В Киеве на Михайловской площади, где сейчас демонстрируется подбитая российская военная техника, появились 2 необычных экспоната — изувеченные гражданские легковые автомобили. Один из них сожжен, второй, с надписями «ДЕТИ» — иссечен пулями. Оба найдены в Киевской области в районе села Вышеград. Удалось выяснить, что, когда 14 марта российские солдаты открыли по ним огонь, в этих машинах находились 9 человек, 6 из них — дети. Удалось ли им выжить?
— Удивительную историю спасения людей, ехавших в этих машинах, мы узнали случайно, — рассказал «ФАКТАМ» сотрудник Центрального военно-исторического музея ВСУ Павел Нетесов.
Корреспондент «ФАКТОВ» связался с Виталием Самойленко, который вместе со своими родными продолжает лечение и реабилитацию в Германии.
— Мы всей семьей выехали из Бучи в первый день войны, 24 февраля, примерно в обед, — рассказал Виталий. — Тогда уже над аэродромом в Гостомеле поднимались клубы черного дыма и были слышны взрывы. Мы двигались по Варшавской трассе в направлении Бородянки на трех машинах: я — на Mitsubishi Pajero. Взял детей своих и сестры. Жена ехала на своем автомобиле с пассажирами. Мои родители — на своем автомобиле, взяв сестру и ее мужа.
Полностью заправленной была только моя машина. В других двух бензина — меньше половины. На заправках стояли гигантские очереди. Не останавливаясь, в телефонном режиме договорились завернуть в село Здвижевка, где у нас есть дом. Хотели там хотя бы немного оправиться от шока, а утром решить, что делать дальше, — утро вечера мудренее.
Мы не ожидали, что российская армия будет наступать не только от своей границы, но и из Беларуси. Дорога из Беларуси идет через Чернобыльскую зону, Иванков, Катюжанку, а дальше уже Здвижевка, куда мы заехали на ночевку.
— Вы оказались там в оккупации?
— К сожалению, да. Уже на следующий день, 25 февраля, в Здвижевку зашли российские войска — много техники и солдаты. Объявили о введении комендантского часа. Выходить из дворов запретили. Пропала мобильная связь (то ли ее глушили, или взорвали вышку, не знаю). Пару дней была электроэнергия, но потом и она исчезла. Как следствие — не стало воды, потому что ток не подавался на насосы. Для мытья и стирки пришлось использовать воду из приямка, а для питья у нас был запас воды.
В Здвижевке россияне организовали что-то вроде штаба дивизии или какого-то другого крупного подразделения — их офицеров, техники было очень много. Недалеко от села они поставили артиллерию и стреляли в сторону Киева.
Общение между соседями было очень ограничено, поэтому мы мало знали, что происходит за пределами нашего двора. Но слышали, что россияне забирали людей из домов, допрашивали.
— Сколько вы прожили в Здвижевке?
— С 24 февраля по 13 марта. Мы решили ехать оттуда, когда по селу пошли слухи о том, что местные активисты вроде бы договорились с руководством россиян, что будет предоставлена возможность беспрепятственно выехать из села частным транспортом.
Официальных зеленых коридоров из Бородянки, Здвижевки и соседних сел не было, поэтому выезжали на свой страх и риск. Первая группа машин двинулась 12 марта около полудня. Мы поехали на следующий день в составе второй колонны. Приблизились к Макарову. Рядом с ним шел бой — раздавались взрывы снарядов, горели российская техника, дома.
Прямо перед въездом в Макаров нас остановили российские солдаты, сказали, что в село нас не пропустят. Там и физически не было возможности проехать — огромный поваленный тополь перекрывал дорогу. Мы развернулись и были вынуждены двинуться другим путем. Водители в нашей колонне знали дорогу через Макаров, а через села — нет. Так что поехали просто в нужном нам направлении. У села Гавронщина мы впервые попали под обстрел. Колонна разделилась. Мы находились в ее хвосте, притормозили, потому что было страшно и опасно.
Потом все же свернули в Гавронщину. Стали на какой-то улице. Находились в стрессовом состоянии, на душе тревога. К нам вышли местные, начали убеждать остаться на ночлег. Мол, к началу комендантского часа мы уже не успеем куда-то доехать. Если честно, их увещевания вызвали подозрение, но другого выхода фактически не было — никто из нас не знал, как выехать по селам на Житомирскую трассу.
Наша колонна разделилась: 7 замыкавших ее машин остались в Гавронщине на ночевку. Мы остались, чтобы оправиться от пережитого обстрела и расспросить у местных дорогу. Расселились по домам, хозяева которых уехали в эвакуацию. Главное для нас было, чтобы в доме функционировало хоть какое отопление, ведь с нами были дети.
Утром к нашей колонне присоединились люди на трех автомобилях (не знаю, местные ли они). Мы расспросили у местных, как ехать. Десятью машинами двинулись в сторону села Вышеград. От него до Житомирской трассы, на которую мы хотели попасть, уже недалеко.
— Ваши изувеченные машины Павел Нетесов нашел именно в районе Вышеграда. Почему русские солдаты открыли там по вам огонь?
— Неизвестно, мы никоим образом их не провоцировали стрелять по нам — просто двигались по дороге. Расскажу по порядку. Я ехал в колонне третьим. А первой — моя мама. Потому что к ней в салон села местная женщина, чтобы показывать дорогу. Помню, ее зовут, как и мою маму, Вера. Второй ехала моя жена Елена на Nissan TIIDA. Остальные машины — за нами.
Читайте также: Под Киевом оккупанты расстреляли легковушку из танковых пулеметов: убиты и ранены дети
Выехали из Гавронщины в сторону села Вышеград. Там еще стояла какая-то сожженная российская бронемашина на гусеницах (скорее всего, БМП). Минули ее и, немного не доехав до кладбища, услышали взрывы.
Дальше все происходило очень и очень быстро, в какой-то суматохе. Поднялась туча пыли, что-то дымилось, сильно запахло горелым. В какой-то момент я понял, что в нашу машину попали. Через доли секунды — еще раз попали. Помню, что один из боеприпасов пролетел внутри салона моего автомобиля вдоль лобового стекла. Он взорвался то ли от удара о стекло, то ли просто взорвался сам по себе — не знаю. Осколками мне рассекло лицо в области левого виска, в голову попали и застряли под кожей еще несколько осколков. Лицо, глаза залило кровью. Из-за этого, а также из-за дыма плохо видел, что происходит вокруг.
Я выскочил из машины, потому что не мог разглядеть, что происходит позади меня в салоне. Открыл заднюю дверь, увидел своего младшего, 5-летнего, сына Макара. В машине были трое детей и моя сестра. Старший, 16-летний, сын Вова сидел рядом со мной. Сзади — сестра с двумя младшими, дочерью и сыном.
Когда начался обстрел, младшего, Макара, они столкнули на пол и сестра накрыла его собой. Дочь тоже упала вниз. К счастью, они фактически не пострадали — по крайней мере, видимых травм у них не было.
Невероятно сильно болело внутри головы. В памяти всплыли эпизоды из советских фильмов о войне, в которых люди кричали от невыносимой боли из-за контузии. Я тоже закричал, надеясь, что боль ослабнет. И это действительно помогло — стало легче.
Убедившись, что дети с сестрой живы, снова сел за руль — не понимал, что машина ехать уже не может. Вытер кровь с лица и увидел, что торпеды автомобиля нет. Руль более или менее целый, часть приборной панели — тоже. А все, что справа, повреждено: панель выпала, пластик поплавился. Не было лобового стекла. Тогда я стал осознавать, что перестал слышать (оказалось, что в правом ухе лопнула барабанная перепонка).
Снова выскочил из машины, чтобы забрать из салона младшего сына. А остальным кричу: «Выходите на другую сторону!». В тот момент, когда вышел из автомобиля, увидел, что позади нас несется российская боевая машина пехоты (БМП). На водительском месте, высунувшись по пояс, сидит бурят. Последнее, что я запомнил, — удар этой БМП в нашу машину.
О дальнейших событиях я знаю со слов свидетелей. Сначала БМП ударила по автомобилю, а потом — по мне, потому что я стоял рядом с ним. Наша машина улетела в одну сторону, я — в другую.
— Когда вы пришли в себя?
— Наверное, через несколько минут. Сознание вернулось, когда взрослые вместе с моими старшими детьми поднимали меня на ноги. Я не мог идти. Под руки меня оттащили в камыши. Там мы лежали, пока не кончилась стрельба. Меня снова подняли, и мы двинулись в деревню. Добрались до крайней улицы. Сын, 16-летний Вова, держал меня, чтобы я не падал, а остальные стучали в калитки, просили, чтобы нас пустили.
Себя я со стороны не видел, но знаю, что выглядел ужасно. Когда перед тараном БМП я выходил из машины, чтобы проверить, что с детьми и сестрой на заднем сиденье, было видно: 5-летний сын испугался, увидев меня с лицом, залитым кровью, с открытыми ранами, гематомами. Один глаз фактически не был виден. На виске была видна кость — из-за глубокой рубленой раны.
Местные боялись открывать. Наконец-то к нам вышла женщина лет 60-ти. Ее зовут Елена. Она нас пустила к себе. Меня уложили в постель, оказывали возможную в тех условиях медицинскую помощь, отмывали лицо от крови. Я то терял сознание, то приходил в себя.
Читайте также: Увидели, что в машинах малыши, разрешили ехать и… расстреляли в спину
Потом мне рассказали, что я так пролежал около четырех часов. Все это время меня лихорадило — наверное, из-за болевого шока. В очередной раз открываю глаза и вижу свою жену и русских солдат .
— Что от вас было нужно оккупантам?
— Они решили собрать всех выживших в доме, в котором они держали пленных. Нас хотели отправить в Белоруссию. Меня доставили в тот дом, завели на второй этаж, уложили в какой-то комнате. Елена часто и тщательно вытирала мне кровь, чтобы она не собиралась внутри головы. Больше всего кровоточило левое ухо.
— Что случилось с вашей мамой?
— Среди выживших она пострадала больше всего. Ей прострелили обе ноги и руки, живот. Она получила еще несколько осколочных ранений.
Я в результате удара БМП получил в нескольких местах переломы черепа (височной кости, кости под глазом, челюстей). Плюс многочисленные ранения и контузию. У моего старшего сына Вовы тоже контузия.
— Россияне отправили вас в Беларусь?
— Почему-то нет. Люди, чье состояние было более или менее нормальным, в том числе мои жена и отец, настойчиво просили россиян разрешить нам ехать в соседнее село Колонщина. Елена от кого-то услышала, что там есть медицинское учреждение. Не знаю, что произошло у россиян, но на следующий день они позволили эвакуировать раненых. В конце концов оккупанты не проявили должной бдительности, и жена смогла за 7 поездок вывезти не только раненых, но и всех из нашей колонны, кто этого хотел, — в общей сложности 20 человек.
Последней поездкой Елена намеревалась вывезти двух мужчин с простреленными ногами, но они почему-то отказались уезжать. Россияне ей сказали: свою машину Nissan Tiida забирай, а ту, на которой вывозила людей, отдай нам. Ведь ее Nissan был сильно поврежден, в частности колесо. Пришлось снять колесо с маминого автомобиля и поставить на машину Лены. Причем местные отказались ей помочь, а россияне, как это ни странно, сами открутили и поставили.
С машиной еще одна проблема — прострелена коробка передач. Елене пришлось на одной передаче ехать в Колонщину — главное было не глушить мотор.
— В Колонщине вам оказали медицинскую помощь?
— Да. В местном медпункте зашили раны, вытащили осколки. Оказав помощь, раненых посадили в автобус и увезли в Житомир. Елена с отцом на машине без стекла, с поврежденным колесом догнали нас на Житомирской трассе, ехали на одной передаче.
Нас привезли в Житомир в областную больницу, где знали, что мы приедем, и готовы были встретить. Благодаря лечению там я стал чувствовать себя гораздо лучше. Также в Житомире прооперировали маму. А моему соседу Андрею не взялись делать операцию: слишком близко к артерии застрял осколок.
— Как вы попали в Германию?
— Нам помогла посол по международным отношениям Фонда ООН в Украине Кристина Катракис. Нам предложили пройти дальнейшее лечение и реабилитацию в Германии. Мы с благодарностью воспользовались такой возможностью. Волонтеры доставили нас на границу. Там находились представители немецкого Красного Креста.
— Тогда в Германию уехала вся ваша семья?
— Вся, кроме мамы и отца. Маму ведь нельзя было перевозить после нескольких операций. Папа остался с ней. Недавно житомирские врачи разрешили маме переехать. Она в сознании, мы с ней общаемся по телефону. На днях она была доставлена в немецкую клинику.
Мне в Германии сделали уже одну операцию. На очереди еще две. Вопрос с лечением сына Вовы также сейчас решается — ему нужно провести две операции.
— Как сейчас себя чувствуете?
— Остаются отеки и боль (иногда приходится пить обезболивающие). Но сегодняшнее мое состояние несравнимо с тем, которое было в первые недели после ранения. Первый месяц после приезда в Германию у меня не было сил выходить из комнаты, сейчас уже нормально хожу.
— Каждый подобный случай насилия российских военнослужащих в отношении мирного населения будет расследован, виновные ответят перед людьми и законом Украины, — заявил «ФАКТАМ» Павел Нетесов.
На фото в заголовке: Сгоревшая машина Виталия стояла в поле у дороги (фото Ники Сокол)
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали, как колонну машин, с которой люди выбирались из ада войны под Киевом, подло расстреляли рашисты. Тогда погиб 13-летний мальчик.