкнулась. Практически не разговаривала с сыном, невесткой, своим отцом. «Она лишь плакала», — вспоминает Вадим Пуго.
Позже на допросе бывший премьер-министр СССР Валентин Павлов скажет: «20 августа на вечернем заседании ГКЧП стало ясно, что все предпринятые действия — авантюра. Возле Белого дома — скопление людей и оружия. Без крови бы не обошлось. Пуго и Язов высказывали мысль об ошибочности введения танков».
Министр внутренних дел Пуго по-прежнему не выходил из своего кабинета. Двадцать первого августа в семь часов вечера в здание МВД вошел священник. Его провели в кабинет министра. Наверное, это была исповедь. Первая и последняя в жизни Бориса Пуго.
В восемь вечера министр наконец-то вернулся домой. Случившееся предложил сыну обсудить на балконе: очевидно, предполагал, что квартира может прослушиваться. «Вадим, все кончено. Меня предали», — вспоминает Вадим Пуго. — Я спросил: кто и что вообще произошло. Но отец повторил, что его предали. Я спросил, что дальше будет. Он ответил: «Меня арестуют. У тебя будет трудная жизнь. Ты теперь будешь сыном врага народа. Я сделал все, что мог. Больше ничего делать не буду».
Поздно вечером в квартире Пуго отключили правительственную связь. К этому времени прокуратура Российской Федерации уже возбудила в отношении всех членов ГКЧП уголовные дела по расстрельной статье «Измена родине».
В шесть утра 22 августа Борис Пуго разбудил сына. Вадим с женой и дочерью жил в соседней квартире. Борис Карлович велел сыну собираться на работу. Но прежде попросил принести пистолет. «Я послушно принес пистолет, — рассказывает Вадим Пуго. — Когда я зашел в комнату, отец сидел за письменным столом и что-то писал. Я подошел, вставил обойму в пистолет и отдал ему. Он перевернул листик, на котором писал, и снял очки. Сказал мне: «Ну, давай, Вадим, счастливо». Я вышел в коридор и увидел маму — всю в слезах. Она мне тоже сказала: «Да-да-да, Вадим, давай». Я подошел, поцеловал ее, а она даже немного отстранилась и снова сказала: «Все. Иди, иди». Я вышел из дома в восемь с минутами утра. Что-то говорить им не имел права. Я понимал, что жить в позоре они не смогут».
В половине девятого утра в квартире Пуго зазвонил городской телефон. Виктор Иваненко, председатель КГБ России, сказал: «Мы хотели бы с вами пообщаться, поговорить». «Наступила очень длинная пауза, которая мне не понравилась, — вспоминает Иваненко. — Затем Пуго сказал: «Да, понятно. Приезжайте».
После этого разговора Борис Пуго передернул затвор «Вальтера», приставил дуло к виску жены, нажал курок, а потом выстрелил себе в висок. Они оставили записки. «Дорогие мои! Жить больше не могу, — написала Валентина Ивановна. — Не судите нас. Позаботьтесь о деде. Мама». Борис Карлович же попытался объяснить близким причину своего поступка: «Совершил абсолютно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению. Да, это ошибка, а не убеждения. Знаю теперь, что обманулся в людях, которым очень верил. Страшно, если этот всплеск неразумности отразится на судьбах честных, но оказавшихся в очень трудном положении людей. Единственное оправдание происшедшему могло быть в том, что наши люди сплотились бы, чтобы ушла конфронтация. Только так и должно быть. Милые Вадик, Элина, Инна, мама, Володя, Гета, Рая, простите меня. Все это ошибка! Жил я честно — всю жизнь».
СССР, спасти который пытался Пуго и другие путчисты, просуществовал после смерти своего последнего министра внутренних дел всего четыре месяца — до декабря 1991 года. Все члены ГКЧП получили условные сроки, а впоследствии бы-ли реабилитированы. Спустя два года, в 1993-м, в Ярославле была поставлена опера «Великий гражданин», посвященная последнему министру внутренних дел СССР…