Популярная телеведущая, автор телепроекта «Точка опори» (Дім) Светлана Леонтьева с первых дней полномасштабного вторжения россии в Украину вместе с мужем приняла решение остаться в городе. Она вспоминает пустой Подол, отсутствие магазинов и ощущение нереальности случившегося 24 февраля 2022 года. Со временем Светлана уняла мысли и эмоции, вернулась на телевидение и снова занялась живописью. Леонтьева говорит, что впервые начала рисовать портреты и мечтает о морских пейзажах из любимого Крыма.
В эксклюзивном интервью «ФАКТАМ» Светлана рассказала о страхе первых дней большой войны, бессонных ночах начала мая 2023-го и своем отношении к россиянам.
— Светлана, как изменились ваши эмоции за почти полтора года полномасштабного вторжения россии в Украину?
— Пришло понимание, что мы эту войну еще не выиграли. Для меня самое трудное — жить в войне. Помню, что в первые дни вторжения у меня просто не укладывалось в голове осознание того, как это может быть. Было чувство нереальности. Когда многие говорили тогда, что война может затянуться на месяц — это казалось бесконечным. А теперь мы все уяснили, что это большая, жестокая война. К нам пришли изверги, которые хотят просто нас убить, уничтожить.
— Какое самое сильное воспоминание осталось от 24 февраля 2022 года?
— Это была какая-то заторможенность. Чувство замедленности во всем. Не верилось, что это происходит со мной. Я очнулась от того, что муж ходил по комнате. У него в руках был телефон, и он мне сказал: «Война». В то утро у меня был эфир, и я на него поехала. К сожалению, именно мне пришлось рассказать зрителям канала, что началась война. Помню, последний эфир я провела в 12 часов дня, а в два поехала с работы к семье сына — моему внуку тогда только исполнилось три с половиной месяца. Ехала и видела, как по улицам Киева ехала бронетехника в сторону Вышгорода. Потом с невесткой решали, что делать дальше. На следующий день сын отвез их к знакомым в Ровно, сам вернулся и записался в ТРО. И до сих пор занимается волонтерством.
— Вы не собирались уехать за границу?
— Знаете, организм удивительно реагирует на стресс. На третий день, когда был пик стресса, я не могла есть, пить, меня тошнило. Мы с мужем обсудили ситуацию и приняли вдвоем решение, что никуда не едем. Больше к этому не возвращались.
— Хотя ваша квартира в довольно опасном районе Киева — на Подоле.
— Подол начала вторжения — это мои самые ужасные впечатления первого месяца войны. Он просто вымер. Второй день большой войны мы не выходили на улицу. Вышли 26 февраля, и я была поражена пустотой. До вторжения на моей улице было просто нереально припарковать авто, а тут — совершенно пустынная улица, на которой стояло три машины: моя, моего мужа и соседки. Так было целый месяц. Ты выходишь на улицу — и нет людей!
Читайте также: «Свое зверское нутро россияне просто скрывали»: журналист-расследователь Станислав Ясинский о неизбежности российско-украинской войны
В первые дни перекрыли все мосты, работала только электричка, ходившая с правого на левый берег Днепра. Помню, когда, наконец, в центре Подола снова открылся супермаркет, он работал до трех часов дня. Очередь людей стояла на два часа! Они ждали хлеба — давали по одной булочке в руки. Полки стояли полупустые. Среди продавцов были волонтеры, которые помогали раскладывать товары. Но даже в этом был какой-то трогательный объединяющий момент.
— Тогда на Подол прилетало…
— Помню, что в первые дни вторжения в Киеве был объявлен комендантский час на несколько суток — ловили ДРГ. Мы тогда еще не знали, что на столицу надвигается «туча» диверсионно-разведывательных групп. Они были везде, и я их тоже слышала. У меня под окнами стреляли, я видела валявшиеся на улицах гильзы. Затем был прилет на Подол. Мы слышали громкий взрыв. Когда попали на то место, увидели дом, крыша которого была разрушена до основания. И даже тогда меня не покидало ощущение, что я будто в кино.
Читайте также: «Недалеко от нашего дома был прилет ракеты»: Юрий Горбунов о самых страшных днях войны и отношениях с сыновьями
— Вы ходили в укрытие?
— Рядом их не было. Можно было пойти в метро на Почтовую площадь, но это далеко и там пряталось очень много людей. Мы живем в старом доме с толстыми стенами, потому для защиты выбрали коридор и принцип двух стен.
— Как вы справлялись со своим психологическим состоянием?
— Я, пожалуй, и сейчас живу в состоянии депрессии. Думаю нам всем, кто остался в Киеве, нужно переключать свою нервную систему. Для меня это театр, кино, телевидение и живопись. Два раза я уезжала из Киева, и это было как профилактика. Ведь душевных ран мы не видим, но уязвимость от них очень существенная. Сейчас снова россияне осуществляют интенсивный терроризм против киевлян, каждый вечер нас обстреливают. С начала мая я почти не сплю. Поэтому, когда кто-то мне говорит о русской культуре, я понимаю, что никогда в жизни не буду к ней благосклонной, не буду слушать или восхищаться. Это просто безнравственно.
— Было время, когда вы работали на канале, тесно связанном с русскоязычными проектами.
— Однако, в известной степени, именно телеканал «Интер» был частью того, что нас отсоединило от Советского Союза. Потому что он перестал транслировать в Украине программу «Время», которую на тот момент смотрели почти все. На канал сыпались проклятия за то, что мы лишили возможности смотреть московскую программу, но это дало возможность появиться украинским новостям. Только сейчас мы отдаем себе отчет в том, насколько целенаправленной была программа русификации и уничтожения нашей истории. Мы показывали московских звезд, забывая о своих. То же самое в кино, музыке. В это вкладывались огромные деньги!
Читайте также: «Каждые пять дней у меня была истерика»: Неля Шовкопляс об испытаниях последнего года
— Сможем ли когда-то простить россиян?
— Считаю, если кто-то имеет паспорт с двуглавой курицей, он причастен к этому государству. Значит, ее поддерживает. Россияне все как один должны быть унижены, разбиты, уничтожены морально и духовно со всем их имперским нарративом и «великой русской культурой», потому что московиты — бескультурные бандиты, террористы и воры! Они должны встать на колени, просить прощения у украинцев, а мы еще подумаем. Кстати, музыку немецкого композитора Рихарда Вагнера в Израиле не исполняют до сих пор. Молодые немцы и сейчас несут на себе груз той войны. Точно так же сейчас русский язык становится токсичным во многих странах мира. И моя задача как публичного человека сделать так, чтобы люди, распространяющие русскую культуру, чувствовали, что это аморально. Это московиты зашли на территорию независимого государства, чтобы убивать и похищать наших людей.
— Все мечтают о Победе. Что будете делать в этот день?
— Понятно, что все мы будем плакать. Но самое первое, что бы я хотела сделать — поехать в Крым.
Ранее известный композитор, народный артист Украины Павел Зибров рассказал, откуда черпает вдохновение для создания новых песен и как собирается праздновать нашу победу.
Читайте также: «Услышав гул самолетов, я просто заслонила дочку собой и так лежала, не могла пошевелиться»: Наталка Карпа об испытаниях войной
Проект «Репортеры на войне» создан при участии CFI, Французского агентства по развитию СМИ, в рамках проекта Hub Bucharest при поддержке Министерства иностранных дел Франции.
Фото предоставлены Светланой Леонтьевой