Дорога 14-летней Анжелы из оккупированного Херсона в безопасную Польшу, где она сейчас находится, заняла пять суток. Обстрелы, десятки вражеских блокпостов, унизительные допросы и осмотры… Сложность была еще и в том, что Анжела ехала одна. Без родителей и каких-либо других взрослых родственников. Как ей это удалось и как сейчас живет оккупированный Херсон, школьница рассказала «ФАКТАМ».
— 24 февраля, когда началась война, я была в Херсоне с папой, а бабушка с дедушкой находились в селе в Херсонской области, — говорит Анжела. — После взрыва в аэропорту мы с папой поехали в село Степановка на дачу. Решили, что так будет безопаснее. Мы просидели там две недели, а потом вынуждены были возвращаться в Херсон, потому что у нас закончились продукты и нам негде было их взять. Выезжая из села, увидели российский блокпост и то, как оккупанты окопались в полях неподалеку… А через несколько дней после этого нашу Степановку разбомбили.
Оккупированный Херсон было не узнать. Не работали ни магазины, ни банки. Продукты можно было найти только на стихийном рынке, причем крымские и по баснословным ценам. Практически все, кто жил в городе, остались без работы и без денег. Первое время я боялась даже выйти на улицу. Увидеть там российских военных, мимо них проходить… Знаю случаи, когда в селах русские забирали людей прямо из их домов и увозили в неизвестном направлении.
Читайте также: «У нас была тихая сдача Херсона», — жительница города рассказала о сопротивлении земляков оккупантам
Оставаться в Херсоне было страшно. Но и ехать тоже — мы уже слышали столько историй о том, как русские избивают тех, кто пытается выехать, как расстреливают машины. А мой папа не мог уехать еще и потому, что здесь оставались бабушка с дедушкой, два наших кота и две собаки. Он не мог их бросить. А мне было страшно оставлять его. Да и как выехать самой, когда мне всего 14 лет, я тоже не знала. В Польше живет моя мама, и, конечно же, она сильно переживала и очень меня ждала.
Анжела решилась на отъезд после того, как прямо рядом с их домом в Херсоне произошел взрыв:
— Разговаривая с подружкой, я подошла к окну и увидела, как прямо над нашим домом летит истребитель. И не успел он отлететь, как раздался сильный взрыв. Это было очень близко — как будто в соседнем дворе. Подтолкнули к отъезду еще и слухи о том, что русские уже начали похищать людей и в самом Херсоне. И у нас уже пропала связь.
— Как ты выехала?
— На машине со знакомыми моих знакомых, которые тоже решились выезжать. У нас собралась полная машина людей, с нами ехали друзья друзей, которых я до этого даже не видела. Но на всех блокпостах мы уверенно отвечали, что мы — родственники. Говорили, что едем в Запорожье к нашим родным, чтобы в такой тяжелой ситуации быть вместе. Мы заранее продумали, что будем говорить, чтобы не вызвали у оккупантов лишних подозрений.
Читайте также: «Мы почти каждый день узнаем, что кто-то согласился сотрудничать с оккупантами», — жительница Херсона
В общей сложности мы проехали 38 блокпостов. На каждом нас останавливали, допрашивали, осматривали вещи. Мы знали, что в первую очередь оккупантов интересуют телефоны. Поэтому тщательно их почистили, чтобы не было ни фотографий, ни сообщений. Незадолго до этого пыталась выехать в Кривой Рог моя подруга вместе со своими родителями. У ее мамы русские нашли в телефоне какую-то фотографию, связанную с Украиной. Разбили ее телефон, а отца прямо на блокпосту начали избивать. Мы боялись, чтобы с нами не произошло то же самое.
Было страшно. Но больше я все же боялась не за себя, а за папу, который остался в Херсоне. Я понимала, что если повезет, то смогу выехать и окажусь в безопасности. А он останется в оккупации.
В дороге для меня самым сложным было нормально разговаривать с русскими. Спокойно им отвечать, не хамить, пытаться скрыть, как ты их ненавидишь и презираешь. Некоторые из них даже пытались с нами разговаривать. Несли какую-то чушь о том, что «осталось еще чуть-чуть и все будет хорошо». Приходилось себя ломать, чтобы не наброситься на них и не сказать, что думаешь. Я понимала, что, если не сдержусь, меня в лучшем случае просто развернут и никуда не выпустят. В худшем — страшно даже представить.
Когда мы около полудня добрались до села Васильевка, выяснилось, что там нам придется стоять пять часов, пока не начнут проверять машины. Собралось около двухсот машин, но в тот день пропустили только первые сто. Нам повезло оказаться в их числе. Остальные остались ждать еще сутки… К счастью, у нас оккупанты не нашли ничего, на их взгляд, подозрительного, и мы смогли проехать дальше. Затем было еще очень много блокпостов, много осмотров и допросов.
Навсегда запомню, как мы, безумно уставшие и измученные, подъехали к очередному блокпосту и уже были готовы проходить очередной унизительный допрос. Я даже не посмотрела, кто там стоял. И вдруг услышала украинский суржик. Не поверила своим ушам. «Вы что, наши?» — спросила. «Ваши», — ответили военные. В ту же секунду я разрыдалась. Каким счастьем было после нескольких месяцев оккупации услышать украинскую речь! Мы с ребятами плакали от радости. В тот момент даже солнце стало светить как-то по-другому, ярче. И уже было совсем не страшно. Хотя мне еще предстояло проехать самой полстраны, я чувствовала, что со мной уже не может произойти ничего плохого.
Читайте также: «Надо эту российскую людоедскую машину остановить», — жена обвиненного ФСБ в международном терроризме жителя Мелитополя
— В Запорожье Анжелу и других подростков встретили волонтеры нашего партнерского хаба «Христос есть ответ» и дали им ночлег, еду, оказали необходимую помощь, — рассказали детали спасения девушки в благотворительной организации «Спасем Украину». — Позже мы посадили Анжелу на эвакуационный поезд, на котором она доехала до Львова.
— В общей сложности из Херсона до Запорожья мы добирались 20 часов, — говорит Анжела. — Волонтеры нас покормили и отвели в здание детского садика, где мы смогли переночевать. Я рассказала, что мне всего 14 лет и у меня на подконтрольной Украине территории нет опекуна. Чтобы отправить меня дальше, волонтерам пришлось отдельно оформлять документы. Когда мне нашли временного опекуна, я смогла поехать на поезде во Львов. Во Львове встретили родители подруги моей сестры. Они отвезли меня на польскую границу, где меня уже ждала мама. Мы с мамой перешли границу вместе, и так я оказалась в Польше.
Анжела признается: несмотря на то, что сейчас находится в безопасности, не чувствует облегчения. Потому что родной город все еще находится в оккупации.
— В прифронтовом Запорожье, где, казалось бы, сейчас опасно, люди, несмотря ни на что, продолжают жить, — говорит Анжела. — Там работают магазины, люди ходят на работу, гуляют… А мой родной Херсон просто потух, в нем нет жизни. Люди в страхе и безденежье сидят по домам и боятся лишний раз выйти на улицу. В Запорожье висят плакаты с русским кораблем и указанием направления, в котором он должен идти. А в Херсоне — отвратительные плакаты с надписью «Херсон — это Россия», при виде которых начинает тошнить. В Херсоне люди находятся в тюрьме в своем же доме. 1 июня оккупанты устроили там праздник для детей. Детей привезли из Крыма. На камеру подарили им подарки и отвезли этих детей обратно. Многим нечего есть. Если хочешь снять деньги с карточки, ищи кого-то, кто за 20 процентов от суммы сможет каким-то образом это сделать. Некоторые вынуждены брать у оккупантов гуманитарную помощь, потому что иначе просто не выжить. Но при этом никто из моих знакомых так и не взял российский паспорт, хотя за него оккупанты обещают деньги. Жители Херсона ждут ВСУ. Все понимают, что деоккупация — это активные боевые действия и будет очень тяжело. Но мы все равно этого ждем. Верим, что этот ужас скоро закончится и Херсон будет украинским.
Ранее генерал Дмитрий Марченко, возглавляющий оборону Николаева, рассказал, почему освобождение Херсона пока нельзя считать реальным.