Обнаруженные в Изюме массовые захоронения украинцев, убитых россиянами за время оккупации, стали еще одним очевидным свидетельством геноцида украинской нации. Каждый день выясняются новые страшные факты: тела людей находят со связанными руками и следами пыток, среди погибших — целые семьи, старики, маленькие дети.
На прошлой неделе СМИ облетел жуткий кадр могил семьи Столпаковых. В этой семье в одночасье погибли 8 человек: Елена Столпакова, ее муж, две маленькие дочки, младшая сестра, родители и бабушка. Все они погибли в результате авиаудара россиян по многоэтажке на улице Первомайской. Российская ракета уничтожила дом утром 9 марта, убив 52 мирных жителя. Некоторые из погибших там не проживали, но с началом войны приехали туда к своим родственникам — в надежде, что в этом месте будет безопаснее, чем в других атакуемых ракетами и бомбами населенных пунктах.
Михаил Яцентюк сам не знает, как ему удалось выжить. В момент, когда российская ракета прилетела в многоэтажку по адресу Первомайская 2, Михаил находился в подвале этого дома вместе со своей семьей: 64-летней супругой Натальей, 38-летней дочкой Ольгой, 37-летним зятем Виталием, 14-летним и 9-летним внуками Димой и Алексеем, 3-летней внучкой Ариной и 96-летней бабушкой Зинаидой Васильевной. Выжил только Михаил. Вся семья погибла у него на глазах.
— Мы все вместе были в подвале, — рассказывает «ФАКТАМ» Михаил. — Утром 9 марта мы с женой готовили кашу. Все вместе позавтракали, после чего моя трехлетняя внучка Арина попросила: «Дедушка, дай, пожалуйста, чаю». Я взял термос и вышел на лестничную площадку. Жена сказала: «Миша, я иду с тобой». Но выйти не успела. Произошел взрыв.
Меня отбросило взрывной волной, и не знаю, сколько времени провел без сознания — возможно, около получаса. Когда пришел в себя, обнаружил, что по пояс застрял в металлической лестнице, которую сам когда-то сваривал. Мои ноги придавило бетонными блоками. Одну я каким-то образом сразу смог вытянуть, а вторая была придавлена, казалось, намертво. Меня спасла книга, которая застряла между ногой и бетонной плитой. И то, что из бойлера на одном из верхних этажей начала течь вода. Книга быстро размокла, я смог ее вытянуть, после чего вытащил и свою ногу. Затем еще долго пытался пролезть через бетонный блок, и таки смог это сделать.
Когда я увидел, что случилось с подвалом, где находилась моя семья, сразу все понял. Уже не оставалось никакой надежды — там все было завалено бетонными плитами. Я несколько раз позвал жену: «Наташа!» В ответ ни звука. Я не мог поверить, что это на самом деле произошло. Что они все погибли. Что нет ни жены, ни детей, ни внуков — никого… Казалось, что это не может быть правдой, что это какой-то страшный сон. Я звал на помощь. На мой крик пришел один человек, но когда сверху снова начали падать плиты, он быстро ушел. Я выбрался на улицу. В двух спортивных штанах, в двух кофтах и босиком. На улице минус 10… Следующие три дня провел у соседа на даче. Из-за того, что там было холодно, и приходилось спать практически на улице, застудил почки. Но все это было уже не важно.
Когда в конце месяца, 30 марта, на Первомайской наконец начали разбирать завалы, Михаил был там. День и ночь был возле разрушенного дома в надежде найти свою семью.
— 12 апреля нашли жену, дочку, зятя и бабушку, — говорит Михаил. — А 13-го утром достали внуков. Сначала Димку, потом Алешу и Арину. Их было сложно опознать, но я узнал… Ребята из похоронного бюро переносили их тела на другой берег Северского Донца: я хотел похоронить их на кладбище возле старшей дочки, которая умерла от рака в 2014 году. Жену и бабушку похоронил отдельно. А Олю с Виталиком и детьми в общей могиле. Мы сделали для них один большой гроб…
Оля с Виталиком и детьми жили не на Первомайской, у них была квартира в другом месте. Но в первых числах марта дети приехали к нам. Решили, что лучше держаться вместе. Мы забрали к себе и 96-летнюю бабушку — родную тетю моей жены. Зинаида Васильевна была абсолютно в здравом уме, могла ходить, сама спускалась в подвал. Она помнила Вторую мировую и была в ужасе от того, что теперь нас убивают русские. За несколько дней до того, как все это случилось, приезжал мой сын Саша. Он ехал в Черкассы и хотел вывезти хотя бы Олю с детьми. Оля сначала согласилась, но наутро передумала. Саша уехал, и сейчас он единственный из нашей семьи, кто остался жив.
Так случилось, что, когда началась война, из нашего дома на Первомайской не уезжали, а скорее наоборот — в него приезжали люди. К кому-то приехали родные из Харькова, к кому-то — из других, как тогда казалось, более опасных мест. Поэтому и получилось, что погибли целые семьи, по несколько поколений… Мы точно знаем, что под завалами оказались 52 человека. Но семерых из них мы так и не нашли. Многих из тех, кого находили, невозможно было опознать. Мы опознавали людей по номерам телефонов — если находили рядом телефон, переставляли сим-карту, звонили соседям, определялся номер — и мы узнавали, что это за человек. Одну женщину я опознал по найденным у нее ключам — нашел двери, к которым они подходят, и понял, что это наша соседка Людмила… Николая Федорченко опознали по найденному у него паспорту. Соседа Колю Рыбалко мы нашли в обнимку с его женой Леной. Они очень друг друга любили, расписались незадолго до войны. Так и погибли вместе, обнявшись… Самым страшным было опознавать детей. Девочек из семьи Столпаковых… Моих внуков и внучку. Арине было три. Алеше 30 марта, на день Алексея, должно было исполниться десять. А Димка не дожил до 15-летия девять дней… Я до сих пор не знаю, почему и зачем именно я остался жив. И как теперь жить дальше.
Читайте также: «Рука моего мужа — это символ достоинства и смелости украинского воина»: о бойце, тело которого нашли в Изюме, рассказала его жена
— Погибли все, кто находился в этом подвале, — рассказала «ФАКТАМ» Татьяна — жительница дома, которая за несколько дней до ракетного удара успела выехать из Изюма. - Для большинства это была мгновенная смерть. А одна наша соседка, как мы уже сейчас знаем, три дня пролежала живой под бетонными плитами. Но ей некому было помочь, и она умерла. Выжили единицы: три человека, которые находились в другом подвале возле первого подъезда, и несколько соседей, которые не спускались в укрытие и оставались в квартирах. Например, Людмила Григорьевна со своим сыном Сергеем в момент прилета находились в квартире на первом этаже. Они стали проваливаться вниз, но Сергей каким-то образом смог удержаться и вытянул маму. Они выжили, и его мама сейчас единственная, кто живет в уцелевшей части нашего разрушенного дома. Еще в одной квартире выжил мужчина, который в момент взрыва находился в ванной. Его жена, которая была в комнате, погибла.
У меня под завалами погибла мама. Нам с дочкой не удалось уговорить ее уехать с нами. Незадолго до войны у нее случился инсульт, и она боялась, что не переживет дорогу. К тому же, когда мы уезжали, на этом берегу еще не так сильно стреляли и многие надеялись, что здесь не так опасно. Но ситуация быстро изменилась. Когда утром 6 марта мы созвонились с мамой, она сказала, что уже стреляют так, что невозможно даже на минуту выйти из подвала. Это был наш последний разговор. Я успела сказать, что очень сильно ее люблю… С тех пор у нас не было связи ни с мамой, ни с соседями. А 10 марта нам сообщили, что «наш дом сложился». Мы не поверили. До последнего надеялись, что это какая-то ошибка… Но нет. Рашисты уничтожили его ракетой. Рядом не было никаких объектов, они прицельно стреляли в этот дом, где находилось более полусотни мирных жителей.
При мысли о каждом из погибших у меня разрывается сердце. У нас были очень дружные замечательные соседи. Мы дружили, постоянно общались в нашем чате. Он назывался «Хуторок» — как наше ОСМД. Жена нашего председателя ОСМД Николая Петровича выехала и хотела забрать его с собой. Но он отказался: «Люди сидят в подвале, я не могу их бросить». Остался как капитан корабля. Погиб вместе со всеми. К еще одним нашим соседям, когда началась война, приехал сын из Харькова. Все трое погибли… Супруги Андрей и Наташа Яковенко, когда началась война, приехали в этот дом к своей маме. Мне пришлось сообщать их дочери, что они погибли. Недавно она сделала себе татуировку: буквы А и Н — первые буквы имен родителей. Мою мамочку опознали по найденному фрагменту предплечья… Ее похоронили под номером 283. Семью Столпаковых, где погибли родители, две их маленькие дочки, а также бабушка, дедушка, прабабушка и тетя девочек, опознали по татуировкам. Семерых так и не опознали. Возможно, сейчас, во время эксгумации, что-то прояснится.
Мне больно об этом говорить. Больно видеть соседский чат, куда большинство наших соседей больше никогда не зайдут и ничего там не напишут. Больно думать о любимом Изюме, который рашисты практически уничтожили. Кстати, люди, которые там оставались во время оккупации, рассказывали, как русские, уже понимая, что приближаются ВСУ, грабили все, что могли. Забирали даже ковры из нашего дома. Грязные пыльные ковры из разрушенных квартир…
Напомним, что в кремле цинично прокомментировали трагедию Изюма, заявив, что это «провокация» и «раскрученный сценарий».
На фото в заголовке: семья Михаила: Ольга и Виталий Кравченко и трое их детей — Дима, Алеша и Арина