В Германию они добирались около недели. «К Нойбруку, месту нашего конечного назначения, приехали не люди, а привидения, — вспоминает Елена Лукина, мама четырех детей: 21-летней Насти, 11-летнего Серафима, 9-летнего Матвейка и 7-летнего Ярослава. — Мы были голодны, испуганы, истерзаны нашими ужасными приключениями. А Ярославчик, самый маленький, еще и не ходил. Он травмировался во время бомбежек… И тут на наших глазах начала разворачиваться целая феерия. Принимающая сторона — местные фермеры Карен и Клаус — накрыли стол с ароматным супом, свежим пирогом, другими вкусностями и двумя литрами молока. Кто-то из соседей принес рулет в цветах украинского флага. Нам выделили двухэтажный дом на 11 комнат. Да где дом, настоящий дворец! Нас встречали как королей. Такого, такой роскоши мы не ожидали. А еще вчера, в нашей бедной стране, где люди бежали от войны толпами, нам могли предложить разве что ночевку на холодном полу гостиницы или вокзала…»
- 24 февраля мне, в Ирпень, где я жила с тремя сыновьями и мужем, позвонила дочь: «Мама, война! Езжайте немедленно ко мне!» , — рассказывает Елена. — Насте 21. Она недавно вышла замуж, забеременела и жила с мужем и свекровью в Обуховском районе, в частном доме. Мы начали панически собираться. Дети хватали свои игрушки, я своих кошек. Я держала кошачий питомник. Кошек с новорожденными котятами запихнула в какую-то коробку (была только одна переноска). Быстро поехали к дочери. Но война пришла и туда. Там даже гатило больше, чем в Ирпене.
Настя очень переживала. За нас. За себя. Она договорилась, что будет рожать в Киеве, в роддоме на Оболони. Но как туда из Обуховского района ехать под бомбами? Говорю: «Ничего, Настя! Я у кошек своих роды принимала, и у тебя приму! У меня и лекарства все есть для того, и витамины! А если еда закончится, будем размачивать кошачий корм и есть…». И смеялись, и плакали…
Однажды, во время бомбардировки, мой младший сын очень испугался и неудачно прыгнул с лестницы, когда бежал в подвал. И у него отказали ноги. Свет выключили. Мы не понимали, почему он не может идти. А он боялся признаться, и с плачем полз за нами… Воспользовавшись короткой передышкой, мы отвезли Ярославчика в Киев в частную больницу, которая, одна из немногих, работала. Ну и взяли с нас «по меркам военного времени». За осмотр врача и рентген 1800 гривен. Не пожалели. Хотя так и не установили, почему ребенок не ходит. С большим трудом достали для него инвалидную коляску. Мы посидели еще три дня под бомбами, постоянно отслеживая на карте положение на линии фронта. И решили уезжать. Знали, что русские расстреливают машины. Но хуже было бы, если бы они уничтожили нас в собственном доме. Потому решили: или пан, или пропал!
Читайте также: «Моя мама у меня на глазах истекла кровью. Российские оккупанты не дали к ней подойти»: жительница Ирпеня об ужасах бегства из города
Ехали тремя машинами. В первой муж с нашими тремя сыновьями. Во второй — беременная дочь со своим мужем. В третьей — я со свахой и котами. Сели так, чтобы в случае обстрела рашистами кто-то да выжил бы.
У меня был небольшой опыт вождения. Ездила только в нашем Ирпене. Но во время эвакуации, на адреналине, шпарила как настоящий гонщик 130 км в час. Когда под угрозой жизнь твоих четырех детей, еще и нерожденного внука, в тебе просыпаются сверхъестественные силы. Ты становишься зверем! Мы ехали окольными путями по ужасным сельским дорогам. Не видели домов, лесов, трасс. Впоследствии к нам начали присоединяться другие машины. И уже в Винницу доехали колонной из 15 машин. С огромным трудом нашли квартиру в районе аэропорта. Утром, как только покинули это жилье и поехали дальше, на аэропорт сбросили семь авиабомб. Было впечатление, что смерть гонится за нами по пятам.
- До границы мы ехали несколько дней, — продолжает Елена. — Самое отвратительное было то, что всюду, в тех отелях, где еще можно было снять номер, за него требовали сумасшедшие деньги. В отеле в Почаеве даже за переноску с котами попросили 400 грн. Я заплатила. Остальных котят, из картонного ящика, распихивали по карманам и пронесли нелегально в номер. Ведь никто не знал, сколько нам еще нужно будет ехать, потому дрожали над каждой копейкой. В Ужгороде (оттуда планировали ехать в Германию) в одной из гостиниц нам предложили спать на полу. В приграничных областях мест нет. Там все заняли женщины и дети. Живут неделями. Не хотят воюющих мужчин оставлять…
После такой дороги нам нужно было хоть немного отдохнуть. А я еще и похоронила одного котенка. Он не выдержал дорогу. Настя сидит на скамейке и плачет. Мы грязные, коты обосранные, еще и котёнок умер. От отчаяния, усталости, какого-то уныния и жалости к себе и всем нам начала говорить с администратором, и у меня подкосились ноги, я упала на колени. «Пожалуйста! Хоть на одну ночь. У меня дочь беременна и трое детей еще маленькие…». Администратор начала меня поднимать: «Женщина, вы что???» Но номер нашла. Видно, держала для кого-то бронь. Мы отдохнули. Пересекли границу, в Берлине переночевали в хостеле, затем добрались до Гамбурга.
— Почему Гамбург?
- Там жила украинка, которая пригласила несколько семей из Ирпеня в одной фейсбучной «мамской» группе. Мы были как слепые котята. Ничего не понимая, приехали в Гамбург, где она зарегистрировала людей на свой адрес, а потом… развезла их по немецким семьям в Северной Германии. Это были семьи, которые согласились с благотворительной целью принять у себя на время украинских беженцев. Нас отвезли к фермерам Карен и Клаусу в Нойбрук, маленький поселок с необычайной природой.
— Странный маневр. Вы ведь должны жить там, где прописаны.
- С этим будут разбираться. Я слышала, что люди, которые прописывают у себя беженцев без оформления договора аренды, получают компенсацию. То есть, я так поняла, что компенсация — ей, а дальше она перекидывала беженцев на немцев-благодетелей, которые об этой схеме и не подозревали. Но сплошь и рядом немцы, которые поначалу безвозмездно принимали беженцев, впоследствии соглашались выделить свое жилье в разряд социального жилья. И тогда социаламт (соцслужба. - Авт.) им бы платил деньги за аренду и коммунальные услуги. Мы хотели оформить договор аренды с Карен и Клаусом. Но это невозможно было сделать, ведь нас зарегистрировала та украинка из Гамбурга!
Читайте также: Что предлагают беженцам из Украины в разных странах ЕС: жилье, работа и социальные гарантии
Из собственных социальных выплат мы хотели компенсировать нашим хозяевам деньги хотя бы за коммуналку. Однако они категорически отказались брать с нас даже цент.
— Расскажите, пожалуйста, о такой категории как социальное жилье. И, вообще, на какое жилье могут надеяться беженцы в Германии?
— Здесь есть два пути. Или ты живешь у знакомых или в семье немцев-благодетелей, пока оформляешь все документы и ждешь социального жилья. Или едешь в лагерь и то же делаешь там. Многие люди живут в лагерях. Там они могут сидеть несколько недель в ожидании жилья и полной регистрации в качестве беженца. В лагерях бесплатная еда, как говорят, в основном, без супов и каш (немцы сами это редко потребляют), выдают карманные деньги. Но это не полные выплаты, потому что считается, что вы в лагере на полном содержании государства. Окружение — как повезет. Есть беженцы других национальностей. Разный культурный уровень, разный уровень санитарных привычек. Многие скучают по домашней пище, имеют желудочно-кишечные расстройства, болеют простудой, ковидом. И хоть есть утешение, что хотя бы не бомбят, все мечтают поскорее получить социальное жилье, оплачиваемое социаламтом.
Социальным жильем может быть комната в общежитии, номер в отеле, квартира, комната в доме с немецкими хозяевами или другими беженцами. Редко — отдельный дом. О больших городах и мечтать нечего. Сейчас расселяют по селам, маленьким городкам, могут отвезти в санаторий в горы.
Чем меньше семья, тем больше шансов лучше устроиться. Помещений для больших семей мало. Что я заметила: охотнее принимают женщин с детьми. Меньше шансов на получение жилья даже не социального, а на благотворительной основе в немецких семьях, мне кажется, у полных семей, где есть мужчина, и пожилых одиноких людей. Особенно если люди, подавая объявления о поиске жилья в немецкие группы, выставляют эффектные яркие фото из довоенной жизни. Часто — с дорогих фотосессий. У местных — разрыв шаблона. Они не привыкли к таким беженцам: красивым, ухоженным, модно одетым, с прической и маникюром… С улыбками на лицах. Довоенными улыбками людей, у которых была престижная работа, дом, счастливая жизнь…
— То есть, чтобы быстрее найти социальное жилье через объявление, лучше предоставлять фото военной поры?
- Да. Я считаю, что нужно давать честные фото, соответствующие той трагедии, которая сейчас происходит с нашим народом. Они более приемлемы и понятны немцам.
- За социальное жилье полностью платит государство?
— Не полностью, а только аренду и почти все коммунальные. Беженцу остается заплатить за электричество, вывоз мусора и использование интернета.
- Отказаться от предложенного варианта социального жилья можно? К примеру, если оно не устраивает.
— Почему нет? Тебя отвезут обратно в твой или уже другой лагерь. Будешь ждать следующий вариант там.
Читайте также: Как беженцам в Польше получить идентификационный номер PESEL и для чего он нужен — делимся опытом
— Расскажите о ваших хозяевах в деревне, где вы живете.
- Мы живем в таком месте, как в фильме о ковбоях. Здесь очень хорошо. Тихо. Аист сидит рядом. Наши хозяева Клаус и Карен фермеры. У них есть взрослые дочери, которые живут отдельно от родителей. Клаус и Карен очень трудолюбивы. У них коровы, кони. Три пастбища. Ферма механизирована. Есть еще свинки. Но мы их ни разу не видели. Клаус после эпидемии свиного гриппа дрожит над своими животными. Никого к ним не пускает, чтобы не занесли какую-нибудь инфекцию. Перед тем, как зайти к ним, сам всегда моется.
Хозяева удивились, что мы приехали на машине. В их понимании Украина небогатая страна. Они перешли жить рядом в другой дом, а нам выделили отдельный дом. Двухэтажный. Семь комнат на первом, четыре на втором. Но мы ими не пользуемся, не хотим лишних расходов на отопление.
Первые дни мы ходили какими-то прибитыми. Состояние покоя и тревоги одновременно. От стресса перестали есть даже дети. А когда аппетит вернулся, начали очень экономить, и мы с мужем свою еду отдавали детям. Даже похудели. Мозг давал установку: «Так надо. Потому что война. Завтра этого не может быть». Мозг не верил, что еды теперь достаточно.
После всего пережитого находились в тяжелой депрессии. Однажды я вышла во двор, обняла большую хозяйскую собаку, зарылась в шерсть, упала вместе с ней на траву и начала рыдать… Но надо жить дальше. Я дала объявление о продаже одного из своих котят в Гамбурге. Меня узнали кошатники Германии, с которыми я общалась задолго до войны. Начали предлагать помощь. Присылали корм и игрушки для кошек, одежду, обувь, вкусности и игрушки для детей, вещи для моей беременной дочери Насти. Одному из сыновей, Серафиму, узнав, что он любит рисовать, прислали дорогие мольберты, холсты, краски. В деревне, где мы поселились, люди тоже все время помогают. Принесли для детей портфели, термосы. Насте для будущего ребенка подарили и колыбель, и кроватку. Постоянно чем-то угощали детей. На рынках отказывались брать деньги за продукты. Это было невероятное внимание. Мне постоянно хотелось плакать…
— Ярослав до сих пор на инвалидной коляске?
- Нет. Его в Гамбурге обследовали, сделали МРТ и установили диагноз: разрыв связок. Делали перевязку и через три дня сын встал на ноги! Еще не бегает, немного хромает, но ходит! Все обследования и лекарства для него были бесплатными. Привет врачу из Киева, который во время войны содрал с нас за рентген и прием 1800 гривен.
— Роды тоже здесь бесплатные?
— Для беженцев да, для местных — не знаю. У Насти была огромная отдельная палата с кухней, джакузи, мячом. Она рожала в присутствии свекрови. Поэтому за проживание родственника в палате роженицы нужно было заплатить. Пять дней тому назад Настя родила сына. Она со свекровью и малышом уже дома. Они проживают в другом поселке. Так что я успела еще стать бабушкой!
- Поздравляю! Почему, по вашему мнению, некоторые немецкие семьи, принявшие украинцев, не продлевают им срок пребывания? Или вообще намекают на то, что надо быстрее искать социальное жилье.
- Во-первых, думаю, что какими бы благородными они ни были, за три-четыре недели немцы уже начинают считать деньги. Коммунальные здесь очень дорогие. Во-вторых, языковой барьер, из-за чего происходит много недоразумений. В-третьих, разница в менталитете и привычках. К примеру, здесь принято рано ложиться спать: дети в восемь, взрослые чуть позже. Мы же топчемся до двенадцати ночи и «прожигаем» свет. В-четвертых, немцы просто элементарно устают от присутствия других людей в доме, как устали бы и мы. Поэтому тем, кто живет на благотворительной основе у немцев в гостях надо все же быстрее подыскивать социальное жилье. Ну, и если хочешь быстрее интегрироваться — учить язык, перенимать и понимать их правила.
Вот в нашей деревне по полю бегают зайчики, косули. Будь это дома, то настреляли бы этих зайцев и накормили бы детей. Но нельзя! Во-первых, нужно, чтобы был открыт сезон охоты. Во-вторых, следует иметь разрешение на отстрел. В-третьих, нужно заплатить владельцу земли, по которой бегают зайцы. И вот ты ходишь и только облизываешься. (смеется). Но нельзя. Правила. Порядок есть порядок.
— Вы скучаете по дому?
— Очень. Сначала только и повторяли: «А помнишь, какой у нас там был компьютер!», «А какие велосипеды!», «А какой инструмент!». Мы очень травмированы этой войной. Я все время плакала. Заворачивалась в одеяло, бежала в поле и рыдала. Серафим тащил меня домой: «Мама, я не хочу, чтобы ты здесь замерзла!». Из депрессии вытащили нас Карен с Клаусом. Они были так деликатны, так внимательны…
Карен столько сделала для моих детей! Забирала их к себе в дом, пекла с ними печенье. Играла с ними, всегда уделяла внимание. На католическую Пасху охотилась вместе с ними за шоколадными яйцами — такое развлечение придумали для детей села… Когда мой сын потерялся по дороге в школу (проехал свою остановку на автобусе), села в машину и вместе с нами его искала. Ее муж постоянно катал моих ребятишек на тракторе. Карен, Клаус и все жители поселка Нойбрук, где мы живем, создали нам какую-то мощную ауру, защитную оболочку, которую, кажется, невозможно повредить. Нам все время хотелось чем-нибудь отблагодарить. Я угощала Карен и Клауса украинскими блюдами, рвалась помогать: научилась доить коров, пасла их на пастбище. Сама выпрашивала эту работу. Мне хотелось быть полезной.
Нам здесь очень хорошо. Однако муж (его пропустили с нами как многодетного отца) недавно сказал, что хочет перевезти нас в крупный населенный пункт, где лучше развита инфраструктура, где дети смогут посещать кружки, и ближе к дочери. Матвею нужно дальше заниматься кикбоксингом. В Украине его считали очень перспективным спортсменом. Серафим тоже занимается кикбоксингом, хорошо рисует, создает компьютерные мультфильмы. Муж нас перевезет, а сам поедет в Украину отстраивать Ирпень. Он видит, что я вышла из депрессии. Говорит: «Я вас сюда доставил, устроил, помог адаптироваться. Дождался родов дочери. Дальше — уже сами…»
— Ваш дом уцелел? Планируете потом ехать в Ирпень к мужу?
— Дом уцелел. Однако во дворе похоронены тридцать расстрелянных горожан. Школа разбита. Многие места заминированы. Мы потеряли все. У нас был свой бизнес. Планы на жизнь. И хотя Ирпень уже освободили, сердцем я его отпустила. На год… Пока в стране идет война, возврата нам нет. Я верю, что мы победим, что наш народ выживет в любой ситуации. Но у меня есть дети. И пока возвращаться туда, и не дай Бог, снова переживать то же самое, я боюсь …
Фото из семейного альбома