Сегодня народный артист Советского Союза празднует 70-летие
Иосиф Кобзон привык отмечать юбилеи на сцене. Впервые опробовав метод четверть века назад, с тех пор он каждую круглую дату знаменует полновесным отчетным концертом. Вот и сегодняшний день Кобзон проведет в обществе зрителей, которые соберутся в Государственном Кремлевском дворце, чтобы отпраздновать семидесятый день рождения народного артиста СССР.
- Свистят они, как пули у виска, Иосиф Давыдович?
- Мгновения? Не хочется произносить банальных слов, мол, с возрастом время ускоряет бег, но, по сути, так и есть. Кажется, вчера праздновал один юбилей…
- … а уже новая круглая дата на подходе. Десять лет, как пообещали согражданам закончить петь, а все поете, товарищ артист, поете.
- Знаете народную мудрость? Зарекалась ворона кое-что не клевать… Могу привести в оправдание много подобных афоризмов, но если говорить по существу, решение уйти со сцены я принимал осознанно и не собирался нарушать обещание. Во-первых, шестьдесят лет — предельный, критический возраст для певца. Заявляю авторитетно как профессор эстрадного вокала. Во-вторых, хотел подать пример коллегам в преклонных летах, до последнего цепляющимся за микрофон. Увы, не сумел. Оказалось, сцена — наркотик, от которого добровольно трудно отказаться.
- Крепко подсели?
- В молодости со мной работал импресарио, который был законченным наркоманом. Я видел, что такое ломка без очередной дозы. Зрелище — не приведи Господь! Сам ни разу не нюхал и не кололся, у меня аллергия на подобные зелья. Однажды в Штутгарте подсунули сигаретку, не сказав, что это такое. Потом чуть не помер. Что же касается сцены, после шестидесяти попробовал отучиться от нее, но затем опять начал принимать малыми дозами: спел на творческом вечере у одного композитора, у другого… И — пошло-поехало. Впрочем, если бы окончательно завязал, сейчас меня не было бы на этом свете. Как минимум дважды за последние годы выживал благодаря песне: сначала после сепсиса, с которым на три недели загремел в реанимацию, и позже, когда победил рак.
- О каком времени речь?
- О начале 2005 года. После операций по удалению опухоли долго и трудно приходил в себя. Все было — и пневмония, и отключение почек, и повторное заражение крови. От физической немощи, постоянной дикой боли, не скрою, посещали мысли о конце пути. Не привык чувствовать себя бренным и слабым, люблю быть лидером, а тут мечтал заснуть и не просыпаться. Но рядом находилась Неля. Жена не давала опускать руки. Наиболее сложный период длился почти три месяца, я похудел на двадцать с лишним кило, потерял голос, еле-еле хрипел, пластом лежал в постели. Врачи заставляли двигаться, а я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Очень боялся потери интеллекта. Закрывал глаза и повторял тексты песен, проверял, помню ли. В какой-то момент понял: встану сейчас или это не случится никогда. Меня в клинике навестил друг, и я попросил его: «Тельман, увези в Москву, иначе умру в этой Германии». Он удивился: «А врачи?» Говорю: «Полетели!» У Исмаилова свой самолет, его быстро подготовили к полету, и мы пустились в путь. Даже не попрощался с немецкими медиками, так все стремительно случилось. 19 марта вернулся в Москву, а через неделю уже пел в зале «Россия» в концерте по случаю Дня внутренних войск. Еле дошел до микрофона, ноги дрожали и подкашивались, взмок, как мышь, с трудом исполнил две песни, но за кулисами почувствовал: жизнь возвращается…
- И решили выдать прощальную гастроль?
- Да, может, семидесятилетие — последний шанс встретиться с моей публикой, живущей в разных уголках бывшего СССР. Меня не интересует, что такой страны больше нет, не я ее разваливал. Поэтому задумал тур по всем пятнадцати некогда братским республикам и даже расширил географию поездки за счет Болгарии, где впервые выступал в 1961 году. Уже проехал Софию, Тбилиси, Ереван, Баку, Вильнюс, Ригу, Таллин, Минск, Кишинев… Могу долго говорить о каждом концерте, но хочу сказать два слова про ридну Украину. Признаться, ожидал неприятных сюрпризов в Прибалтике, но там все прошло на удивление мирно и спокойно, зато в Киеве… Я пел в переполненном Дворце «Украина» в присутствии посла России Виктора Черномырдина, экс-президента Леонида Кучмы, других высоких гостей, выступление продолжалось полтора часа, когда вдруг вспыхнул задник сцены и повалил густой дым. Закончив песню, я обратился к публике с просьбой сохранять спокойствие. В этот момент сработала противопожарная система, сверху хлынула какая-то химическая жидкость, залив четыре ряда партера и всех стоявших на сцене. Уже не говорю о костюмах, но пострадали музыкальные инструменты, партитура! Я, как и полагается хозяину бала, последним покинул зал. Самое интересное началось потом: устроителей концерта обвинили в нарушении правил безопасности. Якобы чуть ли не мы сами подпалили «Украину»! Это при том, что пожарные нашли за кулисами пустую бутылку из-под бензина. Декорации явно подожгли, желая сорвать мой вечер. Спланированная акция!
- Кем?
- Сейчас расскажу, это не конец истории. После Киева я с успехом выступил в Днепропетровске и Донецке, приехал в Одессу, где когда-то состоялся мой первый в жизни сольный концерт. Едва вышел на сцену и запел, понеслись крики: «Жиды, вон! Москали, позор! Фанера!» Меня трудно вывести из равновесия, я ни на секунду не остановился, а в зале творилось черт-те что: одни аплодировали, другие свистели. Потом началась форменная драка, зрители принялись теснить провокаторов. Если бы не вмешался «Беркут», украинский спецназ, их, наверное, поубивали бы. Не знаю, сколько молодчиков было — пятьдесят или сто, но они не добились главного, не испортили людям праздник. Едва юных антисемитов и русофобов увезли в кутузку, концерт продолжился и шел четыре часа. Пожалуй, никогда в жизни меня не принимали столь восторженно. Понимал, зал этими овациями выражает моральную поддержку, но все равно испытал счастье. Хотя осадок от инцидентов, конечно, остался. Рассчитывал, украинские власти принесут официальные извинения. Напрасно. Устав ждать, написал Виктору Ющенко, что мне, народному артисту Украины, человеку, рожденному на этой земле, стыдно перед академическими коллективами из России за такой прием. И снова тишина. Наконец, спустя месяц пришел формальный ответ: дескать, сожалеем о случившемся, силовикам поручено разобраться. Письмо прислали мне в Госдуму, а перед артистами так никто и не извинился…
- Но вы тоже не самый большой любитель отыгрывать назад, Иосиф Давыдович. Наехали на Пугачеву в книге «Как перед Богом», обидели человека, а признать, что погорячились, не хотите.
- Сказал ровно то, что думал. И сейчас готов повторить: Алла — уже не девочка, в следующем году ей исполняется шестьдесят, пора вести себя, как настоящей примадонне, перестать мелочиться. Что тут обидного? И ведь главная претензия не к сути слов, а что вынес сор из избы. Почему бы и нет? Пусть люди знают: артисты слеплены из того же теста, что и остальные, у нас коммуналка, как у всех. Вспомните великого Булата: «Собирайтесь-ка, гости мои, на мое угощение, говорите мне прямо в лицо, кем пред вами слыву… » Понимаете? Все горазды судачить за спиной, а ты попробуй сказать правду в глаза! Пугачева же заявляет, мол, не приглашу Кобзона на «Песню года», пока тот публично не извинится. Какое она имеет право мною командовать? Я пел, когда ее в помине не было. Даже перед Сталиным дважды выступал — в 1946 и 1948 годах. Нет, с Пугачевой мне делить нечего, но и в одной компании теперь стараюсь реже появляться. Зачем ставить других в неловкое положение? Круг-то узкий, общих друзей, приятелей масса, людям приходится выбирать, чью сторону взять — ее или мою… Периодически кто-нибудь из знакомых заводит разговор: «Помиритесь. Сколько можно?» Всегда отвечаю: «А я не ссорился… »
- И со Жванецким?
- Михал Михалыч начал хаять людей, которые в трудную минуту подставляли ему плечо. Я такое не люблю. Сказал. Он тоже оскорбился. И Никита Михалков нашел повод обидеться, наверное, теперь не станет приглашать на Московский фестиваль. Ничего, мне и «Кинотавра» хватит. Вопрос не в этом. Видимо, у нас появилась каста неприкосновенных, которых критиковать нельзя. А меня можно.
- Но осторожно. Все-таки депутат Госдумы, председатель парламентского комитета. До декабря. Как минимум.
- Всегда был ярым противником выборов по партийным спискам, в трех последних кампаниях участвовал как независимый кандидат. На мой взгляд, мажоритарная система предполагает большую степень ответственности избранника перед народом. Но после изменения законодательства говорить об этом бессмысленно, правила игры стали другими.
- Примкнули к сильнейшему, Иосиф Давыдович?
- Вхожу во фракцию «Единая Россия», тем не менее принципиально не вступаю в партию, хотя там много достойных людей, программу единороссов я понимаю и разделяю, особенно ту часть, где говорится об отношении к культуре и спорту. Не хочу, чтобы кто-нибудь упрекнул: «Хитрован Кобзон! Распрощался с беспартийностью, лишь бы пролезть в Думу». Может, напрасно нагнетаю, но мне так проще. Как сторонник «Единой России» имею право идти на выборы по ее спискам.
- А зачем вам мандат?
- Остались незавершенные проекты в моем Агинском Бурятском округе, не могу их бросить. Это значило бы пренебречь доверием людей, которым очень дорожу.
- С Кремлем какие у вас отношения?
- Их попросту нет. С администрацией президента практически не общаюсь с ельцинских времен, когда шло жуткое противостояние между московскими властями и федеральным центром. Я тогда четко дал понять, что вхожу в команду Лужкова. С той поры позицию не менял. У Юрия Михайловича вроде бы наладились отношения с Кремлем, где уже и президент другой, а меня по-прежнему держат в сторонке. Даже на праздничные приемы, куда обязаны приглашать по статусу как депутата, народного артиста, кавалера многих орденов, редко зовут. Ну и ради Бога. Я принципами в зависимости от конъюнктуры не торгую. Если посмотрите на фотографии, висящие в моем кабинете, увидите там не только милых сердцу Юру Гагарина или Роберта Рождественского, но, например, Бориса Березовского и его тезку Громова. С последними персонажами давно не поддерживаю отношений и едва ли стану, тем не менее снимки не убираю. Зачем? Это было в моей жизни, ни от чего не отрекаюсь, но и не забываю. Ни плохого, ни хорошего. Для меня никогда не существовало обратной дороги — ни к бывшим женам, ни к вчерашним друзьям. В сердце каждого человека есть кладбище, где похоронены те, кто предал, изменил, обманул. Помню об этих могилках, но предпочитаю общество живых. Умершие души не воскресить. ИОСИФ КОБЗОН: «БЛАГОДАРЯ ПЕСНЕ Я ПОБЕДИЛ РАК»
Есть люди, которых презираю и ненавижу, но чтобы бояться кого-нибудь, такого нет. Могу и с президентом говорить на равных, и с преступником, и с милиционером. А вот бизнеса или каких-то общих дел с людьми из криминального мира у меня отродясь не было, готов плюнуть в глаза тем, кто возьмется утверждать обратное. У нас профсоюзы разные. Моя совесть чиста, поэтому и охрану-то практически никогда не заводил. За исключением периода после убийства Отарика Квантришвили. В ту пору в мой адрес шли прямые угрозы, готовились реальные покушения, киллер караулил с огнеметом в 1-м Переяславском переулке, и друзья настояли на вооруженном сопровождении. Все, точка, единственный случай. Едва тучи рассеялись, отказался от телохранителей. Сегодня я абсолютно свободен, живу без оглядки, общаюсь с людьми не по расчету, без корыстных целей. И по футбольному полю за Лужковым не бегаю, не изображаю крутого теннисиста, хотя Юрий Михайлович постоянно зовет составить компанию.
- Зато дуэтом регулярно поете.
- И, кажется, у нас неплохо получается. Лужков — живой, настоящий, я слишком его уважаю, чтобы унижать лестью или подхалимажем. Давно ни у кого не прошу ничего лично для себя. Все, что нужно для полноценной жизни, имею: друзей, работу, квартиры в Москве и Сочи, дачу в Баковке… Главное же мое богатство за деньги не купишь: это Неля, сын с дочерью, пять с половиной внучат.
- Это как?
- Зимой ожидаем прибавку в семье. Настя, новая жена Андрея, должна родить сына. До этого у нас шли девчонки. Единственное огорчает: Наташа, дочка, живет сейчас с мужем в Лондоне, у Юры там бизнес, и любимые мои внучки, конечно, вместе с родителями. К нам с Нелей приезжают только летом погостить. Скучаем жутко! Здоровья бы мне еще немного, и будет отлично. Хочется попеть.
- Прав Валентин Гафт: ни бегущего бизона, ни поющего Кобзона не остановить.
- Между прочим, собираюсь праздновать
120-летие: в свои семьдесят полвека провел на сцене. Неля порой смотрит на меня, как на сумасшедшего, когда после четырехчасового концерта сажусь в машину и продолжаю напевать. Дай Бог, чтобы это занятие никогда не наскучило! Хотя, конечно, возраст — это не шутки. Когда-то придется обрести вечную прописку…
- Не беспокойтесь, думаю, Родина найдет для вас почетное местечко.
- От Новодевичьего уже отказался. Сам. Уступил Борису Брунову. Когда он умер, я пошел хлопотать о похоронах друга, просил, чтобы его положили рядом с упокоившимся незадолго до того Юрием Никулиным. Чиновники, в чьей власти подобные решения, категорически мне отказывали, я настаивал. В конце концов, получил ответ, мол, участок забронирован для вас, Иосиф Давыдович. Искренне поблагодарил за высокую честь и сказал, что давно выкупил место на Востряковском кладбище рядом с могилой мамы, моей богини. Родные знают: лежать хочу только там, и не осмелятся нарушить мою волю. Впрочем, в последний путь не тороплюсь. Мы еще споем…