В боях в Луганской области погиб 24-летний военнослужащий из села Пасицелы Одесской области Павел Бардаховский. Он выполнял боевое задание в Северодонецке, который враг уже столько дней безуспешно пытается захватить. Побратим бойца Андрей Ненько на своей странице в «Фейсбуке» рассказал подробности того последнего боя и как на его руках умирал тяжелораненный солдат.
«С Павлом мы познакомились еще в самом начале войны в учебном центре. Он отличался взвешенностью и спокойным, как у удава, характером, был ветераном АТО и всегда делился опытом с новичками, никогда не отказывал в помощи, если его о чем-то просили, — делится Андрей Ненько. — Он был артиллерист в АТО, но почему-то на этой войне его направили в пехоту. Он, как и я, стал пулеметчиком, мой коллега».
Оба бойца несли службу в Северодонецке.
«Была моя очередь отдыхать на дежурстве в окопах, и я как и.о. командира отделения собрался с нашими ребятами перед выходом на нулевой рубеж, чтобы передать ПКМ и последующие указания, — продолжает Андрей. — Неожиданно начался плотный минометный обстрел, все успели спрятаться в нору. Переждали. Вышли, словно тихо. И тут мы слышим этот страшный звук выхода «градов» — это самая адская штука, которая уничтожает весь квадрат, по которому ее выпускают. После окончания обстрела мы вылезли из подвала. И тут кто-то кричит: «На Герое 300-е, быстро нужна помощь!». Пока мы добежали до Героя, прошло как минимум 5 минут, на минометку по дороге мы уже не обращали внимания. Подбегаем, лежат трое 300-х, все тяжелые, а в самом тяжелом я узнаю Пашку, за него беремся я и Рыжий.
Паша лежит на спине, глаза уже закатываются, бедро размозжено, перебито в нескольких местах, нога развернута назад, паховая область пробита. Кровь бежит рекой, все в мясе. Кровь из носа. Рыжему бросают турникет и он пытается его наложить, но бедро перебито в самой основе. Я теряю пульс и вижу, что он задыхается. Что-то не так, потому что рот пуст. Снимаем броник, чтобы делать массаж сердца, и я вижу дырку навылет через грудь размером с 50 коп, на 1 см выше пластины броника. Бля, это пневмоторакс. Иглы, конечно, никто из нас не имеет. Пробуем выпустить воздух так, как есть, я держу дырку ладонью, Рыжий давит на грудь и из-под ладони у меня выходят кровавые пузыри. Никогда не забуду это чувство, до сих пор я это ощущаю. На мгновение кажется, что у нас выходит, но пульс не возвращается. Не сдаемся. Эффективное время массажа сердца одним человеком — минута. Меняемся. Продолжаем, но тщетно. Все равно продолжаем…
Нет ничего хуже, чем понять, что это конец. Я держу его голову, закрываю веки своей рукой и читаю над ним молитву. Смотрю на свои руки — все по локоть в крови. И это чувство пузырей на ладони не проходит. Стоим несколько здоровых бойцов, у всех текут слезы. Думаю, как хорошо, что я в очках, но чувствую, что по щекам текут две реки слез.
Пашу кладут в мешок на носилки, я кладу к нему его камуфлированную панаму, в которой он постоянно ходил. Я возненавидел «грады». Я заметил, что немного заикаюсь. Время от времени я плакал еще несколько дней, когда никто не видел. До этого еще никто не умирал у меня на руках. Знаю точно, что шансов у нас не было, но мы старались и сделали все от нас зависящее".
По словам Андрея, у 24-летнего парня остались мать с отчимом, двое детей, братья и сестры.
«Дети должны знать, что их папа — герой, потому что нет большей чести, чем отдать жизнь за свою землю, — считает Андрей. — Покойся с миром, побратим, теперь ты там, где нет войны!»