В эту войну украинский народ творит чудеса смелости, достоинства и доброты. Но и страдает от убийц и насильников. Рассказы о том, как жители Киевщины пережили оккупацию, чем-то похожи. Но и разнятся. О том, как женщина из захваченного врагами села стала наводчицей наших артиллеристов, рассказала киевлянка Марина Остапенко, родственники которой больше месяца провели в оккупации под Макаровым.
Сначала небольшая преамбула.
«Когда родился наш сын, муж предложил своим родителям переехать из Полтавской области поближе к внуку и купил им дом в Макаровском районе, в 20 км от Киева, — говорит Марина. — Родители категорически не хотели ехать в город, потому что «земля кормит», тем более что до столицы полчаса маршруткой.
Дом привели в порядок, пробили скважину, потому что из-за каких-то катаклизмов вода в колодцах постепенно исчезала и уже лет пять ее в селе не было. Свекор умер полтора года назад, так что мама оставалась одна с курами и дворняжкой Марсиком, которого щенком подобрали на заднем дворе".
— 24 февраля, когда Россия нанесла первые удары, муж позвонил сестре и попросил, чтобы она забрала маму и ехала к нам, — продолжает рассказ женщина. - Она собрала вещи и с 12-летней дочерью поехала за мамой. Но 80-летняя свекровь решила, что «землю не бросит» и что «пережила одну войну, переживу и вторую», а еще «в погребе пересидим, если что». Типичный набор возражений, из-за которых сотни людей и детей остались в оккупации, потому что не смогли бросить своих родителей и бабушек. Три дня Житомирская трасса, у которой стоял дом, была забита ехавшими на запад машинами, каждый день мы просили своих уехать. Почему они не прислушивались, не знаю, возможно, до последнего не верили, что война придет прямо в их двор.
Читайте также: Под Киевом две женщины и ребенок 10 дней сидели в яме полтора на полтора метра без воды и электричества
Начались обстрелы, били с обеих сторон. Ночевали в погребе. Погреб — это выкопанная в земле яма полтора на полтора метра с лестницей и полочкой для консервации. В конце зимы картофеля, как правило, уже не было, оставался только тот, что на посадку. Там было холодно, но с утра они заходили в дом, грелись, готовили еду, а ночью снова лезли в погреб. Однажды раздался страшный взрыв — на соседний дом упал самолет. Это был наш, украинский самолет. Второй, вражеский истребитель, сбивший наш, зашел на круг и, пролетев над сараем, срезал крылом, как по маслу, высокую соседскую ель. Под завалами дома погибли женщина с ребенком.
Стрельба усиливалась с каждым днем. Моя 12-летняя племянница, сидя несколько дней в погребе, уже с легкостью различала, из какого вида оружия гатят. Однажды, когда они вылезли из-под земли, дома не было. Посреди развалин, как вечный огонь, горела газовая колонка. Еды не было, ничего не уцелело, я не знаю, из чего в него ударили, но дом был выжжен изнутри до кирпича. Марсика, нашего дворового пса, тоже не было. Возможно, он скрылся, испугавшись взрыва, потому что его тела так и не нашли.
Их спасло то, что погреб был не в доме, а в сарае рядом. Они как были — в тапочках и домашней одежде, потому что успели прыгнуть в подвал в последнюю минуту, в том и остались. С того дня начался ад. Упавший самолет перебил линию электропередачи, электричества в селе не стало. Телефоны отключили, чтобы экономить батарейку и хоть раз в день выходить на связь. Картошку пекли на костре за сараем, воду набирали в копанке в конце огорода, кипятили и пили. О чистке зубов или умывании вообще речь не шла. Район заняли рашисты. Теперь картошку пекли прямо в сарае, здесь же ходили и в туалет, ведь если высунуть нос наружу, — сразу слышалась автоматная очередь. Через несколько дней обрушился и сарай. Стоявшая рядом машина чудом уцелела, там еще оставалось несколько литров бензина, так что можно было немного погреться и подзарядить телефон. Затем бензин кончился. У мамы начались галлюцинации, лекарств не было, ребенок простудился. Так и сидели они в том погребе, три женщины и собака, моя Несси. Она научилась есть картофель с солеными огурцами, прыгала в погреб при первых выстрелах и вылезала по лестнице. А ночью крепко прижималась к девочке и согревала ее… Однажды кононада продолжалась без перерыва семь часов, земля содрогалась и сыпалась. Лежа на полу и крепко прижимаясь друг к другу, они не знали, что увидят, когда выйдут на поверхность. Если выйдут…
— С первых дней мы искали возможность вывезти их оттуда. Каждый день оставляли информацию на всевозможные горячие линии, 112, ГосЧС, Красный Крест и другие. Везде был автоответчик. Пару раз дозвонились операторам. Они говорили, что обязательно нужно предоставить номер телефона непосредственно пострадавших. Я терпеливо объясняла, почему это невозможно. Однажды я дозвонилась поселковому депутату, который якобы организовывал помощь, просила его принести им пищи, свежей воды и лекарств. Депутат сказал, что он знает о ситуации, мол, о них уже знают все, разве что не в ООН, но он туда не пойдет, потому что там стреляют. И никто туда не пойдет. Я спросила:
— Так что же делать?
— Вот у меня во дворе лежат два раненых русских, местный фельдшер отказывается их лечить, а кому я звоню, все говорят: пристрели. Что мне делать? А?
Я промолчала.
Друзья не дадут мне соврать, что мы действительно делали все возможное и невозможное, чтобы их оттуда достать, но тот район был недоступен. Доказательство — расстрелянные автомобили, разбросанные тела людей по всему отрезку трассы. Иногда мы читали о том или ином гумконвое из Бучи, Ирпеня или Макарова. Волонтеры, которые пытались помочь, предлагали нашим женщинам подъехать к месту эвакуации. Но как это сделать без бензина? А пешком свекровь не дошла бы и до конца села. Тем более что село оккупировали орки. Таких, как они, было полно в окрестных селах, люди страдали по всей стране. А потом сестра послала смс. На все номера, которые были в телефоне. Она прощалась: «Это конец…»
И я написала на Facebook. Сотни людей откликнулись на сообщения, сотни людей молились и посылали свои лучи добра. И я уверовала в силу коллективной молитвы. Ибо ничем другим не могу объяснить то, что через два дня им удалось выцарапаться из той ямы и найти убежище у одного из соседей. После войны мы обязательно встретимся и отблагодарим этих отзывчивых людей. Сосед оказался настоящим хозяином. Утепленный подвал, полный всяческих запасов, добротный дом, генератор и — о, чудо! — несколько канистр бензина. К тому же его жена работала поваром в местном ресторане, и, когда пропало электричество, хозяйка ресторана позволила забрать оттуда всю еду, чтобы рашистам не досталось. После того, что женщинам пришлось пережить, это был рай. Звонки стали чаще, а ребенок даже смог скачать из интернета школьные уроки, потому что больше всего боялась, что «пропустит школу». Но на улицу старались не выходить — снаряды продолжали летать над селом, автоматные очереди тоже никуда не делись.
Что-то, наверное, моих оберегало, потому что орки в их новый дом не заходили. Возможно, потому, что дальше были коттеджные городки побогаче и обычные деревенские хаты русских мародеров не привлекали? Но оставаться дальше на месте было небезопасно. Линия фронта постепенно приближалась к селу. Вот освободили Макаров, вот Бузовая уже наполовину свободна. Мы наблюдали за каждым перемещением наших войск, выискивали каждую щель, в которую могли бы проскользнуть наши, но зря. Каждый день мы спрашивали, почему танки и техника орков спокойно ездят по трассе, причем в одно и то же время, на заправку, а их никто не расколошматит? Почему никто не бахнет по их базе в лесу? Сестра рассказывала о местоположении вражеской техники, сын переводил ее информацию в точные координаты, которые и передавали нашим военным. Через пару дней началось… Наши били довольно точно… Но на следующий день в дом пришли. Каким-то образом орки вычислили, из какого квадрата выходил сигнал, они искали мужчин и телефоны. Под дулами автоматов решисты затолкали сестру в дом и начали выспрашивать, где ее муж. Наверное, им в голову не могло прийти, что так точно навести на цель могла женщина. И тут сестра увидела свой телефон, он лежал на краю стола. Если орки его увидят и найдут там то, что ищут, тогда смерть. Старушка-мать заметила взгляд дочери и всем телом упала на стол, делая вид, что ей стало плохо. Одним движением она сунула телефон в карман. Через пару минут она стала проситься во двор, в туалет, и один из орков вышел вместе с ней. Закрыв дверь, она сначала хотела выбросить телефон в дыру, но подумала, что так они останутся без связи, и сунула его на дно корзины с использованной бумагой.
Орки начали допрос, намекая на то, что у них есть отморозки, которых невозможно контролировать и которые очень любят маленьких девочек. У сестры подкосились ноги, стало ясно, что ночью они придут. Поэтому, как только те ушли, все трое побежали к другой соседке. Рядом сестра заметила подвал в полуразрушенном доме и показала дочке, как пробраться туда и спрятаться в случае опасности. На следующую ночь они тоже пошли к соседке, которая рассказала, что их уже ищут, так что надо бежать немедленно. Решили выбираться пешком. А с утра соседка говорила, что от соседнего села собирается гумконвой. Ехать нужно было через российские патрули. Они набрали местного депутата, спросили, знает ли он о конвое и откуда он едет. Он знал.
Итак, залили в машину немного бензина, нацепили белые тряпки на палки и высунули их в окна, малая легла на пол под заднее сиденье, а старенькая свекровь села впереди, рядом с дочерью.
Потихоньку доехали до места встречи. Но конвоя не было. Ждали два часа. Внезапно начался обстрел. Заправку, которая была рядом, разбомбили. Они выскочили из машины и побежали к уцелевшей стене. Дочь и маму сестра успела толкнуть в разрушенный холодильник. Там и лежали, пока обстрел не кончился.
По дороге из леса увидели ряд машин и машину с красным крестом. Подошли орки, проверили машину: руки сверху на руль, окна открыть, ехать медленно. Подходят наши: вы откуда? Вас нет в списке. Оказалось, что это не тот конвой, к которому они должны были присоединиться. Сопровождающие, скорее всего, это был Красный Крест, сказали, что у них четко определено количество автомобилей и они не могут нарушать договоренность, поэтому не несут ответственность за других. «Можете ехать позади машины с крестом, на свой риск». Пока доехали до следующей остановки, за ними уже был «хвост» из нескольких десятков машин, которые также присоединились к конвою. Позже выяснилось, что колонну, которую ждали мои на дороге, рашисты расстреляли. Не знаю, правда ли это. Двигались медленно мимо тел людей и расстрелянных автомобилей с распахнутыми дверями. «Ауди», «мерседесы», «порше» — всех уравняла война. Из одной машины торчали ноги.
Наши выбрались. Это было счастье.
Эта новость застала меня в поезде Ужгород — Киев, так что на следующее утро мы смогли обняться. Несси радовалась больше всех, но я заметила, что ресницы на ее умных глазках стали седыми".
Читайте также: «Мне очень страшно, но я верю в победу», — написал учителю 9-летний Матвей, которого вместе с братом и мамой убили рашисты