Несколько дней мать 36-летнего Дмитрия добивалась, чтобы к ним в село приехала карета неотложной медицинской помощи. Но врачи так и не прибыли: согласно приказу Минздрава, к хроническим больным машина не должна выезжать Галина Бабак казнит прежде всего себя: «Не туда и не к тем я, видно, ходила, коль не смогла сына спасти. Теперь мне этот крест до конца жизни нести. Почему никто не откликнулся на крик моей души? Допускаю, что Диме уже не могли помочь ни лекарства, ни операция. Но хотя бы последние часы его жизни можно было облегчить!»
Ее сын Дмитрий, рассказывает Галина Васильевна, не сдавался до последнего. Собирался на свадьбе у соседа погулять. Он ведь музыкантом был, когда-то играл в военном оркестре при артиллерийском училище. А потом попал в ансамбль, который веселил публику в одном из кафе Полтавы, на юг ездил, там, у моря, тоже народ развлекал. «Тетя Галя, я был уверен, что Димка играет в столичном Гидропарке, — на поминках сознался матери умершего его друг Иван, с которым они начинали в военном оркестре. — Мы долго не виделись, а потом как-то встретились в городе, и он сказал, что работает в Киеве. Хоть бы кто из знакомых сообщил, что Дима серьезно болен. Мы, его друзья, помогли бы… »
- А сын, видимо, стеснялся сказать ребятам о своей болезни, — утирает слезы Галина Васильев-
на. — Это я сейчас понимаю… И зачем ему надо было, такому больному, выступать 9 мая перед сельскими ветеранами? Но он стремился внести свою лепту в семейный бюджет — участникам концерта платили деньги. Дима давно уже не работал, пенсию по инвалидности не получал, и это его тяготило.
По утрам рано поднимался и будил меня — стучал ложечкой по чашке: «Мама, давай повеселимся, кофейку попьем». «Ты уже не спишь, сынок?» — спрашивала я. «А я и не спал: нет у меня сна», — отвечал он.
Диагноз инфильтративный туберкулез легкого
36-летнему Дмитрию Бабаку поставили в ноябре прошлого года. Инфильтративный — значит, поражение было небольшим. Это практически излечимая форма туберкулеза.
- Но сложность заключалась в том, что заболевание у молодого мужчины развилось на фоне сахарного диабета, — рассказывает бывший лечащий врач Дмитрия Любовь Лихошвай, работающая в третьем отделении Полтавского областного противотуберкулезного диспансера в селе Волковцы. — Первый раз Бабак пролежал у нас больше трех недель. Мы сбили ему температуру, которая поднималась до 40 градусов, его состояние значительно улучшилось. И Дмитрий начал… выпивать. Мы вели с ним душеспасительные беседы, он обещал, что подобного больше не повторится, но к вечеру опять был пьян. О противотуберкулезном лечении, требующем длительного времени, не могло быть и речи! Дмитрия пришлось выписать за нарушение дисциплины.
- Беда в том, — подчеркивает Любовь Лихош-
вай, — что в Украине противотуберкулезные клиники открытые, а примерно 70 процентов их пациентов — наркоманы, алкоголики, бывшие заключенные, бомжи. Воздействовать на них уговорами просто невозможно. И больные свободно выходят за территорию клиники, общаются со здоровыми людьми, плюют на асфальт… На их лечение тратят огромные деньги, но сами они не всегда дорожат собственным здоровьем. Иное дело, скажем, Германия. Там туберкулезных больных на время лечения полностью изолируют от общества, препараты они принимают только под контролем медперсонала.
Недолеченный туберкулез вскоре вновь уложил Дмитрия на больничную койку: 30 января этого года его привезли в отделение еле живого, с очень высоким уровнем сахара в крови. У мужчины диагностировали диссеминированный туберкулез правого легкого. Это значило, что болезнь уже разрушала организм. В отделении врачи спорили: принимать знакомого им пациента или отправлять в другую клинику. Решили пожалеть: выписали одного мужчину, а на его место положили Дмитрия. В туберкулезных отделениях свободных коек практически не бывает…
- Мы буквально вытащили Дмитрия с того света, — продолжает Любовь Тимофеевна. — Самые эффективные препараты назначили. Десять дней по два раза вводили лекарство, один флакон которого стоит 70 гривен. А других сколько израсходовали! Дима стал подниматься, у него появился аппетит. Но ситуация опять повторилась. И 20 марта, после трехдневного запоя, его выписали домой. Если не хочет человек лечиться, его не заставишь!
- Тогда скончался парень, лежавший на соседней койке с Димой, и, наверное, это сильно повлияло на сына, — говорит Галина Васильевна. — Может, он представил, что скоро и ему ждать того же? Ребята сами похоронили умершего на кладбище рядом с больницей: беднягу некому было хоронить. Выпили, помянули друга. Ну, сколько там Дима мог выпить? Ему ведь нельзя, у него сахарный диабет…
Четыре месяца Дмитрий Бабак находился на амбулаторном лечении. Ему прописали таблетки, снимавшие одышку, гормональные, болеутоляющие препараты — это все выдали в больнице. А в субботу, 21 июля, больному стало совсем плохо, и мать обратилась к сельскому фельдшеру.
- Пришла и говорит: «У Димы изо рта жидкость какая-то вытекает, нужно определить его в стационар», — вспоминает фельдшер Владимир Фалько. — Я позвонил в отделение, где он лечился, но был выходной, никого из врачей на месте не оказалось. В хирургическом отделении областного тубдиспансера — тоже, и мне посоветовали обратиться в терапию. Там, наконец, удалось застать дежурного врача. Он объяснил, что вопрос госпитализации можно будет решить только в понедельник…
Не в силах ждать, Галина Васильевна позвонила в неотложную помощь районной больницы.
- Мне ответили: «Вы другого дня не могли найти для вызова «неотложки»? Сегодня суббота, врачей нет», — вспоминает женщина.
Медики говорили Галине Васильевне, что Дмитрий долго не проживет. Но разве сердце матери может с этим смириться?
- Сын так на меня смотрел, умолял: «Мама, спаси меня! Сделай что-нибудь, мне воздуха не хватает», — плачет Галина Васильевна. — Никогда не забуду этого взгляда. Я просила Диму потерпеть, все надеялась, что смогу хоть чем-то помочь. А ему становилось все хуже. Утром 26 июля, как только соседи проснулись, побежала к ним, чтобы позвонить в «неотложку». Было полшестого. «Да-да, приедем. Вы только напишите на воротах большую цифру, номер вашего дома, чтобы водитель видел», — предупредили меня. «Я выйду на дорогу, встречу машину», — говорю. «Так машины еще нету, раньше чем через час-полтора не ждите», — ответили на том конце провода. Но ни через час, ни через полтора врачи не приехали. Снова звоню, уже в девять утра. «Мы решаем, куда его везти. Позвоните через 20 минут», — слышу в ответ. Звоню через 20 минут. «Вы, наверное, обращайтесь к начмеду тубдиспансера, — говорят мне. — Если он даст место, тогда мы перевезем больного… » Тут уж я не сдержалась. «Вы занимаетесь перевозкой больных или оказанием медицинской помощи?» — закричала в трубку.
Вернулась в хату. Дима поднял глаза на меня: «Ну что? Когда будет «неотложка?» Я сказала, что мне ответили, и он выдохнул: «Мама, это все! Понимаешь, мама, все… »
Галина Васильевна снова бросилась к телефону. Набрала номер областного управления здравоохранения, потом городской станции скорой помощи, «неотложки»… И получила очередной «совет»: «Езжайте к начмеду тубдиспансера, договаривайтесь с ним лично».
- И я решила ехать, — продолжает мать. — А тут как раз сосед собрался на машине в Полтаву. «Галя, садись, я тебя быстренько довезу», — предложил он. «Я сейчас, Димулька», — бросила на ходу сыну… Больше я его живым не видела.
Домой Галина Васильевна возвращалась рейсовым автобусом. Начмеда тубдиспаспансера она не застала: он был на совещании в поликлинике. А без него никто ничего не мог решить…
- Какая-то сила тянула меня домой. В голове была одна мысль: «Там умирает мой сын». Но я еще надеялась, что машина наконец-то выехала к нам и сыну таки оказали медицинскую помощь. «А вы что, еще не нашли для него места?» — удивились в «неотложке», когда я снова туда позвонила.
Сын не дождался матери каких-то 45 минут. «Где мама? Почему ее так долго нет?» — спрашивал он у старшего брата.
- Галина Васильевна несколько дней подряд просила помощи у врачей, но так и не добилась ничего, — возмущается ее соседка Ольга Помазан. — Значит, если мы живем в селе, медицинская помощь нам не положена? Как же так — не приехать и не облегчить участь умирающего человека? Вот, говорят, Дима пил… Я его пьяным никогда не видела! И отец мой хорошо о нем отзывается. Дело, думаю, в черствости чиновников…
Корреспондент «ФАКТОВ» встретилась с людьми, имевшими отношение к этому происшествию.
- Все равно мы ничем не смогли бы помочь больному. Ну, может, продлили бы его существование на пару часов, — услышала от одного из врачей «неотложки».
- Мы могли перевезти Дмитрия в тубдиспансер, если бы там нашлось место, — говорит старший фельдшер отдела неотложной помощи Полтавской центральной районной больницы Михаил Чалый. — Ведь любая «скорая» сначала выясняет, какая больница может принять пациента. А тут больной с открытой формой туберкулеза, в первую попавшуюся клинику его не госпитализируют. Не будешь же возить человека потом по городу! Да и машин-то у нас всего две на 70 тысяч населения! К тому же после перевозки туберкулезного больного автомобиль нужно дезинфицировать, а это занимает пару часов…
- Ранее «неотложка» несколько раз выезжала к Дмитрию Бабаку, — объясняет заведующая поликлиническим отделением Полтавской центральной районной больницы Валентина Петрук. — У него полностью разложились легкие, абсолютно безнадежный случай. Таких больных передают под наблюдение семейных врачей по месту жительства. К тому же неотложная помощь, согласно приказу Минздрава, должна обслуживать только тех, кто заболел внезапно, и если заболевание представляет угрозу жизни человека. Перечень довольно длинный: анафилактический шок, острое нарушение мозгового кровообращения, маточные кровотечения, ущемление грыжи, тяжелая черепно-мозговая травма, эпилепсия, диабетическая кома, неконтролированные психоэмоциональные нарушения… К хроническим больным «неотложка» не выезжает. Поэтому 26 июля исполняющий обязанности главного врача больницы, заместитель по лечебной части Олег Михедько принял решение машину на вызов в село Заворскло не отправлять.
- Проблему туберкулезных больных необходимо решать на государственном уровне, — убеждена фтизиатр третьего отделения Полтавского областного противотуберкулезного диспансера Лариса Твердохлеб. — Нужно создавать закрытые отделения, строить хосписы для неизлечимых. Да, Дмитрию нельзя было помочь, но если бы он находился в хосписе, его уход был бы не таким тяжелым.
- Если бы сынок видел, что врачи пытаются что-то сделать, ему было бы легче умирать, — плачет мать. — Он же уходил в полном сознании…