Едва ли не каждую неделю пастор из села Рокитное на Ровенщине Владимир Бричка, отец 12 детей и дедушка 43 внуков, ездит в горячие точки. Привозит помощь военнослужащим и эвакуирует гражданских. Владимир уже и сам не может посчитать, сколько человек за 15 месяцев полномасштабного вторжения смог вывезти в безопасные места. Речь идет даже не о сотнях, а о тысячах. Когда 24 февраля российские войска начали бомбить всю страну и оккупировали часть Киевской области, Владимир Бричка через несколько дней организовал в родном селе целый штаб помощи ВСУ, а сам вместе с такими же добровольцами поехал в Ворзель на Киевщине, где спас 53 ребенка из детдома в оккупации.
— Мы сачала и не знали об этих детях, — рассказывает «ФАКТАМ» 68-летний Владимир Бричка. — О том, что в Ворзеле есть детдом, где дети сидят в подвале без света, газа и тепла, нам сказали жители Белогородки, в которую нам удалось прорваться в начале марта. Я очень люблю детей, и у меня от этой новости просто разрывалось сердце. Поэтому мы сразу туда поехали. Многие дети там были с тяжелыми хроническими болезнями, ДЦП. Они нуждались в особом уходе и остались живы только благодаря нянечкам, которые ежедневно ходили по 4 километра пешком, чтобы набрать для них воды. На улице няни варили каши и грели воду, которую разливали в бутылки, и обкладывали этими бутылками детей, чтобы согреть их в холодном помещении. Многие дети не могли самостоятельно сидеть, поэтому, кроме них, мы брали в наш микроавтобус молодых людей, которые могли бы держать их на руках. С Божьей помощью мы вырвались из Ворзеля. Довезли всех детей живыми, отогрели… Вывезли детей в Киев, а уже оттуда их эвакуировали в Черновцы. Позже, когда информация об этой истории появилась в соцсетях, мне стали писать люди из разных уголков страны: «Как можно усыновить этих детей? Куда приехать?» Это трогало до слез.
Для Владимира Брички и односельчан, которые на свой страх и риск к нему присоединились, это было только начало. Убедившись, что дети в безопасности, пастор и волонтеры снова поехали в Ворзель, на этот раз — чтобы эвакуировать пенсионеров из дома престарелых.
— Когда мы приехали, многих из них нашли, к сожалению, уже мертвыми, — вспоминает Владимир Бричко. — Мы забрали всех, кто был жив… Потом брали всех местных жителей, которые помещались в наши автобусы. Мы еще много раз туда возвращались и вывозили, бывало, по 300 человек за день. Привозили людей в безопасные места, размещали в церкви, школах и детсадах. Некоторых я забирал к себе домой. К примеру, дедушка из Иванкова Киевской области, которого я случайно встретил на украинском блокпосту. Он сам в свои 85 лет вырвался из оккупации и смог велосипедом доехать до Малина Житомирской области. Там попросил наших военных погреться у них на блокпосту. Я спросил, куда его отвезти. «Куда-нибудь», — ответил дедушка. Он был готов ехать на своем велосипеде до самой границы. Я привез его домой. Мы с женой его отогрели, накормили. Сказали, что теперь может жить у нас. Но когда он зарядил и смог включить свой телефон, ему дозвонилась дочка из Германии, которая больше месяца ничего о нем не слышала. Как же они плакали… Она забрала отца к себе, и теперь у дедушки вместо его старого велосипеда есть велотренажер…
Еще у нас жила замечательная семья из Киева — мама, сын и бабушка, которые потом уехали в Норвегию. А сейчас живет бабушка, которую я недавно забрал из Бахмута. Ей 83. Сын погиб, и больше нет никого из родни. Думая, что никому не нужна и ехать ей некуда, она оставалась в Бахмуте, где уже творился настоящий ад. Я забрал ее с руин, привез домой. «Наши родители уже умерли, — сказал ей. — Будете нам за маму». Как же она обрадовалась. После года жизни под постоянными обстрелами внезапно оказалась в спокойном, тихом месте, в семье. К ней часто приходит молодежь из нашей церкви, общаются с ней, приносят продукты. Я смотрю на нее и вижу, как человек изменился, — она счастлива. И радуюсь вместе с ней.
В селе на Ровенщине, где живет Владимир Бричка, — целый штаб с полевой кухней, местами для беженцев и машинами, который возник в селе буквально в первые дни полномасштабной войны.
— Возможно, не поверите, но за все это время мне ни разу ни у кого не пришлось просить ни копейки. Люди сами организовались и делали все, что в их силах, — говорит Владимир Бричка. — Все, кто имел микроавтобусы, сразу сказали, что едут со мной в Киев. Сначала мы там раздавали еду в метро и бомбоубежищах. И там услышали, что в оккупированной Белогородке собрались люди, которые пытаются эвакуироваться. Говорили, что им даже пообещали зеленый коридор, но вывезти их некому. А у нас семеро ребят на микроавтобусах. Я спросил их, готовы ли они поехать. Они ответили: «Если вы едете, мы с вами». И мы поехали.
На самом въезде в Белогородку волонтеры попали под первый массированный обстрел. Затем были допросы и обыски на блокпостах оккупантов:
- Когда мы все же смогли прорваться в Белогородку, увидели там огромное количество людей. С животными, сумками… Все они стояли вдоль дороги, надеясь поймать машину и выехать… Мне хотелось помочь всем, и в последующие недели мы именно это и делали. Попадали в разные ситуации, наши машины не раз нуждались в ремонте после обстрелов. Каждый раз, отправляясь в такую поездку, понимаем, что может случиться все, что угодно…
В первые недели войны в Бородянском районе погибли два наших волонтера. Ребята развозили людям хлеб и попали под обстрел окупантов. Один из них получил тяжелые ранения — в живот и грудь — и через несколько дней умер в больнице. А второй пропал. Мы надеялись, что, возможно, он попал в плен, но жив. А уже после деоккупации Киевщины выяснилось, что он погиб. Оказалось, что русские, застрелив его, еще и бросили в его машину с продуктами гранату. Я нашел эту машину… Собрал останки нашего сгоревшего волонтера в пакет, привез их домой, чтобы похоронить…
Когда приезжаешь в город или село после деоккупации, видишь там страшные вещи. Останки людей, которых застрелили, сожгли заживо… Никогда не забуду то, что мы увидели на Киевщине. И в Изюме, и Купянске, куда на второй день после деоккупации повезли продукты. Трупы были повсюду — на дорогах, на тротуарах, в лесопосадках… Мы постоянно ездим в деоккупированные регионы. Помогаем отстраивать разрушенные дома. Жители домов, которые мы взялись восстанавливать, часто не могут поверить, что мы делаем все это бесплатно. Помню, как мы приехали на Черниговщину вместе со строителями, с главой нашей ОТГ. Привезли стекла, стройматериалы, чтобы ремонтировать людям крыши. А они давай отказываться: «Нет-нет, нам нечем с вами рассчитаться». Мы объясняли, что ничего не нужно. Мы просто хотим помочь.
Покупка стройматериалов и все эти наши поездки возможны только благодаря помощи добрых людей. За год и три месяца полномасштабной войны желающих к нам присоединиться не убавилось, а только прибавилось. Как и в первый месяц войны, земляки постоянно приходят ко мне с вопросом, чем помочь. Приходят как пенсионеры, так и предприниматели, и чиновники из районной администрации. Многие помогают из-за границы. Большинство моих
детей живут в США и регулярно присылают оттуда существенную помощь. Зная о том, что мы планируем очередную поездку, приходят помочь и православные священники. Помогают и давно иммигрировавшие за границу пасторы. А в горячие точки с нами ездят даже женщины. Многие для того, чтобы увидеть там мужа, сына, брата, которые на фронте. И эти женщины помогают на полевой кухне, обеспечивают солдат горячими обедами.
Что же касается самого Владимира Брички, то его поездки в горячие точки начались задолго до полномасштабного вторжения. Еще в 2014 году пастор узнал от одной из прихожанок о женщинах с детьми в Святогорске Донецкой области, которые из-за военных действий вынуждены были прятаться в лесу. Собрав три тонны (!) продуктов, Владимир поехал на помощь. Говорит, увиденное потрясло его до глубины души. Пастор начал эвакуировать людей в безопасные места.
— Так все и началось, — вспоминает Владимир. — Я всегда говорю, что волонтерство — штука заразная и она очень затягивает. Начав, ты уже не можешь остановиться, потому что понимаешь, что помощь нужна и там, и там… Каждая наша поездка, каждая эвакуация — это чьи-то жизни, которые мы имеем шанс спасти. Зимой мы возили в прифронтовые зоны дрова и буржуйки. Приходилось возить до 6−7 фур с дровами за раз. Но это помогло людям на той же Херсонщине пережить зиму. Не все могут куда-то уехать. Кто-то не может бросить родственников, у кто-то нет ни сил, ни средств на то, чтобы на новом месте начинать жизнь с нуля. В прифронтовых городах и селах очень много пожилых людей. И часто от нашей помощи зависит, выживут они или нет.
Много работы у пастора и в тылу — церковь активно помогает вдовам и семьям, которые разлучила война.
— Психологическое состояние людей не менее важно, чем физическое, — говорит Владимир Бричка. — Поэтому мы проводим консультации для военнослужащих и их семей, жен и детей погибших. Послевоенная реабилитация понадобится очень многим. Она нужна уже сейчас. Это еще одно важное направление, которым мы занимаемся и планируем заниматься еще больше.
— Дай Бог, чтобы на все хватило сил…
— Мне придают силы результаты нашей работы. Когда я вижу радость военных, которых мы накормили горячими обедами. Или глаза нашей бабушки из Бахмута, которая еще совсем недавно думала, что жизнь закончилась, а она, оказывается, продолжается. Когда общаюсь по видеосвязи с дедушкой из Иванкова, который за короткое время стал мне как родной. Когда понимаешь, что кому-то удалось помочь, — это и есть настоящее счастье.
Ранее «ФАКТЫ» рассказывали об основателе хаба «Халабуда», пропавшем в Мариуполе год назад, Дмитрии Чичере. Жена Дмитрия рассказала, что он до последнего искал возможность эвакуировать людей.