35-летняя Валерия Коломиец с двумя сыновьями — 8-летним Сашей и 4-летним Георгием — три недели выживали в подвале в Мариуполе. Они каждый день ждали, что вот-вот станет легче, но ежедневно на улицах появлялось все больше трупов. Сначала их вывозили, потом стали просто накрывать куртками, прикидывать ветками деревьев. Затем перестали накрывать… Когда вокруг все было разрушено, а «хрущевка» Валерии осталась единственной уцелевшей, женщина решила бежать. Накрыв детей на заднем сиденье машины одеялами, чтобы не видели всех ужасов, под обстрелами на стареньком «Форде» выехала из города. Но впереди их ждали сутки дороги по оккупированной территории, чтобы добраться до украинских воинов. Сотня российских блокпостов, унизительные вопросы, обыски, страх за детей и отчаяние старшего Саши, когда маму выводили из машины, прилет снаряда в соседнее авто, разбитые стекла и двери «Форда». Но им удалось выбраться…
— Всё началось, как у всех, в четверг, 24-го, утром. Мне позвонил отец и сказал, что началась война, — рассказала Валерия Коломиец по видеосвязи проекту «Очі». — Однако я несерьезно к этому отнеслась, у меня даже не было мысли, что нужно ехать из Мариуполя, потому что была уверена, что это очень защищенный город. Мы 8 лет готовились к этой войне, у нас стоял полк «Азов», были танковые укрепления. Я считала, что, даже если здесь будут какие-то боевые действия, то в самом городе будет безопасно, такого уровня жестокости я даже не ожидала. Это мы уже видели в 2013 году, но это были уличные бои, какая-то артиллерия, не было авиации. Я приняла решение, что останусь в Мариуполе, ведь здесь будет безопасно. Сначала начали стрелять с восточной стороны города (где «ДНР»), каждый день становилось все громче, а со вторника начался настоящий ад. Я впервые в жизни слышала, как мой отец плачет, ведь по Мариуполю стреляли из их села. Мы оставались в квартире, ночью невозможно было спать, были очень слышны выстрелы, и они становились все громче. Приходилось постоянно врать детям: что это наши стреляют, что все хорошо, это не в нас летит, бахнуло далеко. Но это было неправильно, я считаю. Дети все понимали, старший видел правду и понимал ситуацию, а я ему говорила совсем другое. И потом он уже перестал верить в то, что все будет хорошо. Физически мы не пострадали: не голодали, нас не ранили, но морально — да. Мы жили эти три недели в ужасном страхе, теперь у старшего сына проблемы с нервной системой: у него нервные тики. Мы обратились к детскому неврологу, ребенок принимает антидепрессанты. В подвал я боялась идти, спуститься туда для меня было «точкой невозврата», поэтому я пользовалась правилом двух стен.
— А как чувствовали себя морально, ведь известно, что довольно быстро улицы большого и красивого Мариуполя превратились в кладбище?
— Нет еды, воды, газа — это все не страшно. Страшно, когда у тебя нет связи, ты не понимаешь, что происходит в стране, и видишь только то, что видно из твоих окон. Мы бегали в одно место, где можно было позвонить, под обстрелами все стояли и звонили родным, читали новости. То, что говорят, что тела лежали прямо на улице, — это правда. Сначала их забирали, потом стали накрывать, а потом уже ничего не делали, могли просто прикрыть ветками. На детской площадке, где я когда-то гуляла с детьми, лежал убитый парень на скамейке. Я пять дней бегала звонить, и он там лежал. Потом трупы появлялись везде: прямо на улицах, в сгоревших машинах. В день, когда мы решили идти в подвал, я увидела вспышку. Подумала, что прилетело на пятый этаж, но они попали в дом, который в ста метрах от нас. Этот дом горел два дня, пожар никто не гасил. Мы очень испугались, появился физический страх смерти. До этого я боялась, что потеряю имущество, что у меня сгорит квартира, выбьет окна. А это был первый страх, что тебя убьют. И мы пошли в подвал. Варили еду на костре, кипятили утром воду, разливали по термосам, потому что было очень холодно. Я думала, что никогда больше не смогу согреться. Было ощущение, что город разбили на квадраты и решали: «Сегодня лупим по этому квадрату, а потом по этому». Мы понимали, что в наш дом тоже прилетит, это вопрос времени, просто наше время еще не пришло. Мне нужно уехать — это единственное, что крутилось в моей голове. Я видела, как в соседний двор прилетело и там сгорели все машины, поэтому боялась, уцелеет ли моя. Когда мы сидели в подвале, то просто была такая черная безнадега, ты сидишь и понимаешь, что тебя убьют, просто не знаешь когда. И ты не понимаешь, что происходит вокруг, кто есть кто — это очень серьезное влияние на психику. Попало в наш двор, дом начал качаться, мне на голову сыпется штукатурка, а я лежу и думаю: «Господи, нас сейчас здесь завалит этим бетоном и все, нас здесь и похоронят. Это так страшно, что аж тошнит. Сейчас понимаешь, что это ненормальные вещи, а там ты воспринимаешь все по-другому, выстраиваешь план, как будешь ковырять трубой дыру в стене, когда тебя засыплет.
Читайте также: «Папу похоронили во дворе больницы»: история врача-героя из Мариуполя, который погиб, спасая пациентов
— Как решились ехать и как все происходило?
— День, когда мы выезжали, я помню до малейших подробностей. Увидела, как сосед тащил одеяло к машине, спросила, будет ли он ехать, решила ехать тоже. Потому что знала, что тут меня точно убьют, а там, может, повезет. Оставили там все, потому что вещи теряют свою стоимость, ценность. Ты понимаешь, что все это ничего не стоит, берешь из дома дорогие подушки, кастрюли, новые вещи и тянешь все в подвал. В чем были одеты в подвале, в том и сели в машину и поехали. И тут начался второй ад в моей жизни. Мы ехали в колонне из пяти машин, я была последней. Меня сразу предупредили, что никто никого не будет ждать, если вдруг что-то произойдет. То, что мы видели, когда ехали, это ужас: дороги уничтожены, такие воронки, что нужно объезжать, тела людей, сгоревшие машины, дома, пламя… Я накрыла детей одеялами, прикрыла сумками, торбами, чтобы они не видели этого всего. Мы выехали из Мариуполя, остановились, вышли из машин и почувствовали такую эйфорию! Если бы я выиграла миллион в лотерею, то так не радовалась бы, как тогда. В тот момент я поняла, что все, для нас это кончилось, мы выжили. Но был теперь другой вопрос: что делать дальше? Уже вечерело, и мы не знали, какая ситуация в соседнем Мангуше, куда ехать дальше. Переночевали в пансионате в селе под Мариуполем — там жили люди, и они нас пустили. Утром отправились в Запорожье. Было страшно ехать, указателей нет, карты не работают, многие блокпосты, на которых останавливали, проверяли документы, багажники. Сын очень боялся, что меня куда-нибудь заберут, когда я выходила открывать багажник, и уже не вернут. На блокпостах так хотелось дать всем в морду, сказать всё, что думаешь о них, но ты только тихо отвечаешь и со всем соглашаешься, потому что не знаешь, что у них в голове. Когда мы подъезжали к Запорожью, в Васильевке стояла большая пробка машин и нас обстреляли в колонне. Нам прилетело в лобовое стекло, но мы доехали. В Запорожье все было очень хорошо организовано, нас всех быстро переписали, оказали необходимую помощь. Сейчас мы в Виннице, но мысленно с родным Мариуполем. Дай Бог, чтобы был наконец мир…
Читайте также: Пакуют трупы на продуктовом складе: стало известно, как оккупанты избавляются тел тысяч погибших жителей Мариуполя
«Постоянное ожидание смерти»: руководитель клуба УПЛ рассказал о пережитом аде в Мариуполе