Происшествия

«все. Это мой последний год… « — вдруг заплакал в день своего 50-летия, незадолго до гибели в авиакатастрофе под салониками, заместитель министра статистики игорь иванченко

0:00 — 15 декабря 2007 eye 289

17 декабря исполняется ровно десять лет, как по вине греческих

авиадиспетчеров разбился украинский самолет Як-42,

на борту которого находились 66 пассажиров и 8 членов экипажа

Владимир ШУНЕВИЧ

«ФАКТЫ»

Долгое время в случившемся обвиняли украинскую сторону. Дескать, рейс организовали впопыхах. В самый последний момент заменили самолет, на который посадили экипаж, якобы не имевший достаточного опыта.

В Украине же было много разговоров о том, что причиной катастрофы стало отсутствие в международном аэропорту(!) посадочного радара. И только специалисты знали, что в горных условиях локатор — не панацея, радиолуч отражается от неровной поверхности земли, а самолет, если видимость плохая, на подлете к аэропорту ведут спутниковая система и авиадиспетчеры.

Лишь два с половиной года назад Верховный суд Греции признал, что беда произошла из-за невнимательности двух диспетчеров, которые получили по пять лет лишения свободы, и тем самым оправдал украинских летчиков.

«Игорь прилетел в Киев, чтобы принять участие в подготовке визита в Украину президента Греции»

После гибели бывшего замминистра статистики, руководителя торгово-экономической миссии при посольстве Украины в Греции 50-летнего Игоря Иванченко у его матери Натальи Петровны отнялись ноги. В их семье, как рассказала Наталья Петровна «ФАКТАМ», состояние тревоги и нехорошие предчувствия поселились задолго до катастрофы. Неужели судьбой человеческой действительно кто-то управляет и посылает предупреждающие сигналы?

- В то время Игорь с семьей уже полтора года жил и работал в Греции, руководил торгово-экономической миссией при нашем посольстве в Афинах, — вспоминает Наталья Иванченко.  — А в Киев прилетел неожиданно. Сказал, что принимает участие в подготовке визита в Украину президента Греции.

За границу же попал по весьма прозаической причине. В 90-е годы у работающих за границей зарплата была значительно выше, чем на родине. Даже выше, чем у замминистра статистики — на этой должности сын работал до отъезда.

Детство у Игорька было нелегкое. Его отец, мой первый муж, прошел войну от Москвы до Вены. А через несколько лет вдруг оказался без работы. Его, прекрасного военного радиоинженера, демобилизовали. И он не смог пережить такого перелома. Начал пить!

Спасибо, наш родственник поэт Максим Рыльский помог ему устроиться в Институт физики. Но пагубная привычка уже переросла в болезнь. Говорила Максиму Тадеевичу: «Не давайте мужу водки, ему нельзя!» Но Рыльский и сам любил выпить. Только он после этого веселел, впадал в лирику. Говорил: «Якби я не пив, то й вчршчв таких не писав би. Он Тичина не п'х, то хто його тепер читах?» А мой Андрей становился агрессивным. Пришлось расстаться.

- Так вы тоже родом из Романовки Житомирской области, как и Рыльский?

- Ну да!.. Его мама, баба Меланка, приходилась родной тетей моей маме. А дед Тадей, его отец, был польским помещиком. Но очень уважал простой народ, учил крестьян и их детей грамоте. И когда влюбился в Меланью — простую девушку, — шляхетская родня от него отказалась. Он же все равно женился. После революции отдал свое имение под школу.

Когда Максим стал знаменитым — всей родне помогал. Кто-то построит хату — он обязательно что-то из мебели подарит или деньги. Галантный очень был, женщинам ручки целовал. А сельские же бабы к этому не привыкли, краснели! Помню, приехал дядько Максим как-то с Остапом Вишней в село. Мама пригласила их в хату поесть горячего борща. И приговаривает: «Гарний борщик, наш укращнський… У столицч такого не варять». «Е-е…  — поднял указательный палец Максим Тадеевич.  — Не укращнський, а укращнський радянський борщ треба казати!»

За чаркой он поведал, как чуть не загремел в тюрьму, когда его обвинили в национализме. Да сообразил написать стихотворение, посвященное Сталину. И от него отстали. А Остапа Вишню посадили.

«Сын служил в авиации,

но летать никогда не мечтал»

- Извините, я отвлеклась…

- Ну почему же, хорошо иметь интересных, добрых родственников…

- Но не терять. Сынок у меня единственный. И пожить-то толком для себя не успел, то учился, то диссертации писал да статьи по вечерам. Поднимала я его практически сама. Работала заместителем главного бухгалтера у Бориса Евгеньевича Патона, а по вечерам — кассиром в гаражном кооперативе.

Игорь рос серьезным мальчиком. Понимал, что мне трудно. Хорошо учился и в школе, и в институте. Потом год служил в армии — в авиации. Там возмужал, но об армии отзывался не очень хорошо.

- И даже романтика авиации его не прельщала?

- Вы знаете, нет. Он служил на земле. Но в небо, как другие мальчишки или юноши, не рвался. Любил плавать на лодке. У нас дача была на Днепре. В селе еще мальчишкой во время каникул научился ездить на мотоцикле. Лихо гонял. Тот мотоцикл я так и оставила в Романовке родственникам, боялась, что в городе Игорь начнет ездить и разобьется.

Вообще, сын был жизнерадостным, целеустремленным человеком, оптимистом. Всегда меня успокаивал, если я из-за чего-нибудь волновалась.

Женился первый раз неудачно. Зато с Ларисой ему повезло. Она родила ему двух мальчиков. Как он радовался! Сам купал, пеленки стирал! А когда подросли, по субботам брал к себе на работу — там компьютеры, аппаратура разная — их учил, и сам учился. С гордостью рассказывал о нашем знаменитом родственнике. И каждое лето возил их на море. Словом, мой сын был счастлив, ни на что не жаловался, не ныл.

«Премьер Валерий

Пустовойтенко собирался

назначить сына министром экономики»

- А вот в конце жизни… Господи, мне до сих пор не верится, что его нет, кажется, что улетел…  — говорит Наталья Петровна.  — В том же 1997 году, 2 апреля, Игорю исполнилось 50 лет. Здоровый, красивый, веселый. Но во время застолья неожиданно всплакнул: «Все, жизнь кончилась. Это мой последний год». Мы поначалу подумали, что это неудачная шутка. Оказалось, накануне юбилея он увидел плохой сон. Аж проснулся от собственного крика. Какой — так и не признался. В тот вечер он быстро взял себя в руки, и вскоре этот эпизод мы забыли.

И вот в декабре он неожиданно позвонил, что прилетает в среду, обещал приехать ко мне часов в одиннадцать. Приехал поздно вечером. Сказал, что добирался из Афин окольными путями, потому что прямой рейс только по понедельникам и пятницам, а его в Киев срочно вызвало начальство — для подготовки визита в Украину президента Греции. Сообщил еще, что его собираются назначить министром экономики. Премьером тогда был Валерий Пустовойтенко.

Утром за сыном пришла машина, вернулся снова поздно. И так целую неделю. А в свой последний вечер после визита греческого президента вернулся темнее тучи. Я боялась спрашивать, чувствовала, что какие-то неприятности.

Улетать мой Игорь тоже должен был окольным маршрутом через Салоники. Утром я увидела, что настроение у сына не улучшилось. Я даже слышала, как, бреясь в ванной, он простонал: «Мамочка, помоги… » Но ничего не рассказал. «Мужайся, сынок, — говорю ему.  — Все наладится. Не бери в голову… »

Он вроде бы успокоился, позавтракал со мной и уехал в аэропорт.

Мне в те дни тоже было как-то не по себе. И вот уехал мой Игорь, ждала я целый день звонка, сама звонила в аэропорт, сын оставил мне телефоны. А в ответ: «Не волнуйтесь… »

А вечером по телевизору сообщили о катастрофе. Ночью позвонила Лариса и сказала, что Игоря больше нет. Потом ко мне почему-то приехали следователи и прокурор. Говорили, что его тело нашли аж через неделю. Самолет разбился в горах, в труднодоступной местности. Перед отъездом сына я сняла с себя золотой крестик на цепочке и отдала ему — чтобы 1 января в день рождения внука был подарок от бабушки. Еще дала сыну большую сумму в долларах — дети сдавали свою квартиру иностранцам, и те уплатили наперед за полгода.

… Меня пригласили на опознание. Но это было выше моих сил. Поехал сотрудник из посольства. Что там похоронили в закрытом гробу на Байковом, не знаю.

Через некоторое время Лариса с младшим сыном вернулась в Киев. А старший остался в Греции — учится в вузе и работает на фирме.

Я же все эти годы держалась как могла. К трудностям привыкла с детства. Шестилетней девчушкой пережила голодовку. Две старшие сестры уже работали в колхозе. И однажды, когда с едой стало совсем плохо, мама сказала: «Вы работаете, вас надо поддержать, а эта (показала на меня) пусть умирает… » Мама потом каялась: «Прости, доченька, это у меня тогда от голода и горя разум помутился». Это было после того, как уполномоченные по хлебозаготовкам отобрали у нас два маленьких кулька с ячменем. И кто вы думаете? Свои же отобрали, сельские родственники!

Но вот выжила, как видите. И была счастлива, пока был сын. А потом у меня отказали ноги. И который год уже лежу.