Происшествия

«мой муж не родной отец ребенку. Поэтому, если сын выживет, прошу передать его в детский дом», — просила суд 21-летняя женщина, до полусмерти избившая шестимесячного малыша, чтобы он… Успокоился

0:00 — 1 ноября 2007 eye 995

За избиение собственного ребенка, повлекшее тяжкие телесные повреждения, опасные для жизни, Котелевский райсуд приговорил женщину к семи годам лишения свободы

- Смотрите, как он на меня похож! Просто копия! — зажигаются счастьем грустные глаза юного папы.

Роман-старший не хотел будить ребенка, пока тот спал, и я смогла сфотографировать их вместе только после пробуждения Романчика. Симпатичный голубоглазый малыш спокойно сидел на крепких руках молодого мужчины и улыбался. Он научился уже не только улыбаться, но и тянуть ручки к игрушкам, водить глазками за движущимися предметами, а если подложить под спинку подушку, пытается сидеть. Но врачи констатируют, что в своем развитии малыш еще отстает от нормы на три месяца. Движения его левых ручки и ножки не синхронны с движениями правых. И сзади на головке до сих пор выпирает уплотнение величиной с детский кулачок. Все это — последствия тяжелой черепно-мозговой травмы, полученной им три месяца назад. От родной матери…

«Однажды поднял пеленку, а под ней черви копошатся»

Так часто бывает: встречаются двое абсолютно разных людей, и между ними вспыхивает любовь. Она ведь, как правило, слепа, и прозрение наступает позже.

- Я знал, что с Юлей долго жить не буду. Даже подумывал о разводе, но никак не решался это сделать, — рассказывает Роман Панченко.  — Я многое терпел ради ребенка: хотелось, чтобы у моего сына была полноценная семья. Думал, жена со временем научится и готовить вкусно, и дом в порядке содержать. Но ее отношение к ребенку неизменно вызывало у меня негодование. Иногда возвращался с работы, а он один, без присмотра, лежал в коляске. Грязный и голодный. Однажды поднял пеленку, а под ней… черви копошатся.

Мне кажется, Юля не любила сына. Она, наверное, и родила-то его, только чтобы привязать меня к себе. Сам я с восьми лет рос без отца и мне очень не хватало мужского тепла. Еще мальчишкой старался стать опорой маме и старшей сестре. Все домашнее хозяйство тянул на себе, чтобы поднять семью, сестренку выучить. Ухаживал за быками, поросятами, птицей, торговал мясом живности…

В селе Милорадово Котелевского района была у Романа своя торговая точка, куда раз в неделю, по четвергам, он привозил товар. Здесь и встретил будущую жену — симпатичную, но бедную девушку, свою ровесницу.

«Здравствуйте! Можно с вами познакомиться?» — обратилась однажды Юля к Роману. Он в это время о любовных романах не думал: еще слишком свежи были душевные раны. Год прожил Роман в гражданском браке с женщиной. Подвел газ в ее хату, евроремонт сделал. Сразу после этого жена заявила, что полюбила другого. Может, и в самом деле так совпало, а может, нужны были ей только его деньги. Так или иначе, в Юлиных объятиях Роман нашел утешение.

- Она меня понимала, я ее понимал, — поясняет молодой мужчина, чем же привлекла его девушка, о которой никто, пожалуй, в селе не отзывался хорошо.  — И мне очень захотелось вывести ее, как говорится, в люди, дать ей то, чего она никогда не имела.

А Юля, выросшая в нищете, не имела в своей жизни ни чистой постели, ни вкусной еды, ни приличной одежды, ни мебели, ни телевизора. Были у нее лишь отец, крепко запивший после смерти жены, да младший брат с врожденным слабоумием. Мама умерла, когда девочке исполнилось всего три годика. Осиротевшую семью приютила у себя покойная бабушка по папиной линии. Но дети росли сами по себе, их воспитанием практически никто не занимался. Юра, брат Юли, жил в интернате, сама же она с грехом пополам закончила девять классов местной школы.

Некоторые подробности Юлиной биографии, собранные в материалах судебного дела, меня просто поразили. Согласно документам, уровень развития Юлии абсолютно не соответствует полученному ею образованию. Она совсем не умеет считать и не знает таблицы умножения. Читать научилась уже после школы, но речь ее бедна, значения пословиц не понимает. Зато курить начала в 12, в 13 — употреблять слабоалкогольные напитки, а в 15 лет — жить половой жизнью…

- Моя мама приняла Юлю как родную дочь, — вздохнув, продолжает рассказ Роман.  — Подсказывала, как готовить, как вести домашнее хозяйство, ухаживать за ребенком. Жене это не нравилось, и между ними начали возникать конфликты.

Мы всего четыре месяца прожили вместе. Но Юлю не устраивала семейная жизнь, ей хотелось свободы. И, прихватив маленького сына, она уехала в Милорадово. Через неделю, не выдержав разлуки с ребенком, я отправился за ними. Знаете, я с 18 лет мечтал иметь собственную семью, детей, обязательно сына. И когда он у меня появился (а мы поженились после его рождения), прикипел к малышу всей душой. Я дал Ромочке свою фамилию и не мог его оставить…

Из Великих Будищ Диканьского района Роман забрал в Милорадово телку, бычка, позже купил поросят, утят, кур. Хотел завести крепкое хозяйство. Поправил покосившийся забор, починил калитку.

По профессии повар-официант, Рома не боится никакой работы. Самостоятельно научился класть кирпичи, штукатурить. Принялся за ремонт давно обветшалой хаты. Заложил два окна, чтобы мебельную стенку поставить, новую электропроводку провел… А сельчане стали звать Романа то скотину зарезать, то сено сложить, то на стройке подсобить. Худо-бедно, но почти каждый день по 40-50 гривен он домой приносил. Вот только чувствовал себя дома неуютно.

- Случалось, возвращался с работы и принимался готовить ребенку еду, потому что жена отлучалась, как она объясняла, по своим делам, — невесело продолжает Роман.  — При мне она не выпивала, разве что граммов 150-200 водки, когда подруги приходили. А когда меня не было, могла себе позволить…

В тот день, 26 июля, Романа не было дома: он лежал с пищевым отравлением в центральной районной больнице. Там же с воспалением легких находился на лечении и его тесть. А Юля как раз получила тысячу гривен государственной помощи на ребенка. И, как поясняла позже следствию, пригласила подруг посмотреть новый телевизор, который они с мужем купили на предыдущую выплату.

«Я ударила его по лицу, потом — по голове четыре раза, потом схватила за шею и начала душить»

Три Юлиных подруги — немолодые женщины, известные в селе своим сомнительным поведением — собрались у нее еще засветло, разошлись же только после полуночи. Они не смотрели телевизор. Они пили самогон. Стол «накрывала» хозяйка: один раз выделила 10 гривен на две «пол-литровки», второй раз — пять гривен. Третью бутылку подружки брали уже в долг.

- Самогон пили просто так, без каких-либо оснований, мы ничего не праздновали. Последнюю бутылку не допили, потому что не хватило сил, после чего мои гости ушли, — объясняла в суде Юлия.

Проводив подружек-собутыльниц, пьяная мамаша услышала, как заплакал полугодовалый ребенок. После выпитого у нее болела голова, было очень плохо и хотелось спать. А тут этот плач…

- Я вынула Романа из коляски, приготовила ему «Малютку», но он не стал кушать и еще сильнее закричал и заплакал, — давала позже показания подсудимая.  — Я положила его опять в коляску и стала качать, однако он продолжал сильно кричать. Не зная, что делать, я вынула его из коляски и положила на диван. Чтобы он перестал плакать, стала его бить. Сразу после моих ударов ребенок стал плакать еще сильнее. Я ударила его ладонью по лицу слева и справа, потом — по голове четыре раза, по два раза справа и слева. Потом левой рукой схватила за шею и начала душить. Ребенок плакал и начал плохо дышать. Мой брат оттягивал меня от малыша, кричал на меня, но я не реагировала.

«Как выпью, я себя не контролирую» — таким было еще одно Юлино объяснение жестокого, нематеринского поступка. Судебно-медицинская экспертиза зафиксировала у избитого ребенка черепно-мозговую травму, ушиб головного мозга тяжелой степени с судорожным синдромом, мозговую кому II степени, гематомы мягких тканей лица, левой ушной раковины, ссадины кожи подбородка, шеи, мягких тканей надплечий и таза, квалифицировав все это как тяжкие телесные повреждения, опасные для жизни в момент нанесения.

Юлия прекратила избиение лишь тогда, когда малыш посинел. Испугавшись, она вызвала фельдшера. Объяснила ему, что ребенку, дескать, стало плохо во время кормления молочной кашей из бутылочки. Мужу сказала, что сын сильно вертелся и выпал у нее из рук. Но дежурный врач районной больницы, куда немедленно доставили избитого Ромчика, поверить в эти «басни» не мог и сообщил о происшествии в милицию. Кстати, медики заметили, что, даже несмотря на тяжелое состояние, малыш при поступлении в больницу с жадностью выпил молоко, а значит, был голоден. Скорее всего, по этой причине он и плакал. А может, из-за дискомфорта: перед этим его несколько дней не купали, и в складочках младенческой кожи успел скопиться грязный налет…

До выяснения всех обстоятельств Юлию, подозреваемую в умышленном нанесении ребенку тяжких телесных повреждений, задержали.

«Я просил суд лишить ее материнских прав. Она недостойна называться матерью»

- Дня через три Юля позвонила мне на мобильный, — вспоминает Роман.  — Первым делом сообщила, что она очень голодна, и попросила принести ей покушать в изолятор временного содержания. Состояние сына ее не интересовало.

В это время в отделении реанимации и интенсивной терапии Полтавской детской городской больницы боролись за жизнь шестимесячного Романа. Семеро суток дитя находилось без сознания, на аппарате искусственного дыхания, и потом еще месяц врачи его выхаживали. У крошки развился отек головного мозга, от многочисленных ушибов посинело и распухло личико…

Поначалу Юлия не осознавала, ЧТО она натворила. Видимо, не задумывалась и о наказании. Фотографируясь во время воспроизведения событий, молодая женщина позировала и улыбалась. А давая показания, хихикала. Ни она, ни родственники не верили, что за избиение собственного ребенка могут отправить в тюрьму, причем на целых семь лет. (23 октября судья Котелевского районного суда Ростислав Островский зачитал именно такой приговор. Это почти максимальный срок, предусмотренный за подобное преступление.  — Авт. )

- По-человечески мне жаль Юлю, — говорит Роман.  — Я предполагал, что ей дадут условный срок и обяжут выплачивать алименты на ребенка, то есть предоставят шанс исправиться. При этом я просил суд лишить ее материнских прав и оградить от нее ребенка. Она недостойна называться матерью.

Похоже, материнские чувства у Юлии действительно отсутствовали. Роман рассказывает, что сына она целовала крайне редко, да и то как бы нехотя. Подтверждают и односельчане: женщина за ребенком не следила, не стирала его вещей, часто оставляла голодным, регулярно лишь покупала в магазине… себе пиво. «Я не хотела этого ребенка и сразу после рождения собиралась от него избавиться», — заявила она своей свекрови во время одной из ссор.

А вот с отцом малышу, перенесшему уже столько страданий, повезло. Сейчас Ромочка находится на плановом лечении в отделении неврологии Полтавской детской областной больницы, и папа круглосуточно возле него дежурит, восхищая и медицинский персонал, и мам больных деток. Роман-старший, хоть и совсем молодой, но уже опытный и очень ответственный мужчина.

- Когда в нашей семье случилось такое несчастье, я все бросил и стал заниматься только малышом, — говорит он.  — Мама у меня еще молодая, работает воспитателем в детском саду, до пенсии далеко, на нее внука не оставишь. Да и вообще, я отец и несу за сына полную ответственность. Купил специально козу в хозяйство, чтобы кормить Ромчика целебным молочком. Он уже поправился, щечки наел, и его вес почти соответствует норме девятимесячного ребенка.

Я долго не решалась спросить Романа, настоящий ли он отец Ромочке. Ведь Юля неоднократно заявляла, что забеременела в результате случайной половой связи. И, дескать, о Ромином отце она знает только то, что живет он в Полтаве и зовут его Александр. В заявлении на имя начальника службы по делам несовершеннолетних Котелевской райгосадминистрации подсудимая, ссылаясь на это обстоятельство, просила лишить мужа прав на ребенка: «В случае, если ребенок выживет, прошу решить вопрос о передаче его в детский дом»…

Но Роман не стал уходить от ответа.

- Юля вылила на нашу семью много грязи, много неправды прозвучало из ее уст во время следствия и суда, — сказал он.  — Мне, желая досадить, она тоже заявляла, что я не отец Ромчика. Мы даже собирались анализ ДНК делать, но так и не успели. А теперь вопрос отпал сам собой. Это мой сын, я уверен! И не для того мы с ним столько пережили, чтобы я отдал его в детский дом. Мы обязательно выкарабкаемся, встанем на ноги… Правда, сынок?