Трагической историей своей подруги из Мариуполя поделилась в соцсети Татьяна Павлюченко. По ее словам, накануне войны местная жительница Галина, проживающая в Испании, поехала к своим родителям в Мариуполь и оказалась в аду войны. Их дом сгорел, папу парализовало, несколько первых недель войны они, как и большинство местных, прятались в темных холодных подвалах от постоянных авиаударов и артиллерийских обстрелов. В конце марта Галиной маме удалось выехать на попутке в Бердянск, а Галина с папой осталась в подвале мариупольского дома… В мае, когда надежда на ее спасение уже угасала, женщина написала подруге: «Мне стыдно за людей, у которых руки по локоть в крови, за людей, которые убивают и калечат без сожаления и смеют называть себя русскими…» Еще долго, по словам женщины, подруга не могла взять трубку, чтобы поговорить. И только через месяц разговор состоялся, поэтому Татьяна решила им поделиться от имени подруги.
«Мама уехала в Бердянск в конце марта. Мы остались с папой в холодном подвале дома № 78 на пр. Строителей.
Папе было очень плохо, он не двигался, страдал от боли, холода, высокой температуры. Не было памперсов, лекарства и еда заканчивались.
В подвале были соседи. Некоторые, глядя на его муки, говорили мне, что надо было оставить папу и уезжать с мамой — он-де не жилец. Я не могла объяснить им: это же мой любимый папочка! Он всегда любил и поддерживал меня. Даже в этой адской ситуации он шептал: «Доченька, мне так жаль, что не увижу тебя снова счастливой… А ты обязательно будешь счастлива… потом… после нашей Победы…»
Как бы я ни любила папу и ни верила в Чудо, как врач, я понимала: если ему срочно не оказать стационарную медицинскую помощь, папа умрет.
Я решила действовать…
Сначала поднялась в нашу квартиру, чтобы взять вещи. Снаружи грохотало и выло… Наша квартира, как ни странно, встретила тишиной. Как могила. Черная и выгоревшая. Я стояла в закопченной промерзшей коробке убитого многоэтажного дома по щиколотку в пепле и не верила, что это дом МОЕГО ДЕТСТВА. Здесь мы с сестричкой играли, мама кормила вкусными обедами. Здесь я впервые влюбилась и родной дом первым узнал о моей победе на конкурсе и отъезде на учебу в Испанию…
Теперь ДОМ был мертвым. Его убили «братья». Я пошарила в пепле и нашла остатки своего лептопа, а еще — одного из двух фарфоровых лебедей — символов семейного счастья моих родителей. Второго не было. Почему-то отсутствие этого, второго, лебедя очень больно задело. Как будто он вырвался из Мариуполя, а мы с папой — нет…
Я спустилась в подвал и попросила присмотреть за папой соседку, у которой когда-то принимала роды (по первому, украинскому образованию Галя — акушер-гинеколог, по испанскому — семейный врач и эндокринолог. — Авт.). Решила идти за медицинской помощью. Куда? Где меньше грохотало. Это была уже оккупированная русскими территория — поселок Мангуш. Со мной вызвались идти туда еще два соседа. Другие отговаривали — дорога обстреливалась, авианалеты были постоянными, и чтобы выйти на относительно тихий участок, нужно было пройти семь кругов ада. Тогда я еще не знала, что настоящие адские круги меня ждут впереди…
До Мангуша мы добрались. 30 км пешком, несколько проверок оккупационными войсками и первое мое задержание за то, что наряду с украинским паспортом у меня был испанский. Мое испанское гражданство вызывало подозрение и неоправданную злобу.
Кстати, потом эти эмоции я встречала не единожды. Но в этот раз все обошлось. Помощь папе, вопреки моим надеждам, никто не захотел оказывать, но мне позволили переночевать в холодном помещении вместе с сотнями убегающих от войны мариупольцев и утром отпустили.
Я могла добраться до Донецка и уехать в Испанию. Но папочка… мой любимый, добрый папочка оставался в темном сыром подвале под непрерывными бомбежками… Как бы я потом с ЭТИМ жила?
И я вернулась в Мариуполь.
Было начало апреля. Я добралась и поняла, что папе совсем плохо. Он бредил и остро нуждался в лекарствах.
В отчаянии я пошла в горбольницу № 2, ближайшую из действующих. Она была уже под контролем российских войск.
«Ну и что? — подумала я тогда, — они тоже люди, у них тоже есть родители и они поймут мое желание спасти отца».
Если честно, я всегда жила в русскоязычной среде Донбасса, училась в русскоязычной школе, уехала в Испанию еще в 90-х, когда Украина только недавно вышла из состава СССР и дружба с рф была еще крепка. Я не могла поверить, что русские хотят смерти украинцев. Думала, это какая-то ошибка руководства их страны, а нормальные люди есть везде и всегда можно договориться…
Как же я ошибалась!
В больнице № 2 работало всего три врача — дико уставших и обозленных.
«Как вы не понимаете?! Туда „скорая помощь“ просто не доедет — там постоянный обстрел! — кричал мне главврач Вакуленко Максим Валерьевич. — Лучше бы помогали нашим врачам, раз говорите, что тоже медик!» И я стала помогать, хотя на самом деле врачам нужны были крепкие мускулистые санитары, чтобы переносить раненых и уносить трупы.
Главврач (присланный из Донецка) показался мне сначала человеком порядочным: выслушал, послал какого-то ополченца проверить, как там мой папа, пригласил на свой день рождения, который отмечал бутербродами и водкой тут же, в больнице. Я ничего не скрывала, сказала, как есть: живу и работаю в Испании, приехала перед войной к родителям, теперь вот пытаюсь спасти папу…
Главврач слушал, кивал, а потом неожиданно начал расспрашивать об учебе в Донецке, о том, какие фамилии у преподавателей, как называлась столовая универа… Я не все смогла вспомнить — прошло 25 лет! — и главврач заявил, что я не та, за кого себя выдаю.
Потом вернулся ополченец и сказал, что папы нет — в дом попала бомба и все сгорело. От него дико несло перегаром, и я поняла: никуда этот гусь не ходил и просто врет.
Вырвалась из больницы и побежала к родному дому. Папа действительно умер. Соседи вынесли его в одеяле во двор и положили рядом с другими жертвами этой бессмысленной бойни. «Папочка, прощай и прости, что не могу тебя похоронить», — прошептала я, поцеловав его в холодный лоб.
Я вернулась в больницу, просто больше было некуда идти, город оставался закрытым. Теплилась надежда, что удастся выехать в Донецк вместе с заезжими оттуда врачами. Но вместо врачей меня «забрали» так называемые полицейские «ДНР» и отвезли в Володарск. Там взяли отпечатки пальцев, а потом мне и еще одной «заключенной», Марине, — молоденькому лейтенанту одного из райотделов мариупольской полиции — замотали рты и глаза скотчем и куда то повезли в зарешеченном пазике.
Ехали час, остановились в поле. «Наверное, будут расстреливать», — прошептала Марина.
Нет. Мы приехали в Донецк, в так называемый изюмский отдел по борьбе с преступностью. Вместе с еще 5 людьми нас поставили лицом к стенке и заставили так стоять три часа. Было холодно. Еще в Мангуше я простудилась и в Донецке поняла, что у меня — воспаление легких. Была температура, сильный кажешь и боль в груди…
Три дня нас продержали без еды и воды. Допрашивали 5−6 раз. Каждый раз, когда рассказывала правду, не верили и требовали «все рассказать».
Что, ВСЕ? Я не понимала, что от меня хотят — ведь так легко проверить, что я мариупольчанка, родители живут в Мариуполе, училась в Донецке, победила в международном образовательном конкурсе для молодых врачей и уехала в Испанию учиться. ВСЕ!
Наверное, рашистам не приходило даже в голову, что кто-то может ПОБЕДИТЬ не оружием и геноцидом, а умом и упорным трудом.
Сначала меня допрашивали вежливо. Потом — начали бить: по голове, а когда упала со стула — по ребрам. Я в сотый раз повторяла то, что было правдой. Но двум извергам казалось мало. Складывалось впечатление, что издевательства над людьми им лично приносят физическое удовольствие. Они подключили к моим ногам и рукам ток.
Было очень больно. ОЧЕНЬ. БОЛЬНО. Не получив никаких новых сведений, твари пообещали подключить ток «сама знаешь куда». И я почему-то им сразу поверила.
Но привезли новую партию пленных и палачи обо мне на время забыли. Я слышала, как пытали какого-то молодого мужчину… судя по голосу, совсем мальчишку. Он страшно кричал три часа подряд. Этот крик мне теперь снится по ночам…
У меня отобрали документы, телефон и рюкзак с вещами и деньгами — там хранились «похоронные» деньги родителей. Все исчезло, но в тот момент мне была важнее собственная жизнь. «Дайте мне антибиотики, а то я умру!» — умоляла местного «следователя». «А мне по… й!» — ответил он и даже воды не дал…
Они в массе своей были садистами.
Я думала, со мной произошло худшее, что могло быть. Но я снова ошиблась!
После Донецка в начале апреля, не добившись новой информации, оккупанты отвезли меня в Еленовку и бросили в цементный «мешок» к другим заключенным. 40 человек на 40 метрах. Мои мучители сказали, что в «мешке» все «азовцы». Но «азовцев» там не было, зато точно были зеки-стукачи рос. спецслужб, которые начали меня травить. «Поселили» возле грязного, вонючего туалета, не давали воды, выбивали из рук ту скудную еду, которую получала от «освободителей», — краюху хлеба на день.
Яркое воспоминание: просыпаюсь на холодном цементном полу. Болят ребра. Сильно болят легкие и голова от температуры. Хочется пить, а воды нет. Попыталась пить мутную техническую воду, но и ее не дали.
Хотелось есть. Я видела, как молодых женщин-заключенных иногда выводили под конвоем на ночь, а потом конвоиры давали им консервы или какую-то работу вне «мешка». Это было привилегией — стоять и ходить. Догадывалась, какую цену было заплачено за те консервы…
Мне не давали вставать. Не давали ходить. Даже пойти в туалет. Меня травили, чтобы что? Думаю, план был простой — они хотели, чтобы я, если выйду оттуда, рассказывала в ЕС, какие плохие «азовцы». Какой же все-таки дешевый спектакль с тупыми актерами!
Через несколько недель я не выдержала и взбунтовалась. Кричала, требовала адвоката и свободу. Меня бросили в карцер. Там было очень холодно, но хотя бы можно было вытянуть ноги…
Потом — опять боль в груди, полуобморочное состояние и изнеможение. За месяц мучений я потеряла почти 10 кг, стала бледной тенью себя с потрепанными волосами и желтой кожей. Я понимала — еще немного и этот мешок станет моей могилой. Было уже все равно. И когда в очередной раз мерзкая баба-заключенная, которая ненавидела и травила меня, подошла с угрозами и матом, я сломала ложку и закричала, чтобы отошла, иначе за себя не ручаюсь. Наверное, что-то в моих глазах было такое, что она замолчала и отошла…
А в начале мая меня отпустили. Просто выпихнули утром за ворота тюрьмы и закрыли за спиной дверь.
Не буду рассказывать, с каким трудом я добралась в Донецк, к старой 90-летней родственнице, которая меня даже не узнавала. Как мне помогло с деньгами и билетом представительство ООН в Донецке, как друзья отнеслись с непонятием, недоверием и подозрением и как в старых, порванных туфлях родственницы ходила в изюмский отдел забирать документы у изверга, издевавшегося надо мной, и какими матерными словами этот садист меня «провожал» с «освобожденного» «ДНР» — это длинный рассказ…
Скажу одно: когда мне в Донецке заявили, что выезжать на Испанию лучше через москву, я ответила: НИ ЗА ЧТО!
И когда наконец окольными путями добралась в Литву, то целовала землю перрона. Какое счастье — я в ЕС!
Никогда не думала, что россия превратится в фашисткое государство.
Злоба, жадность, подозрительность, презрение, отупение — малая толика того «русского мира», который пришел в Мариуполь.
Мне очень-очень больно, что мой папочка остался лежать там, во дворе. И таких в Мариуполе тысячи, десятки тысяч…
Я прошу Бога когда-нибудь найти захоронение и по-христиански предать прах любимого папы родной земле. Он так верил, что я выживу и доживу до Победы.
Папочка, я обязательно доживу!
Я уже дома, в Испании, даю интервью испанским СМИ, несмотря на то, что вспоминать все происшедшее очень больно. Но я должна рассказывать правду.
Прошу мою вторую родину и все западные страны: помогите Украине победить! Примите Украину в ЕС и не оставляйте один на один с рашистами. Война не так далеко от ЕС, как кажется, а если Украина падет — падет и Европа".
Читайте также: «Мои собаки теперь на небе. И дедушка тоже»: 9-летний автор знаменитого «Мариупольского дневника» вырвался из оккупации
Гуманитарный ад в Мариуполе: оккупанты вынуждают жителей города бороться за продукты (видео)
«Как жить в стране, которая хочет тебя убить?!»: украинцы, «эвакуированные» рашистами в росию, бегут в ЕС
Материалы, опубликованные в рубрике «Блоги», отображают мнение автора и могут не совпадать с позицией редакции.