В интервью «ФАКТАМ» спикер парламента признался, что никогда не стремился достичь максимальных карьерных высот. «Должности сами меня находили, я их не добивался», — сказал Александр Александрович
Александра Мороза сложно уговорить дать интервью на личные темы. И дело не только в банальной нехватке времени. Просто, видимо, наступает тот период жизненной зрелости, когда человек, имеющий колоссальный житейский опыт и опыт руководящей работы на различных высоких постах, не может позволить себе говорить заезженные банальности о жизни или какие-либо подробности из жизни своей семьи. Чуть слукавил — и фальшь сразу же видна! «ФАКТАМ» повезло вызвать Александра Александровича на откровенный и искренний разговор. Впрочем, судите сами…
- Александр Александрович, в последнее время вы довольно часто обращаетесь к поэтическому слову. Это для вас какая-то отдушина или способ творческой самореализации?
- Поэзия для меня — это способ отражения жизни. В то же время это увлечение, ненавязчивое для других и не отвлекающее от ежедневных и перспективных вещей. Это как в технике начертательная геометрия, позволяющая видеть в плоскостном изображении объемную сущность, и наоборот. Слышимые разговоры, дискуссии, образы, впечатления, воспоминания постоянно сопровождаются словесными формами. В какой-то момент они для меня начинают звучать объемнее, многозначительней, волнующе, просятся к изложению. В поэзии не надо ничего придумывать, насиловать себя, чтобы «выдавить» рифму. Еще Шолом-Алейхем говорил: есть — есть, нет — нет.
Поэзия к тому же, если хотите, это выход к правде, к истине, к… себе. В своем недавно вышедшем сборнике я об этом пишу, сравнивая поэзию с перископом, тростниковой трубочкой (помните рисунок из учебника по древней истории об ассирийских воинах, переплывающих реку под водой?), с помощью которой можно из своего мира осмотреться, чтобы… выжить, чтобы биться за честь и правду, за обездоленных, за всех, кто нуждается в поддержке и защите.
- Откуда вообще взялся образ «кукушки» в вашем последнем сборнике, ведь в народе испокон веков этот образ считался негативным. Вы проводите какие-то глубинные параллели
с политикой?
- Вы ошибаетесь. Образ кукушки в украинском фольклоре и поэзии действительно символичный. Он всегда присутствует в поэтическом изображении картин природы. Но в то же время эта птица, ее голос тревожит людей, которые порой вопреки своей воли прислушиваются к пророчествам (возрастным, разумеется) кукушки. При этом понимая, однако, что это никакого отношения к реальности не имеет… «Це нам кують зозулч безупинно», — именно эти слова я написал на обложке сборника, представляя себя утром на возвышенности в лесу, куда доносится кукование из-за Днепра. Это весна, надежда и любовь ко всему на свете. К политике это не имеет никакого отношения…
Что же касается того, кто является первым слушателем моих стихов, то скажу откровенно, что декламированием своих поэзий для других не увлекаюсь. Хотя иногда бывает. Кто слушатель стихотворений, для меня особого значения не имеет. Как правило, проверяю написанное чтением по телефону Владимиру Черепкову — это мой товарищ, удивительный поэт.
- Вы столько лет в большой политике. Скажите откровенно, не устали? Как вы восстанавливаетесь душевно?
- Мой душевный отдых — это одиночество. Но это состояние для меня нельзя назвать желанным или естественным. Пребывание наедине с собой как бы выравнивает, балансирует неестественную для другого рода деятельности плотность общения, свойственную политике. У меня с годами сложилось так, что полного отрешения от основных дел никогда не происходит. Так, чтобы закрыл рабочий кабинет и… все проблемы остались в нем — такого, к сожалению, нет. И так складывалось в разных местах, в общем, всегда. Даже на отдыхе в уме постоянно «прокручиваются» как бы сами по себе какие-то рабочие моменты. А «физический» отдых для меня — это спиннинг, шахматы, бильярд, одним словом, спорт. Жаль, что для этого катастрофически не хватает времени. Правда, у всех политиков тотальная нехватка времени, в этом я не оригинален… (Смеется. )
- Ваш коллега экс-спикер Иван Плющ как-то в интервью признался, что самое тяжелое для него — это утро, когда он с трудом заставляет себя встать… А что тяжело для вас? И как вы мобилизуете себя на работу?
- Мне трудно лечь в такое время, чтобы нетяжело было вставать. А «заводная пружинка» для бодрости — это зарядка. Всю свою жизнь каждое(!) утро начинаю с физической нагрузки, зарядка уже стала неотъемлемой частью жизни.
- Говорят, вы можете за один подход сделать 150 отжиманий? Честно говоря, верится с трудом…
- Боюсь, вы еще больше удивитесь, когда узнаете, что во время утренней зарядки за три подхода я отжимаюсь 400 раз.
- Извините, но не могу не спросить: в прессе в последнее время активно раскручивалась тема «Мороз — предатель», а вам самому часто приходилось переживать предательство? И как находили в себе силы после такого испытания?
- Вы правильно заметили, что именно «раскручивалась». Никогда в жизни и никто таким образом в мой адрес не кивал. Сейчас это делают те, кто сам предал мое дело или меня лично. Тем самым они пытаются обелить себя, это известное явление. К слову, отвечая на аналогичный вопрос главного редактора журнала «Огонек» Виктора Лошака, я сказал:
Ничто не ранит так, как слово.
Жаль не себя, а правды жаль.
Но разве ты не ждал такого,
Перед собой ответ держа?
Перед собой, поскольку совесть
Лишь рудиментом — у «друзей».
Порочен мир, где ложно судят,
Забыв, что истина свята,
Где даже места нет Иуде
Из-за отсутствия Христа.
А в украинском сборнике это же состояние отражено стихотворением, в конце которого мольба:
«Господи! Возобнови дуэли!
Хоть на день. На выстрел возврати!»
- Еще один ваш коллега, бывший спикер Александр Ткаченко, в интервью как-то заметил, что «если ты талант, то у тебя много завистников». На себе приходилось испытывать зависть коллег?
- Замечу, что такие слова Ткаченко совершенно «случайно» встречаются у… великих. А по поводу зависти… Иногда зависть ко мне из среды коллег пробивалась. Чувствовал ее, но редко. Сам я другим никогда не завидовал. Думаю, это у меня от родителей. На похоронах моего отца (это было более 20 лет назад) однокашник старшего брата сказал: «В этой семье никогда не завидовали другим». Я с удивлением тогда отметил, почему раньше не нашел определения тому, что отличало моих родителей…
- Александр Александрович, вы из простой сельской семьи и сделали столь потрясающую карьеру. Скажите, что всегда было для вас движущей силой? И не говорите, пожалуйста, что просто хотели работать, ведь когда молодой парень сознательно идет в Высшую партийную школу, это говорит о многом…
- (Смеется. ) В Высшую партийную школу молодых, как вы говорите, парней не брали. Туда отбирали тех, кто на практике доказал способность работать с людьми. ВПШ я закончил уже сорокалетним. В советские годы, к слову, была создана система работы с кадрами. Иногда, правда, «срабатывали» связи, занимаемые чьими-то родителями посты, отношения, сложившиеся на комсомольской работе. То есть система иногда давала сбои. Но бывало это крайне редко, и меня это не касалось. Проанализируйте биографии известных сегодня политиков и вы убедитесь, что они двигались по карьерной лестнице преимущественно без «мохнатых лап». Теперь же деньги и связи имеют не последнее значение. Примеры вы найдете сами. Жаль, что искать не очень сложно…
Что же касается того, что было движущей силой у меня лично, то карьерный зуд, по-моему, в молодости бывает у многих. Если не у всех. Но он по-разному как-то выветривается, в разное время исчезает. Опасно, если упомянутый зуд по времени совпадает со ступенями карьерного роста. Тогда у слабых натур происходит кризис личности, а на первое место в жизни выходит именно карьера. Меня, слава Богу, миновала такая опасность. Думаю, именно потому, что должности как бы сами собой меня находили, я их не добивался. Кроме того, мне в жизни в немалой степени способствовало родительское напутствие: «Делай, что должно… » Я и делаю по сей день…
- Какие у вас остались самые яркие впечатления от детства? Знаю, что в семье ваших родителей было четверо сыновей. За что отец мог наказать детей?
- О самых ярких впечатлениях детства я рассказал в своей повести «Между вечными полюсами». Войдя в книжку «Живая стерня», она оценена международной литературной премией им. Григория Сковороды. А вообще, в детстве яркое все. И все осталось в памяти как один сплошной момент нескончаемого счастья: сдержанная ласка матери, склонившийся над ульями отец, дед с гармошкой, однокашники, игры «в войну», летящие с горок лыжи, детские возгласы у пруда, походы в кино… И, конечно же, школа, прочитанные книги, запах высыхающих чернил, воображаемые путешествия по картам страны и мира. Это было после той страшной, Отечественной, войны.
… Наша семья была большой. Сейчас даже трудно представить, как она размещалась в хатке, построенной дедом в 1908 году. Еще труднее — как мать справлялась со своими заботами, ведь многие годы вместе нас жило десять человек! Наш отец детей не наказывал. До определенного возраста наказывал дед. Он был строгим, любил порядок, но и нас тоже любил, правда, никогда не демонстрировал своих чувств. Как, впрочем, и все. Так было принято в семье, да и вечная работа как бы не позволяла баловать детей. Более того, к родителям и деду мы обращались на «вы», как-то так повелось и все…
В семье я был младшим. Поэтому долго шел «по стопам» братьев. Когда, скажем так, мой социальный статус стал выше их, братья за помощью не обращались, каждый делал себя самостоятельно. А вот другие люди обращались часто с какими-либо просьбами. Может быть, даже слишком часто. Но это уже другая история.
- Как на семейном совете решалось, что вы будете поступать в сельхозакадемию? Или это было предрешено для мальчика из села?
- Тема выбора профессии в семье не обсуждалась. Просто самый старший брат Василий уже несколько лет работал инженером после окончания академии. Чего уже было выбирать? Тем более что еще в школе я получил права комбайнера и квалификацию слесаря, успев поработать на комбайне две уборочные. Поступали мы в сельхозакадемию вместе с братом Виктором. Он был на три года старше меня, но учился также отлично. Мы перерешали все конкурсные задачи из сборника. А конкурс тогда был просто огромный — восемь человек на место, но мы все равно поступили. Мне как раз тогда только-только исполнилось 16 лет.
- Экс-спикер Владимир Литвин как-то рассказывал «ФАКТАМ», что когда он женился, то его тесть устроил для него настоящий экзамен. Как восприняли ваше сватовство родители будущей супруги Валентины Андреевны?
- Зная тестя Владимира Литвина, ничего удивительного в таком «экзамене» не вижу, ведь он был первым секретарем Печерского райкома КПУ и членом ЦК. Мой же тесть был моим любимым учителем математики. Он был фронтовиком и братом репрессированного и по-своему боролся за место в жизни. Сомнения по поводу замужества дочери у него, конечно, были. Ведь я только что закончил академию, а она — школу. Догадывался, видимо, что впереди меня ждет солдатская служба. Но с Валентиной нас свела любовь, которая оказалась сильней всего…
- У вас две дочки, и, понятное дело, они в политику — ни ногой. А для внуков не хотели бы карьеры политиков? Знаю, что сейчас ваши внуки танцуют в ансамбле Вирского, то есть к политике интереса нет?
- У старшей дочери Ирины сыновья уже студенты. Отношение к политике в ее семье более-менее ровное, суть коллизий они понимают. У младшей — Русланы — дети действительно танцуют в ансамбле Вирского. Бывали неоднократно на гастролях. Стараются. Но танцы пониманию политики не препятствуют. (Смеется. ) Средний ее сын Саша, например, о ней в курсе. Сама же младшая дочь, как и ее муж, в тонкостях политической ситуации разбираются глубоко. Они — готовые политики и, думаю, не подвели бы себя в любом качестве. Но считаю, что такая политическая перспектива не может достигаться с моей помощью. Наличие родственников в различных избирательных списках меня удручает. Социалисты в этом отношении принципиальны, мы осуждаем кумовство в политике.
- Как дедушка Мороз балует внучат? Есть ли у вас в семье система денежных поощрений, например, за хорошие оценки или вымытую посуду? Вообще, внуки осознают, что они внучата спикера парламента и это имеет как свои привилегии, так и колоссальную ответственность и несвободу действий?
- В нашей семье никто никого не баловал. Дети чувствуют, что их уважают и любят, радуются их успехам. Их мир особый, иной. Люблю, когда внучата приезжают к нам, хотя замечаю, что жене физически бывает не просто окунаться в этот звонкий, иногда противоречивый мир. Супруга изредка может признаться мне в этом, но, являясь сердцевиной, основой семьи, она не показывает никому, что детский шум каким-то образом осложняет ее состояние. В этом (и не только в этом) смысле она для меня святая…
Деньги как поощрение в нашей семье никогда не использовались. Раньше их в общем-то и не было. Но традиция не поощрять деньгами осталась. Разве поощряется речка за то, что она бежит? Так и в жизни. Все должно быть естественным. Старшие внуки — мои друзья. И только! Привилегий у них никаких нет, к скромному поведению их призывать не надо. Оно и не может быть другим. В школе до выпуска никто не знал, что они мои родственники. Как сейчас, в студенческой среде? Не думаю, что там такие вещи котируются. И моя должность никоим образом свободы внуков не ограничивает. Меня и родных это устраивает.
- У вас день рождения 29 февраля. Если вы хоть чуть-чуть интересовались эзотерикой, то знаете, что астрологи считают этот день не совсем благоприятным: людям, родившимся в этот день, всегда совсем чуть-чуть не хватает чего-то (времени, денег, возможностей) для колоссального взлета. Нет ощущения чего-то подобного?
- На самом деле я родился раньше 29-го. По знаку зодиака я Водолей. Записан 29-м числом потому, что к этому времени, после изгнания немцев, в селе возобновил работу сельсовет. Эзотерикой никогда не увлекался, но она мне и не мешает. Чего мне действительно не хватает, так это времени. Не для «взлета», а для всего, что нужно успеть: увидеть, помочь, дочитать, долюбить…
- Александр Александрович, вы как-то обмолвились, что лучше «Древнекиевской» водки в мире нет. С тех пор ваши алкогольные пристрастия не поменялись? И какую кухню вообще предпочитаете? С тех пор как в Украине пошла волна отравлений (в том числе пострадал и член вашей фракции Цушко), не остерегаетесь ли есть, что называется, на людях?
- К спиртному пристрастия никогда не имел. «Древнекиевская» была в свое время хорошей водкой. Чистой. Сейчас можно пить любую, особенно после телерекламы. Среди всех коньяков преимущество отдаю закарпатским. Говорю это не для рекламы, а потому, что качество их настоящее, высокое.
В еде я неприхотлив. Давно уже сам не готовлю, как раньше. Когда-то я шутил, что мне нравится все, что не сам приготовил. Приготовление блюд требует времени и терпения. Знаю, что некоторые женщины любят готовить, а я тайно подозреваю, что они не столько любят, сколько умеют и делают это по необходимости. За это им нужно поклониться до земли.
Что касается отравлений, то что толку прятаться, уединяться, ведь там чаще злоумышленник и может затаиться? У каждого своя судьба, свой, как у князя Олега, конский череп…
- Как-то вы рассказывали, что вам губернатор Стамбула подарил ткань для костюма. А потом еще вам пытались дарить подарки и какие именно? Вы также говорили, что у вас есть коллекция галстуков, сколько уже в ней экземпляров? Что еще коллекционируете?
- Подарки были разные. Как правило, их дарили «по случаю». «Все больше разных поздравлений, все меньше радости от них», — написал я в стихотворении по случаю дня рождения в феврале нынешнего года. Подарки ведь дарят, как правило, не практичные — памятные медали, различные изображения, ручки, шахматы… От праздника к празднику, чего скрывать, их как раз и успеваешь передарить. Здесь важно, чтобы подарок не возвратился к прежнему хозяину. Хотя, кто знает, может, и он не помнит, что кому дарил, нередко поступая подобным образом.
… Я ничего не коллекционирую. А вот галстуки подбираю тщательно, они мне нравятся. Их у меня «в обороте» штук 15. Они систематично вовлекаются в «подарочный фонд». Иногда во время покупки прикидываешь, кому он «уйдет» по случаю какого-либо праздника. Сам же я люблю делать подарки, причем дарю обычно то, что нравится мне самому…