Ветеран разведки с 30-летним стажем Богдан Пархоменко рассказал «ФАКТАМ» о годах работы зарубежным… корреспондентом ТАСС
Хотя прошло уже много лет, Богдан Пархоменко не согласился снимать маску таинственности и сегодня. Поэтому имя и фамилию бывшего разведчика пришлось изменить. Все остальное — чистая правда. Хотя в разведке, чего уж тут таить, когда речь идет о раскрытии старых дел, обязательно что-то бывает недосказанным или загадочно завуалированным. Таковы уж правила игры…
Отца Богдана Пархоменко в 30-е годы прошлого века после окончания военной академии бронетанковых войск забрали в органы госбезопасности и вскоре определили в разведку. Под прикрытием статуса военного советника он несколько лет работал в Монголии. Это были неспокойные предвоенные годы: только-только отгремели бои на Халхин-Голе, шло урегулирование пограничных конфликтов на дальневосточных рубежах Советского Союза… Богдану тогда было всего восемь лет, но он помнит, как за оказанную помощь старейшины подарили отцу пять лучших скакунов и мешочек с полукилограммом золотого песка.
- Отец приехал домой поздно вечером, — вспоминает Богдан Павлович. — Нас с младшим братом мать уложила спать, а сама с отцом вышла на кухню. Но мне стало интересно: какие же подарки отец привез? Я тихонько встал, открыл чемодан и начал все из него вытаскивать. Увидел небольшой мешочек, потянул за веревочку, а из него посыпался на пол песок… Утром увидел, как родители ползают на коленках и собирают на полу этот песок. Оказалось — золото! Но все ценные подарки отец сдал по акту финансистам. А как же иначе? Так он был воспитан.
Началась Великая Отечественная война. Пархоменко-старший рвался на фронт. Наконец ему разрешили, только в центральный аппарат — заниматься подготовкой и заброской в глубокий тыл врага разведывательно-диверсионных групп, затем он воевал в составе разведки 2-го Украинского фронта. После войны продолжил службу, в частности в Измаиле. Отсюда Пархоменко-младший после окончания школы поехал в Москву поступать в юридический институт. Но, когда сдавал вступительные экзамены, от отца получил телеграмму: срочно отправляйся в Ленинград для оформления в другое учебное заведение. Это была школа иностранных языков МГБ СССР. Богдана определили в английскую группу. После окончания учебы он получил назначение в Москву — в подразделение контрразведки. И лишь в 1957-м, когда окончил Высшую школу КГБ и освоил еще и немецкий язык, Богдан Пархоменко был направлен в Аппарат уполномоченного КГБ СССР в Германской Демократической Республике (ГДР).
- Обстановку, в которой пришлось работать в те годы разведчикам, военным, дипломатам, можно охарактеризовать одним словом — кризисная, — вспоминает Богдан Павлович. — Если Берлинский кризис 1948 года, когда дело дошло даже до блокирования транспортного сообщения с Западным Берлином, был первым серьезным обострением в начавшейся «холодной войне», то кризис 1958 года наряду с кубинским можно считать поворотным пунктом в истории этой войны. Он привел к длительным переговорам между СССР и западными странами и завершился лишь в 1971-м подписанием четырехстороннего соглашения по Западному Берлину.
- Какую роль играла советская разведка в Берлинском кризисе?
- Усилия направлялись на обеспечение советского руководства всесторонней информацией, нужной для ведения сложных переговоров с Западом по берлинскому вопросу. Необходимо было точно знать о планах и намерениях противоборствующей стороны, чтобы не допустить открытой конфронтации и не переступить критическую черту.
- А ваше личное участие в этом процессе в чем заключалось?
- На первых порах у меня была скромная роль, можно сказать, чисто техническая. Но прежде хочу сделать небольшое отступление. (Богдан Павлович достает из шкафа небольшой томик. На обложке читаю: А. В. Киселев «Сталинский фаворит с Лубянки». — Авт. ) Это книга о Евгении Питовранове. Мне довелось некоторое время поработать в разведке под его руководством. Здесь он рассказывает об операции «Берлинский туннель», которую советская разведка проводила с немецкими коллегами в ГДР в 50-е годы, и о последующем развитии событий.
Наша разведка агентурным путем получила данные о подслушивании американцами основного многоканального кабеля телефонной связи в Берлине, по которому велись все межправительственные переговоры, а также проходил обмен оперативной информацией между Аппаратом уполномоченного КГБ и Центром. В 1956 году советские связисты во время ремонтных работ якобы случайно наткнулись на туннель. Все было обставлено так, чтобы отвести подозрение от советского агента Джорджа Блейка, который несколькими годами ранее сообщил о подготовке к строительству этого туннеля. 500-метровый ход шел к американскому пакгаузу по ту сторону границы, разделяющей советский и американский секторы Берлина. В месте подключения к коммуникациям была обнаружена суперсовременная аппаратура, которая записывала десятки телефонных и телеграфных линий на сотни ленточных магнитофонов. Застигнутые врасплох операторы в наушниках побросали все и еле унесли ноги.
Разведка использовала сложившуюся ситуацию в выгодном для себя плане. Если они могли нас так беспардонно слушать, то почему бы и нам было не воспользоваться такими же методами? И мы воспользовались! Конечно же, в интересах сохранения мира и безопасности в Европе.
Подразделение, в которое попал Богдан Пархоменко, занималось прослушиванием линии связи американского гарнизона в Западном Берлине со своим центральным командованием в ФРГ. За день обычно набиралась приличная сводка, представляющая оперативный интерес.
- Меня часто приглашали арбитром в спорах операторов, чтобы определить, кто именно разговаривает, поскольку у меня был хороший слух, — вспоминает Богдан Павлович. — Я американских генералов различал по голосам, а некоторых идентифицировал даже по интонациям.
Разведчик рвался на оперативную работу и вскоре был переведен под «крышу» одного из четырех консульств СССР в ГДР, где смог закрепить на практике знание немецкого языка, ознакомиться с местным менталитетом, обычаями, привычками. После возвращения на родину Богдан Пархоменко занимался аналитической работой в первом управлении (разведывательном) КГБ УССР. Здесь обратили внимание на его умение точно и красиво излагать мысли на бумаге, умело обращаться со словом. И когда встал вопрос о необходимости отправки за границу сотрудника со знанием немецкого и английского языков в качестве журналиста, ни у кого сомнений не возникало, что это должен быть именно Пархоменко.
- Но все же, Богдан Павлович, составлять документы — это одно, а писать статьи, репортажи, даже заметки — это совсем другое, да и коллеги-иностранцы могут быстро раскусить, кто есть кто.
- В разведке все делалось и делается основательно. Вначале меня отправили в один из украинских журналов, затем три месяца стажировался в Москве — в ТАСС. Научился работать на телетайпе, готовить информационные сообщения, познакомился с людьми. А что касается добывания информации, то это для разведчика не проблема. Тут много общего с журналистами. По своему опыту должен отметить, что это едва ли не самое лучшее прикрытие для разведчика за рубежом. И его используют многие спецслужбы.
- И в каждом новом аккредитованном за рубежом корреспонденте коллеги по перу и представители контрразведки, наверное, пытаются рассмотреть, тот ли он, за кого себя выдает?
- Вспоминаю такой случай. Как-то в первые месяцы моего пребывания в Западном Берлине в международном пресс-клубе за одним столом собралось несколько журналистов из разных стран. Выпили, разговорились, и англичанин завел разговор на тему, кто на какую фирму работает. «Я, — говорит, — на Интеллиженс сервис, выполняю некоторые их задания». «А я — на ЦРУ», — в тон ему подхватывает американец. И все смотрят на меня: что отвечу? Отворачиваю борт своего пиджака, где бирка фирмы-изготовителя. И говорю им: «А я — на вот эту фирму». Разразился дружный смех, и меня перестали донимать подозрениями.
А вообще, я как корреспондент ТАСС работал не менее интенсивно, чем мой «чистый» коллега. Наверное, это сыграло свою роль во время двух ротаций, когда напарников-журналистов меняли, а я шесть лет оставался на своем посту. Скорее их подозревали в причастности к советской разведке, чем меня. Дело дошло до того, что некоторые важные сообщения для наших «верхов» официальные лица ФРГ передавали через меня. Так, руководитель пресс-службы правительства ФРГ Алерс, он же ближайший сотрудник канцлера Вилли Брандта, специально приехал в Западный Берлин, чтобы через меня передать для сведения советского руководства вопросы, которые Брандт намеревался обсудить во время встречи с Брежневым. По каким-то соображениям для этого избрали неофициальный канал.
- Это большая удача для разведчика.
- Несомненно. В тот же день сообщение в Советском Союзе попало на стол первому лицу государства, а на следующий день я получил наивысший балл за добытую информацию.
- С какими задачами было сложнее справляться: журналистскими или разведывательными?
- По-разному бывало. Но при выполнении разведывательных заданий все же приходилось поболе напрягаться, продумывать все на несколько шагов вперед, постоянно помнить о конспирации, о том, чтобы не «спалить» свои источники, да и себя самого. Ведь у меня не было дипломатического иммунитета, и в случае задержания с поличным или при проведении серьезной операции могли арестовать и судить за шпионаж. Это только разведчики, имеющие дипломатическое прикрытие, объявлялись персонами «нон грата» и выдворялись из страны в 24 часа.
- Вам приходилось принимать участие в подобных операциях?
- Приходилось. Я расскажу один эпизод, но некоторые детали опустим.
Оказалось, что Богдан Павлович принимал непосредственное участие в разработке одного иностранца, который работал в Западном Берлине, занимал солидное положение и подозревался в причастности к иностранным спецслужбам. При этом в его поведении имелась одна важная деталь, именно на которую и обратила внимание советская разведка: он был критично расположен к Германии и симпатизировал СССР. На этих чувствах и удалось сыграть нашему разведчику. На завершающей стадии вербовки в Берлин прилетел руководитель одного из подразделений Первого главного управления КГБ СССР. На встречу с ним на территории ГДР ценного источника нужно было доставить с соблюдением всех правил конспирации, никоим образом не «засветив».
- Пришлось воспользоваться «окном» на границе, — вспоминает Богдан Павлович, — вернее… подземным ходом. В то время уже была возведена Берлинская стена, а через официальные пункты пропуска я не мог его вести. Наши немецкие коллеги для таких случаев заранее предусмотрели запасной вариант. На одной из станций метро под землей было помещение с вывеской типа «экспедиторская». Туда можно было зайти, показать дежурному специальный пропуск, он открывал потайную дверь, и, преодолев небольшое расстояние, вы оказывались уже на той стороне границы. Через этот ход мы с источником прошли из Западного в Восточный Берлин, провели четырехчасовую беседу, получили положительный результат и так же я его проводил обратно. Затем мне руководство сказало: «А теперь забудь этого человека навсегда». Я и забыл, и до сих пор ничего о нем не помню. (Богдан Павлович хитро улыбается. И я понимаю, что больше он ничего не скажет. Но все же делаю последнюю попытку… — Авт. )
- А хотя бы намекните, насколько был ценным этот источник?
- Судите сами: вскоре мне позвонили из Москвы и сказали, что за проделанную работу меня представляют к награде и что я могу выбирать между орденом Красной Звезды и внеочередным присвоением звания подполковника. А я в то время по должности был старшим оперуполномоченным, то есть майорская должность. Я выбрал звание. К орденам и медалям я не шибко падкий. Да и куда их наденешь? Только в сейфе и можно хранить.
- Богдан Павлович, а в каких странах вам еще приходилось бывать, кроме Германии?
- В Австрии, Франции, Испании, Марокко, Сенегале, Гамбии, Бразилии, Венесуэле, на Кубе… Это когда я позже был помощником капитана теплохода. Но это уже совсем другая история.
Проговорив не один час с ветераном, я понял, что он не хочет раскрывать свое настоящее имя не потому, что чего-то опасается. Просто он из той когорты разведчиков, которые, ступая на этот путь, знали: их работа, достижения, заслуги всегда будут оставаться в тени. Слава и общественное признание — это не для них, им важно лишь доброе слово в кругу коллег. В этом одна из особенностей профессии разведчика.